Джон Карр - Сдаётся кладбище
— Аконита?
Г. М. взял пузырек в руки.
— Она действует не так быстро и не обжигает внутренности, как знаменитая синильная кислота, но еще более смертоносна.
— И вы не можете ничего сделать?
— Ох, сынок! — Г. М. взмахнул кулаками. — Без желудочного зонда? Без атропина и… дайте подумать… дигиталиса? Без кислорода, который может понадобиться? Едва ли нам удастся найти врача на железнодорожном вокзале.
— Мы можем попытаться. — Сай Нортон поднял телефонную трубку.
Оказалось, что они могут заполучить даже нескольких врачей. Доктор Джейкобс обещал прийти немедленно. Впервые Сай осознал всю эффективность лабиринта внизу.
Г. М. представился доктору по телефону и быстро объяснил ситуацию, а потом вернулся в студию.
— Отнесите ее в соседнюю комнатку и положите на кровать, — велел он Саю и Бобу. Они повиновались. — А когда придет доктор, уходите из «спальни». Зрелище не из приятных, и вам незачем здесь торчать.
— Сколько она приняла этой гадости, Г. М.? — шепнул Сай.
— Сынок, я не знаю, был ли пузырек полным. Если был, то полторы унции.
— Это плохо?
— Более чем плохо.
Через пять минут, которые казались мучительным часом, прибыл доктор Джейкобс с носильщиком, притащившим все необходимое, и скрылся с Г. М. за серой занавесью.
В студии начался долгий период ожидания.
Когда Элизабет Мэннинг потеряла сознание, было без четверти час ночи. Именно это время показывали часы Сая.
Кристал, сняв атласный жакет, сидела в своем золотистом платье, уставясь в пол. Изможденная долгим нервным напряжением Джин заснула на диване.
Боб беспокойно бродил по комнате, несмотря на просьбы не мельтешить. Найдя среди полотен автопортрет Элизабет Мэннинг, он носил его под мышкой как талисман.
— Полагаю, старые романтики сказали бы, — заметила Кристал, — что им лучше умереть вместе.
Но миссис Мэннинг по какой-то причине уже запала Саю в сердце, и он сердито огрызнулся на Кристал.
Куря одну сигарету за другой, Сай так часто смотрел на часы, что в конце концов снял их и положил в карман.
Сначала из-за серой занавеси доносились только невнятные звуки. Бархатная перегородка покачивалась, когда доктор Джейкобс или Г. М. задевали ее. Позднее Сай начал различать слова:
— Мне это не нравится — попробуем дигиталис.
— Какую дозу, сынок?
— Сотую грана. — И гораздо позже: — Теперь кислород, но будем продолжать искусственное дыхание.
Едва слышимое шипение кислородного баллона тем не менее звучало в голове у Сая, точно кузнечные мехи. Откинувшись назад и закрыв глаза, он пытался определить местоположение студии на верху Гранд-Сентрал.
Высокие окна, должно быть, размещались на задней стороне изгиба плоской крыши и были обращены через Сорок вторую улицу к Четвертой авеню. Если пройти по ней, скажем, до Двенадцатой улицы, можно попасть в букинистические магазины, которые так любили Мэннинг и сам Сай.
Владельцы этих магазинов, как и в книжных лавках на Черинг-Кросс-роуд, не беспокоили вас и не задавали вопросы. Вы просматривали пыльные книги, внезапно натыкаясь на нужные вам название, фрагмент или строку стихотворения…
Любовь подобна ангелу и птице…[32]
Нет, черт побери, это снова Браунинг! Сай бросил взгляд на Кристал, которая казалась такой печальной и одинокой, что ему стало стыдно. Подойдя, он поднял девушку, опустился на стул и усадил ее к себе на колени.
Кристал обняла его за шею и положила голову ему на плечо. Они молча сидели, покуда Джин спала, а Боб мерил шагами комнату с картиной под мышкой.
Один раз он остановился и загадочно произнес:
— Было половина восьмого, не так ли, когда вы и Г. М. отправились на поле?
Сай рассеянно согласился.
Кислород продолжал шипеть. Лампы казались все более яркими, а лица — более четкими. За окнами, вероятно, начало светать. Сай слышал, как часы тикают в его кармане.
Внезапно шипение прекратилось.
После перешептывания, казавшегося бесконечным, Г. М. вышел из-за серой занавеси. Душевное состояние великого человека проиллюстрировало то, что он поискал шляпу, надел ее и направился к двери, а потом повернулся, словно что-то вспомнив.
— Все в порядке, сынок, — обратился он к Саю. — Она будет жить.
Руки, спина и плечи Сая онемели от долгого удерживания на коленях Кристал. Девушка медленно встала. Боб застыл, разинув рот. Потом за бархатной перегородкой пронзительно зазвонил телефон.
— Заткнитесь! — рявкнул Г. М., обращаясь неизвестно к кому. — Я не собираюсь подходить…
Но доктор Джейкобс, очевидно, уже снял трубку. Вскоре он шагнул в студию.
— Это вас, сэр Генри, — сообщил он. — Кажется, окружной прокурор. Звонит из Мараларча.
— Байлс? И что этой рептилии от меня нужно?
Смуглолицый врач, только что справившийся с почти безнадежным случаем отравления аконитом, еще пребывал в напряжении.
— Насколько я мог понять, он хочет отправить вас в тюрьму. Думаю, вам лучше поговорить с ним.
Доктор Джейкобс вытер лоб носовым платком. Сай достал из кармана часы, с удивлением обнаружив, что сейчас только пять минут четвертого. Г. М. медленно, как крадущийся к жертве тигр, двинулся к занавеси и телефону.
— Слушайте! — раздался в трубке громкий голос окружного прокурора.
— Нет, это вы слушайте! — рявкнул Г. М. Потом он махнул рукой. — Ладно, Гил, здесь произошла скверная история, и я сейчас не в настроении для перебранки. Когда мы услышали, что Мэннинг мертв…
Последовала долгая пауза, наводящая на мысль о перерыве связи.
— Мэннинг? — с удивлением и подозрением переспросил Байлс. — О чем вы говорите? Мэннинг и не думал умирать!
На сей раз пауза была со стороны Г. М.
— Мэннинг не умер? — завопил он.
Из студии донесся стук упавшей картины. Кто-то вскрикнул — вероятно, Кристал.
— Когда мы прибыли сюда, — сказал Байлс, — горничная передала нам слова доктора Уилларда. Мэннинг вне опасности. Конечно, состояние у него скверное — жар и прочее, — но через месяц он будет в полном порядке. Если кто-то беспокоится…
Взгляд Г. М. медленно устремился к фигуре на кровати, теперь укрытой одеялом до подбородка.
Следует признать, что старый грешник был тронут. Протянув руку — Г. М. скорее бы умер, чем позволил бы кому-нибудь это видеть, — он похлопал по плечу лежащую без сознания женщину.
— Это хорошая новость, — произнес он в трубку. — Чертовски хорошая.
Прикрыв рукой микрофон, Г. М. крикнул находящимся за занавесью, давая им понять, что никогда не верил трагическому известию:
