Джеймс Чейз - Что лучше денег?
Если он выживет, я должен буду сделать заявление. Теперь у меня нет никаких отговорок. Сарита уже не беспомощная, скоро она начнет ходить.
Может быть, он не выживет. Мне оставалось только ждать. Если он умрет, я окончательно избавлюсь от этого кошмара.
Но если он выживет…
IIСледующие шесть дней были для меня сплошным адом.
Пресса быстро подхватила перипетии напряженной борьбы врачей за жизнь Вазари. Ежедневно публиковался бюллетень. Был день, когда я испытал облегчение при виде заголовка: «Гангстер умирает». Назавтра та же газета сообщала: «Джинкс Мэндон продолжает жить. Врачи сохраняют надежду».
На шестой день я увидел заголовок: «Один шанс из ста, что операция спасет жизнь гангстеру». В газете сообщалось, что один из самых знаменитых хирургов Нью-Йорка сделает Мэндону операцию, используя последний шанс спасти ему жизнь. Хирург сказал, отвечая на вопросы журналистов, что вероятность успешного исхода очень невелика. Операция будет настолько сложная, что она привлечет внимание врачей во всем мире.
Я так углубился в чтение, что не сразу услышал голос Сариты:
— Джефф! Я уже второй раз к тебе обращаюсь. Что с тобой?
Я положил газету.
— Извини, дорогая, я зачитался. Что ты говорила?
Я с трудом выдержал ее недоуменный взгляд.
— Что-нибудь не так, Джефф?
Она сидела напротив меня за столом, накрытым для завтрака, в своем кресле на колесиках. Выглядела она хорошо, и ей уже не терпелось встать на ноги.
— Не так? Да нет же, все в порядке.
— Ты уверен, Джефф? — Ее спокойные серые глаза ощупывали мое лицо. — В эти последние дни ты такой нервный. Ты меня беспокоишь.
— Прости. Столько забот с этим мостом, что голова пухнет. — Я поднялся из-за стола. — Надо ехать в контору. Вернусь около семи.
Я должен был встретиться с Джеком на строительной площадке, чтобы присутствовать при установке первой балочной фермы.
Пока мы ждали, Джек спросил:
— Тебя что-нибудь тревожит, Джефф? В эти последние дни ты какой-то словно чокнутый.
— Наверно, волнуюсь больше, чем ты. Я и впрямь вымотался с этим мостом.
— Ну и зря. Все идет как по маслу.
— Знаю. Должно быть, такой уж у меня беспокойный характер.
Он заметил какую-то оплошность со стороны десятника, руководившего установкой фермы, выругался сквозь зубы и пошел к рабочим.
Надо следить за собой, подумал я с тревогой. Напряжение начинало сказываться.
Через два дня наступила развязка. Газеты сообщили, что операция прошла успешно и теперь жизнь Мэндона вне опасности. Через неделю его доставят на самолете в тюрьму Санта-Барбы. Как только он достаточно окрепнет, его будут судить за убийство Римы Маршалл.
Когда я прочитал это в вечерней газете, которую мы выписывали, у меня в глазах помутилось.
Вот и все! Вазари выжил, и теперь, если я не открою правду, суд приговорит его к смертной казни.
Я взглянул на Сариту, которая читала. Мне очень хотелось рассказать ей всю правду, но что-то меня удержало.
Ждать больше нельзя. Завтра я должен ехать в Санта-Барбу и рассказать Киэри все с самого начала. Он должен немедленно начать розыски Уилбура.
— Да, чуть не забыл, — сказал я как бы между прочим, — завтра еду в Сан-Франциско на пару дней. Надо договориться насчет поставок стали.
Сарита с удивлением взглянула на меня.
— Завтра? Конечно, Джефф, поезжай, но почему так неожиданно?
— Поставки задерживаются, — соврал я. — Джек хочет, чтобы я поехал. Я только что вспомнил.
Когда она легла спать, я позвонил Джеку в его высотные апартаменты.
— Надо поговорить со Стовеллом, — сказал я. — Завтра еду в Сан-Франциско. Сталь поставляется с задержками.
— С задержками? — переспросил он с удивлением. — Мне казалось, они работают как часы. Сталь поступает бесперебойно в необходимых количествах.
— Все равно я хочу поговорить со Стовеллом. Контору можно оставить на Теда.
— Ладно, будь по-твоему. — В его голосе я уловил нотки недоумения. — Сейчас у тебя нет запарки.
Той ночью, лежа в постели, я ломал себе голову над тем, как поведет себя Киэри, когда услышит мой рассказ. Арестует меня сразу или сначала проверит факты? Что сказать Сарите завтра утром, когда я буду уходить из дому? Сказать, что она, возможно, больше меня не увидит? Рассказать ей правду?
Какой для нее будет удар, если меня арестуют и мы больше не увидимся! Я понимал, что должен сказать ей правду, но не мог заставить себя сделать это.
Всю ночь я пролежал в темноте, не сомкнув глаз, и когда за открытым окном начало светать, я все еще не знал, как поступить. В конце концов, уже одеваясь, я решил, что вначале пойду в полицию.
Днем чуть позже четырех я вошел в здание городской полиции Санта-Барбы. Дюжий сержант сидел за столом в дежурной части, засунув в рот конец ручки. Он равнодушно взглянул на меня и спросил, что мне нужно.
— Я хотел бы видеть инспектора Киэри, с вашего позволения.
Он вытащил изо рта ручку, подозрительно осмотрел ее и положил на стол.
— Как мне доложить?
— Меня зовут Джефферсон Холлидей. Он меня знает.
Его большая рука зависла над телефоном, но затем, словно бы решив не утруждать себя звонком, он пожал плечами и кивнул в сторону коридора.
— Третья дверь налево. Ступайте.
Я пошел по коридору, остановился у третьей двери налево и постучал.
— Заходите, — рявкнул Киэри.
Я открыл дверь и втиснулся в клетушку, где едва хватало места для письменного стола, конторского кресла и стула с прямой спинкой. Киэри сидел за столом, развалившись в кресле и читая газету. Когда он увидел меня, его маленькие глазки округлились. Он отложил газету и откинулся на спинку кресла, которое скрипнуло под его тяжестью.
— Ба, кого я вижу! — воскликнул он. — Вот не ожидал! Присаживайтесь, мистер Холлидей. Добро пожаловать в Санта-Барбу.
Я сел прямо перед ним.
— Ваше счастье, что вы меня застали, мистер Холлидей, — сказал Киэри, вытаскивая свою неизменную жвачку. — Сегодня, слава богу, я работаю последний день. Думаю, что за тридцать пять лет в полиции я заслужил свой отдых. Понимаю, что скучновато будет, на нашей дерьмовой пенсии далеко не уедешь. У меня есть домик на море и жена, как-нибудь проживу. Как с мостом?
— Все в порядке.
— А как себя чувствует ваша жена?
— Прекрасно.
Он сунул жвачку в рот и задвигал челюстями.
— Ну что ж, рад это слышать. — Он привалился своей широкой спиной к спинке кресла и вопросительно посмотрел на меня маленькими цепкими глазками. — Вы здесь по какой-то особой причине, мистер Холлидей?
