Поль Магален - Кровавая гостиница
Филипп приложил руку под козырек и попрощался с Флоранс:
– До свидания, полковница!
Обнимая сестру, поручик проговорил:
– Тебя я благодарю от всей души и целую в обе щечки. А ты — хитрая штучка: поняла мое сердце, когда я еще только прислушивался к его незнакомому лепету! Злая ты — доказала мне, что я человек, в то время как я считал себя только солдатом!
И, указав на кровать, он прибавил:
– Прежде всего советую тебе… — Тут он остановился, заметив изумление Флоранс, проследившей за его жестом, и обратился уже к ней: — Сестренка расскажет вам обо всем, моя нечаянная милая женушка! Тот, кто спит за этой занавеской, держит в своих ручонках мое повышение… Очень возможно, что наш первенец будет сыном капитана!
Филипп снова подошел к Флоранс. Держась за руки, они обменивались какими-то словами, которые, кроме как для них самих, не имели никакого значения, когда снизу снова раздался тоненький голосок Жервезы:
– Гражданин поручик, лошадь бьет копытом…
Офицер немедленно бросился к лестнице, крикнув на ходу:
– До свидания, мои милые!
Девушки следили из окна за отъездом молодого влюбленного. Послав им воздушный поцелуй, он пришпорил коня и исчез за поворотом.
Подруги остались одни. Флоранс кинулась обнимать Денизу, пересыпая нежными поцелуями тысячу раз повторенные восклицания:
– Сестра! Моя добрая сестра! Дорогая сестра!
– Так ты его любишь? — спросила Дениза так, будто была матерью избалованной ласками дочери.
Девочка потрясла головой:
– Не брани меня, милая… Знала ли я еще вчера свое сердце?
На лице кружевницы появилась печаль: она лучше, чем кто-либо, знала, как быстро любовь овладевает девственно-чистым сердцем. В следующую минуту в комнате послышался слабый стон.
– Что это такое? — спросила Флоранс.
– Это наш новый жилец, — ответила Дениза, направляясь к кровати.
Занавески зашевелились, и девушка протянула руку, чтобы откинуть их, но Флоранс остановила подругу:
– Ради самого Неба, скажи мне, кто этот новый жилец?
– Ты сейчас сама все увидишь, — ответила хозяйка с улыбкой.
Коротко она пересказала девушке то, что узнала от брата. Слушая эту историю, Флоранс с каждой минутой становилась все бледнее. Она стояла не шевелясь, не смея ни взглянуть, ни вымолвить хоть слово. Только когда Дениза сказала о пользе, которую правосудие хочет извлечь из показаний неизвестного мальчика, рыдание вырвалось из груди девушки…
– Что с тобой? — спросила дочь сторожа, изумленная и испуганная такой реакцией на свои слова.
С постели донесся стон. Откинув вновь заколыхавшуюся занавеску, Дениза испустила крик удивления, на который Флоранс отозвалась глубоким болезненным вздохом. Ребенок наполовину приподнялся и, вытянув шею, будто бы прислушивался к знакомым звукам. Упираясь руками о край широкой кровати, он нагнулся вперед, и его глазки принялись тревожно блуждать вокруг, пока, наконец, не остановились на бледном личике юной девушки. Щеки больного зарделись, словно в лихорадке, и губы затряслись. Казалось, слова готовы были вырваться из сдавленной груди, но спазм сковал горло ребенка, и головка его опять опустилась на подушки.
Флоранс Арну отшатнулась от кровати, как от страшного видения. Дениза взяла ее за руку и воскликнула:
– Господь милосердный! Он словно узнал тебя, милая!
Посмотрев на бледную перепуганную девушку, кружевница прибавила:
– Ты тоже знаешь его!
Быстро вернувшись к действительности, Флоранс ответила:
– Знаю? Я? Ты ошибаешься!
Сестра поручика продолжала настаивать на своем:
– Нет, не ошибаюсь… Впечатление, которое ты произвела на ребенка своим видом и голосом… То, что ты ощутила сама…
Девушка с болезненной улыбкой произнесла:
– Моя бедная Дениза, ты помешалась…
– Помешалась! Возможно, но есть от чего, а безумцы порой бывают прозорливы…
Крепко схватив Флоранс за руку, Дениза сухо проговорила:
– Этот ребенок толкует о какой-то женщине, спасшей его в ту зловещую ночь, когда было совершено ужасное преступление, одно воспоминание о котором возбуждает в нем ужас…
Флоранс прошептала:
– Эта женщина не я, клянусь тебе! Я не понимаю…
– Не понимаешь, что мы с братом ищем убийц моего Гастона? Не понимаешь, что я овдовела? Не понимаешь, что у меня убили мужа, украли сына и что я должна отомстить за одного и отыскать другого?
Дениза, казалось, позабыла, что ее Жорж находится во власти Жозефа Арну, как он сам заявлял, и в гневе трясла несчастную девушку.
– Успокойся, ради самого Неба! Мне больно! — умоляла Флоранс.
– А мне еще больнее! — воскликнула кружевница. — У меня разбито сердце!
Дениза выпустила руку подруги и, закрыв лицо руками, разразилась рыданиями. Флоранс обняла страдающую девушку, и их слезы смешались.
– Если бы Господь только потребовал моей крови, чтобы вернуть тебе то, что ты потеряла… — прошептала младшая.
Ребенок, послуживший причиной этой мучительной сцены, казалось, ничего не слышал и опять погрузился в свою загадочную бесчувственность. Дочь сторожа говорила сквозь слезы:
– Если ты хочешь быть женой Филиппа, если хочешь, чтобы я называла тебя сестрой, признайся мне во всем, пусть даже правда будет еще горше сомнений, которые меня терзают!
Потом, переходя от просьбы к угрозе, она прибавила:
– Твой рассудок не омрачен, как у этого несчастного мальчика. Берегись! Правосудие сумеет вырвать признание, в котором ты мне отказываешь.
Последние слова Денизы указали Флоранс на ужасные и неизбежные последствия признания. Высвобождаясь из объятий подруги, последняя сказала:
– Пусть будет так! Разрушь мою свадьбу, разбей мое сердце. Если хочешь, прикажи арестовать меня человеку, с которым сейчас сама обручила…
Девушки пристально смотрели друг другу в глаза, и Флоранс твердо произнесла:
– Я готова поклясться перед судом, что ребенок, который спит на этой постели, мне не известен.
Убежденная выражением лица и голосом подруги или угадывая благочестивое чувство, побудившее Флоранс солгать, Дениза взглянула на девушку с глубокой жалостью и, привлекая к себе, проговорила:
– Иди сюда, теперь мы сестры больше, чем когда-либо прежде, благодаря несчастью, которое давит нас обеих.
Подруги с минуту посидели обнявшись, после чего Дениза сказала:
– Я сдержу обещание, данное брату. Если Небу угодно, чтобы вы были счастливы в будущем, моя совесть не упрекнет меня в том, что я помешала этому свершиться.
Кружевница села за стол и, написав несколько строк, подала бумагу Флоранс со словами:
