Леонид Шифман - Побег на Альфу Центавра (сборник)
– Мое отношение к нему вряд ли можно назвать объективным.
– А я и не жду от вас объективности. Меня интересует ваше мнение, а не объективная характеристика, в которую я бы все равно не поверил. Я уверен, что человек – это совокупность мнений о нем. Так что вы можете сказать? Он вам понравился?
– Должен был понравиться. – начала объяснять я не столько для своего шефа, сколько для себя, – внешность его достаточно привлекательна. Держался он свободно, но без излишней раскованности. Его версия была логична. Хотя проверить ее мы вряд ли сможем. Но почему-то я больше склонна верить Рут, хоть и не чувствую никакой энергетики ни в этих картинах, ни в других.
– Не чувствуете?
– Нет, Генри, – вздохнула я, – видимо, искусство живописи не способно меня настолько пронять.
– Что ж, не обратиться ли нам к специалисту? – задал Генри вопрос, ответ на который был очевиден.
– К художнику? Искусствоведу? – уточнила я, чтобы не дать ему надолго замолчать в привычной своей задумчивости.
– К криминалисту, – услышала я неожиданный вариант ответа.
– Но все картины прошли тщательную экспертизу, что еще можно определить? Да и кто захочет этим заниматься? – удивилась я и подкрепила свое удивление соответствующей интонацией.
– Есть у меня на примете такой человек, – усмехнулся Генри, – не уверен, что с большим желанием, но на просьбу мою он, скорее всего, откликнется. Вы помните Патрика Горвица?
– Еще бы! Он все еще работает в полиции?
– Не совсем в полиции, – поправил меня шеф, – он, как я уже сказал, эксперт-криминалист. В молодости он хотел посвятить жизнь живописи и действительно, говорят, неплохо рисовал, хотя его увлечение искусством осталось всего лишь увлечением, а профессией стала довольно странная наука. Он автор нескольких замечательных изобретений, которые помогли и полицейским, и историкам, и искусствоведам решать их загадки. Возможно, его методы помогут и нам разобраться с тайной этих подозрительных картин, конечно, если эта тайна действительно существует.
– Я его хорошо помню, и еще помню, что он – ваш должник, а значит, мы действительно можем рассчитывать на его помощь.
– Я бы еще добавил, что он – мой друг, а какие счеты между друзьями? – добавил Генри с улыбкой и взялся за телефон.
Патрик Горвиц появился в нашем офисе через пару часов. Генри не стал в телефонном разговоре вдаваться в подробности, поэтому его друг был заинтригован, и вопросы посыпались, едва он переступил порог.
– Что произошло, Генри? Откуда интерес к моим юношеским увлечениям? И при чем тут моя коллекция картин?
– Погоди, – остановил его мой шеф. – Сейчас я все тебе объясню, а ты, надеюсь, не откажешь нам в помощи, на которую мы рассчитываем.
– Сделаю все, что в моих силах.
– Тогда скажи, что ты знаешь о Джозефе Ламберте, нет ли в твоей коллекции его картин?
– Ламберт был талантлив, но его картин у меня нет. Он внезапно умер в прошлом году, я не успел приобрести ни одного его полотна, а сейчас это мне уже вряд ли по карману, – в последних словах Патрика Горвица явно прозвучало сожаление.
– Ты был на его посмертном вернисаже? – продолжил свои вопросы Генри.
– Конечно. Замечательная и необычная экспозиция.
– Николь, напомните мне названия картин, которые нас интересуют.
– «Ожидание», «Боль» и «Надежда», – сразу ответила я.
– Да, совершенно верно, – продолжил Генри, – именно эти картины ты должен посмотреть еще раз и не только как любитель живописи, но и как эксперт.
– Ты подозреваешь, что это подделки? Это несерьезно. Такого просто не бывает.
– Может, ты и прав, но я тебя попрошу сделать все, что только доступно экспертизе. Возможно, ты ничего и не обнаружишь, но все же…
– Но кто мне разрешит взять картины на проверку, или есть постановление? – заинтересовался наш гость технической стороной проблемы.
– Нет, расследование частное, полиция не захотела этим заниматься, – вынужден был признать мой шеф.
– Думаю, у тебя есть достаточно серьезные основания… – начал рассуждать Горвиц.
– Если только здравый смысл и интуицию можно считать таковыми, – остановил его Генри.
– Как, по-твоему, я могу взять полотна на экспертизу? Попросить их владельца?
– Этого уж точно не стоит делать. А разве ты не хотел бы приобрести картины Ламберта?
– Ты представляешь, сколько они теперь стоят? К тому же, ты подозреваешь, что с ними что-то не так.
– Я мог бы, пожалуй, вложить в это свою долю. Уверен, что потом картины можно будет продать и даже заработать на разнице, – этих слов я уж точно не ожидала услышать.
– А если это действительно подделки? – попытался внести ясность Патрик.
– Их уже тщательно проверяли, – спокойно возразил Генри, – представляешь, какой это уровень?! Плюс хвост сплетен и легенд, который потянется за подделками. Думаю, что они смогут подняться в цене выше подлинников.
– Что ж, давай, попробуем, – все же неуверенно, как мне показалось, закончил разговор Патрик Горвиц.
* * *Через неделю мистер Горвиц позвонил нам и сообщил, что ему удалось купить две из трех нужных нам картин. Третью картину, ту, что называлась «Надежда», владелец продать отказался.
– Но, понимаешь, – говорил он, уже находясь в нашем кабинете, – самое странное, что именно в этой картине я просто визуально, без всяких приборов обнаружил изъян.
– Изъян?
– На листе бумаги, который изображен в центре картины, есть небольшое, словно грязное, пятнышко. Более того, оно имеет правильную форму и представляет собой, по-видимому, насколько это можно разглядеть через лупу, квадрат со стороной чуть больше миллиметра, причем не нарисованный на листе бумаги, а как бы нанесенный на холст, то есть, я хочу сказать, его стороны параллельны раме.
– Может, так и задумано было художником? – высказала я свое предположение.
– Что вы, Николь, картина ведь называется «Надежда»! – решительно отмел мое предположение Патрик.
– Теперь мы будем с нетерпением ждать результатов твоей экспертизы! – возбужденно сказал Генри.
Мэриэл Адамс продолжает комментировать событияКогда мне позвонила взволнованная Николь и сообщила о том, что обнаружил Патрик Горвиц, я была удивлена не меньше ее.
– Но, послушай, сказала я, неужели это пятнышко не видели те эксперты, которые проверяли работы на подлинность?
– Я тоже его не видела, – ответила мне Николь, – это всего лишь крошечное затемнение. Если бы не его форма…
– Но специалисты рассматривали картину! Наверняка, они это делали хорошо вооруженным глазом! – не могла я успокоиться.
– Да, но они ведь не рассматривают под микроскопом, или что там у них применяется, всю картину, они берут фрагмент, который и исследуют на принадлежность кисти определенного художника. Если часть картины, причем выбранная произвольным образом, принадлежит кисти Ламберта, то почему они должны думать что остальное писал не он? Видимо в исследовательское поле попал фрагмент, не включающий этот изъян.
