Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)
— Не ваш ли это коллега постарался? С «штатским» он явно переборщил.
Инспектор Станислав Оутс даже не подумал улыбнуться в ответ.
Глава 14
Кот в мешке
— Как можно не иметь телефона в таком громадном доме! — ворчал инспектор, возвращаясь от соседей после короткого телефонного звонка. — Конечно, этот след и рисунок — чья-то глупая шутка. Будем надеяться. Правда, обычно такие шутники пишут письма, а вот когда они начинают лезть в дом — это уже перебор, извините меня. Я распоряжусь измерить и сфотографировать след, а потом прикажу кому-нибудь обыскать владения — нет ли где таких же следов. Это все стандартные процедуры, мистер Фезерстоун, и скорее всего — пустая трата времени.
— А что, если это была не шутка? — медленно проговорил мистер Кэмпион. — Вы когда-нибудь видели такой символ, Станислав? Он вам знаком?
Инспектор подозрительно взглянул на приятеля. Он уже давно усвоил, что эти предположения Кэмпиона, брошенные словно бы невзначай, вовсе не так уж глупы, поэтому всерьез обдумал его вопрос.
— Ничего подобного не припоминаю. Вроде немного смахивает на метки, какие оставляют бездомные, но такого я никогда не видел. Обычно у них с собой красный и белый мел, — пояснил он Маркусу. — Метки означают, есть в этом квартале чем поживиться или нет. Что-то вроде масонских символов. Конечно, эта штука может быть цифрой 18, но что она значит? Белиберда какая-то. А вам, Кэмпион, о чем говорит рисунок? Вы же у нас ходячая энциклопедия.
Молодой человек помедлил с ответом.
— Может, я несу чушь, но мне кажется, что это буква «Б». Я однажды видел, как ребенок пишет алфавит — в детском уме отпечатались только внутренние пустоты букв. Буква «А», например, представляла собой треугольник и некое подобие воротец для крокета. Вот так. — Он вытащил из кармана конверт, начертил на нем символ и показал друзьям.
Маркусу идея Кэмпиона явно не приглянулась, а вот инспектор, сам любящий отец, сразу оживился.
— Да, запросто, — закивал он. — Когда вы сказали, я тоже вспомнил, что дети часто так изображают буквы. Вот только в нашем случае это вряд ли был ребенок. Видели ли вы когда-нибудь такую ножищу? Попрошу сделать для меня слепок — на память.
Все трое решили обойти дом и взглянуть на клумбу поближе. Станислав незадолго до этого велел накрыть отпечаток ноги газетными листами, придавив их по углам камнями.
— Художник — мужчина, — сказал он. — И весьма увесистый, хотя ему и пришлось перенести вес тела на одну ногу, чтобы добраться до окна.
— Почему же он был босиком?! — выпалил Маркус чуть ли не со злостью. Как свойственно представителям его профессии, все иррациональное скорее раздражало его, нежели привлекало.
Инспектор присел на корточки, осмотрел клумбу и вдруг просиял.
— Он был в носках! Точнее, в гамашах — только пятка прикрыта. Смотрите, тут остались грубые шерстяные нитки. Я прикрою, если не возражаете. — Он положил газету на место и выпрямился. — Похоже на босяка, о котором говорил старик Боудитч.
— Точно! Уж не хозяин ли это нашей фетровой шляпы? «Таинственный бродяга подает знак о соучастии в загадочном преступлении».
Инспектор буквально замер на месте: новая версия заиграла в его уме всеми гранями и открывающимися возможностями. Он на секунду обратил на Кэмпиона задумчивый взгляд, но тут же опомнился и помотал головой.
— Нет, овчинка выделки не стоит. Надо сосредоточиться на главном. Не беспокойтесь, — сказал он Маркусу, — мы внимательно изучим все улики и проработаем все версии следствия. Это стандартные процедуры, которые отнимают массу времени. Все самое приятное доверяю вам, Кэмпион, — со злорадной ухмылкой добавил инспектор. — Гадайте себе на здоровье. Вчера около полуночи я отозвал охрану, но сегодня опять их приглашу. Нечего тут всяким босякам разгуливать и попусту тревожить семью. Мы теперь — сама деликатность и чуткость, знаете ли.
Они вошли в дом с черного хода и оказались в небольшом коридоре, параллельном главной лестнице.
— Вообще-то я пришел переговорить с мистером Уильямом Фарадеем, — заметил инспектор, наблюдая, как остальные снимают плащи. — Он дома?
На лице Маркуса появилось слегка сконфуженное выражение.
— Мистеру Фарадею нездоровится. Он у себя в комнате. Вам обязательно его видеть?
Инспектор улыбнулся, но не отступил.
— Да, обязательно. Если хотите, вы оба можете присутствовать при нашем разговоре. Нынче любой имеет право позвать адвоката, когда его допрашивает полиция.
Кэмпион взглянул на Маркуса.
— Как мы с тобой сегодня договорились, я выдал инспектору всю информацию о мистере Фарадее, которую тот не счел нужным сообщить на первом слушании. Полагаю, беседа с инспектором — в его интересах.
Встревоженное выражение не исчезло с лица Маркуса.
— Мистер Фарадей у себя в комнате, — повторил он. — Пойду скажу ему, что вы пришли. Инспектор, вы ведь снимете плащ? А то с вас прямо течет.
Он поспешил наверх, и Кэмпион помог инспектору раздеться. Тот хохотнул.
— Вы напрашиваетесь на неприятности, дружище! Хотите угодить и вашим, и нашим? Что ж, не буду мешать: у вас наверняка есть на то причины.
— И весьма веские, уверяю, — сказал Кэмпион. — Я исхожу из проверенной временем теории: если человек невиновен, чем больше он говорит, тем лучше. Мой дорогой друг, этот старикан за две войны даже кролика не пристрелил — с чего бы ему начинать теперь? Он наверняка что-то скрывает, но к убийству он причастен не больше, чем я.
Инспектор хмыкнул, однако промолчал: к ним уже шел Маркус.
— Мистер Фарадей у себя, сидит у камина в домашнем халате и жалуется на плохое самочувствие. Я посоветовал ему непременно с вами побеседовать и даже упомянул, что вы любезно разрешили нам с Кэмпионом присутствовать при разговоре, но он все равно не желает спускаться. Можете сами подняться к нему?
— Конечно, могу! — с облегчением воскликнул инспектор. — Прямо сейчас и поднимусь.
Дядя Уильям сидел у камина; на нем был халат необычайно веселенькой расцветки, белые волосы стояли практически дыбом, а пышные усы, наоборот, угрюмо обвисли. Когда мистер Кэмпион, инспектор и Маркус вошли, он поднял глаза, но даже не попытался встать. Вид у него был дряхлый и жалкий: одна пухлая рука покоилась на колене, вторая лежала на черной шелковой перевязи. Уильяму явно нездоровилось: глаза его были налиты кровью, а кожу покрывали темные пятна.
