Агата Кристи - Тайна семи будильников
Руперт Бейтмен и сэр Освальд играли против леди Кут и Джеральда Уэйда, и такая расстановка сил оказалась крайне удачной. Сэр Освальд играл в бридж, как, впрочем, делал и все остальное, чрезвычайно хорошо, и любил, чтобы партнер у него был соответствующий. А Бейтмен и в бридже был так же сообразителен, как и на посту секретаря. Оба они с головой ушли в карты и лишь иногда перебрасывались отрывистыми, словно лай, репликами: «Двойка без козырей», «Дама», «Три пики». Леди Кут и Джерри Уэйд играли добродушно, непоследовательно, и в конце каждой взятки молодой человек не забывал с неподдельным восхищением похвалить свою партнершу:
— Ну, вы разыграли все просто отлично!
Для леди Кут это было в новинку и действовало на нее чрезвычайно живительно. К тому же и в картах им везло.
Предполагалось, что остальные гости танцуют под радиоприемник в большом бальном зале. На самом деле они сгрудились возле дверей в спальню Джеральда Уэйда. Здесь раздавался сдавленный смех и громкое тиканье часов.
— Поставим их под кровать в ряд, — предложил Джимми в ответ на вопрос Билла.
— А как мы их заведем? Я хочу сказать — на какое время? Все на одно, чтобы получилось нечто душераздирающее, или с интервалом?
Этот вопрос вызвал жаркие споры. Одни доказывали, что для такого рекордсмена среди сонь, каким является Джерри, нужен именно одновременный рев всех восьми будильников. Другие склонялись в пользу длительного воздействия.
В конце концов последние одержали верх. Обе стороны сошлись на том, что будильники будут звонить один за другим начиная с половины седьмого.
— И я надеюсь, — назидательно сказал Билл, — это послужит ему хорошим уроком.
— Слушайте! Слушайте! — воскликнула Тапка.
Но только они стали прятать часы, как поднялась тревога.
— Тихо! — воскликнул Джимми. — Кто-то поднимается по лестнице!
Началась паника.
— Ничего, все в порядке, — возвестил Джимми. — Это всего лишь Шимп.
Воспользовавшись тем, что он вышел в «болваны», мистер Бейтмен направлялся к себе в спальню за носовым платком. Он задержался, с первого взгляда оценил обстановку и тут же высказал замечание, как всегда простое и практичное:
— Он же услышит, как они тикают, когда будет ложиться.
Заговорщики посмотрели друг на друга.
— Что я вам говорил? — почтительно сказал Джимми. — У Шимпа и в самом деле мозги варят!
Мистер Бейтмен со своими мозгами проследовал дальше.
— А ведь он прав, — согласился Ронни Деверукс, склонив голову набок. — Если все восемь часов затикают одновременно, то шум будет, не приведи Господи! Даже наш Джерри, хоть он и осел, не сможет этого не заметить. Он сразу догадается, что дело нечисто.
— Не уверен, — сказал Джимми Тесиджи.
— В чем?
— В том, что Джерри такой уж осел, как мы все считаем.
Ронни посмотрел на него:
— Мы все знаем старину Джерри.
— Знаем ли? — усомнился Джимми. — Иногда мне сдается, как бы это сказать? Что просто нельзя быть таким ослом, какого разыгрывает из себя Джерри.
Теперь все уставились на Джимми. Лицо у Ронни сделалось серьезным.
— Джимми, — сказал он, — а ты соображаешь!
— Второй Шимп, — одобрительно подхватил Билл.
— Да нет, просто это только что пришло мне в голову, — стал оправдываться Джимми.
— Ах, бросьте свои изысканности! — воскликнула Тапка. — Что нам делать с этими часами?
— А вон Шимп возвращается, спросим у него, — предложил Джимми.
Шимп, которого снова призвали пошевелить его великолепными мозгами, объявил свое решение:
— Подождите, пока он ляжет и заснет. А тогда тихонько войдите в спальню и поставьте часы на пол.
— Наш Шимп прав, как всегда, — обрадовался Джимми. — По моей команде все прячут часы, а потом спускаемся вниз, чтобы не возбуждать подозрений.
Бридж продолжался, но кое-какие перемены произошли. Теперь сэр Освальд играл в паре с женой и самым методичным образом отмечал все промахи, допущенные ею при разыгрывании каждой взятки. Леди Кут принимала упреки доброжелательно и с полным отсутствием интереса. Она каждый раз повторяла:
— Понимаю, дорогой. Спасибо, что сказал.
А Джеральд Уэйд время от времени обращался к Шимпу:
— Прекрасно сыграно, партнер, просто здорово!
Билл Эверсли и Ронни Деверукс занялись расчетами:
— Допустим, он отправится спать часов в двенадцать, сколько же мы ему дадим? Около часа?
Билл зевнул.
— Удивительное дело. Никогда не ложусь раньше трех ночи, это мое обычное время, а сегодня, раз я знаю, что придется сидеть дольше, готов все отдать, чтобы быть паинькой и отправиться в постель прямо сию минуту.
Все признались, что испытывают то же самое.
— Мария, дорогая, — раздраженный сэр Освальд слегка повысил голос. — Который раз говорю тебе: нельзя медлить, если не можешь решить, бить тебе или не бить. Ты же всем раскрываешь карты!
У леди Кут была прекрасная возможность ответить на эти слова, ведь сэр Освальд сидел в «болванах» и не имел права обсуждать игру. Но она не воспользовалась случаем. Вместо этого она мило улыбнулась, припала пышной грудью к столу и смело заглянула в карты Джеральда Уэйда, который сидел справа от нее.
Разглядев, какая у него дама, она пошла валетом, взяла взятку и положила карты на стол.
— Четыре взятки — роббер, — объявила она. — По-моему, мне повезло, что с такими картами я взяла четыре взятки.
— Повезло, — проворчал Джеральд Уэйд, он отодвинул стул и присоединился к остальным, собравшимся у камина. — Она называет это везением! С этой женщиной надо держать ухо востро.
Леди Кут собирала банкноты и серебро.
— Я знаю, я играю неважно, — говорила она печальным голосом, в котором, однако, сквозило удовлетворение, — но сегодня мне положительно везло.
— Ты никогда не будешь хорошо играть в бридж, Мария, — заявил сэр Освальд.
— Не буду, дорогой, — согласилась леди Кут. — Знаю, что не буду. Ты всегда мне это говоришь. А я так стараюсь!
— Еще как старается! — проговорил Джеральд Уэйд шепотом. — И даже не таится. Готова положить вам голову на плечо, если иначе ей не заглянуть к вам в карты!
— Знаю, что стараешься, — согласился сэр Освальд. — Просто ты ничего не смыслишь в картах.
— Да, дорогой, — ответила леди Кут. — Ты всегда это говоришь. А знаешь, Освальд, ты должен мне еще десять шиллингов.
— Разве? — удивился сэр Освальд.
— Да. Тысяча семьсот — это значит восемь фунтов десять шиллингов. А ты дал мне только восемь фунтов.
— Боже мой! — сказал сэр Освальд. — Извини, пожалуйста.
