Тайна постоялого двора «Нью-Инн» - Фримен Р. Остин
– Вы получили какую-нибудь информацию из Дармштадта? – спросил я.
– От Шницлера? Да. Я узнал по официальным каналам, что доктор Г. Вайс им незнаком, всё, что они о нём знают, это то, что он заказал у них и получил сто граммов чистого хлоралгидрата морфия.
– Все сразу?
– Нет. Отдельными посылками по двадцать пять граммов каждая.
– Это все, что вы знаете о Вайсе?
– Это все, что я действительно знаю, но не всё, что подозреваю, и с достаточно вескими основаниями. Кстати, что вы думаете о вознице?
– Я не думал о нем. Почему вы спрашиваете?
– Вам никогда не приходило в голову что возница и мистер Вайс были одним и тем же человеком?
– Нет. Они были абсолютно разными людьми. И один был шотландцем, а другой – немцем. Но, откуда вы знаете, что они являлись одним и тем же человеком?
– Я знаю только то, что вы мне рассказали. Но учитывая, что вы никогда не видели их вместе, что возница никогда не был под рукой для поручений, а мистер Вайс всегда появлялся через некоторое время после вашего приезда и исчезал за некоторое время до вашего отъезда, мне показалось, что они могли быть одним и тем же человеком.
– Я бы сказал, что это невозможно. Они были очень разными внешне. Но если предположить, что они были одним и тем же лицом, будет ли это иметь какое-либо значение?
– Это означает, что мы можем избавить себя от необходимости искать возницу. И из этого можно сделать некоторые выводы, к которым вы обязательно придёте, если тщательно подумаете. Но сейчас это лишь умозрительные заключения и делать из них какие-то выводы было бы небезопасно.
– Вы застали меня врасплох, – заметил я, – похоже, что вы активно работали над кеннингтонским делом, тогда как я предполагал, что все ваше внимание было занято делом Блэкмора.
– Не стоит сосредотачиваться, – ответил он, – только на одном деле. У меня есть полдюжины других дел, в основном мелких, которыми я тоже сейчас занимаюсь. Вы подумали, что я намерен держать вас под замком до бесконечности?
– Нет. Но я подумал, что кеннингтонское дело будет ждать своей очереди. И я понятия не имел, что вы владеете достаточным количеством сведений, чтобы продвинуться в этом деле дальше.
– Но вы тоже знаете все детали этого дела и видели те улики, которые мы нашли в том пустом доме.
– Вы имеете в виду те вещи, которые мы извлекли из мусора под каминной решеткой?
– Да. Вы видели эти любопытные тростниковые палочки и очки. Они сейчас лежат в верхнем ящике шкафа, и я советую вам взглянуть на них еще раз. Для меня они очень познавательны. Маленькие палочки навели меня на интересную мысль, а очки позволили мне проверить и подтвердить ее.
– К сожалению, – произнес я, – куски тростника ни о чем мне не говорят. Я не знаю, для чего они и как их применять.
– Я думаю, – ответил Торндайк, – что если вы внимательно рассмотрите их, то поймете что все очевидно. Посмотрите на них еще раз и на очки тоже. Подумайте обо всем, что вы знаете, о таинственной группе людей, живших в том доме, и посмотрите, не сможете ли вы составить какую-нибудь связную версию. Подумайте также, нет ли в нашем распоряжении информации, по которой мы могли бы идентифицировать кого-либо из преступников и сделать вывод о личностях остальных. Поставьте себе эту задачу, тем более, что у вас будет спокойный день, так как меня не будет дома до вечера. Заверяю, у вас сейчас есть всё для идентификации одного из этих людей. Систематически проработайте весь материал, а вечером сообщите, какие дальнейшие расследования вы бы предложили.
– Хорошо, – согласился я, – все будет сделано, как вы сказали. Я заново наполню свой мозг делом мистера Вайса и его пациента, а дело Блэкмора пущу на самотек.
– В этом нет необходимости. У вас впереди целый день. Уделив кеннингтонскому делу час глубокого анализа, вы поймете, каким должен быть ваш следующий шаг, а затем вы могли бы посвятить себя изучению завещанию Джеффри Блэкмора.
С этим последним советом Торндайк собрал свои рабочие бумаги и, положив их в сумку, удалился, оставив меня предаваться размышлениям.
Глава XIII. Заявление Сэмюэля Уилкинса
Как только я остался один, то приступил к расследованию с отчаянной надеждой обнаружить что-нибудь поразительное и неожиданное. Я открыл ящик стола и, достав оттуда тростниковые палочки и разбитые остатки очков, положил их на стол. Очки так и не были отремонтированы, так как в этом, видимо, не было необходимости. Обломки, лежавшие передо мной в том виде, в каком мы их нашли, очевидно, дали Торндайку необходимую информацию, и ему удалось найти связь между этими предметами и мистером Грейвсом.
Это должно было обнадеживать. Но почему-то этого не происходило. То, что было возможно для Торндайка, теоретически было возможно для меня или для любого другого. Но только в теории. Мозг Торндайка не был обычным мозгом. Факты, связь между которыми его ум улавливал мгновенно, оставались для других людей не связанными и не имеющими смысла. Его способность к наблюдению и быстрым умозаключениям была почти невероятной, как я снова и снова замечал с не иссякающим восхищением. Казалось, он воспринимал все с первого взгляда и в одно мгновение понимал значение всего, что видел.
Вот пример. Я сам видел то же, что и Торндайк, и даже гораздо больше, поскольку был непосредственным свидетелем событий в доме мистера Вайса, и наблюдал за действиями преступников, тогда как Торндайк никогда не видел ни одного из них. Та горстка мусора, которую мы извлекли из-под решетки, не говорила мне ровным счетом ничего, и я бы, ни секунды не колеблясь, забросил бы её обратно. В тумане тайны я не увидел ни проблеска света, ни даже намека на то, в каком направлении следует искать просветления. И все же Торндайк каким-то непостижимым образом сумел собрать воедино сведения, которые я, возможно, даже не замечал. Причем Торндайк за несколько дней значительно сузил поле расследования.
От этих размышлений я вернулся к предметам на столе. Очки не были для меня столь глубокой загадкой. Они могли бы помочь в опознании, это я понимал достаточно ясно. Не готовые очки, случайно подобранные в магазине, а очки, изготовленные профессиональным оптиком для коррекции определенного дефекта зрения и для конкретного лица. И такие очки были передо мной. Конструкция оправы была оригинальной. Цилиндрическая линза была вырезана и отшлифована по специальной формуле, расстояние между центрами тщательно выверено. Следовательно, эти очки были изготовлены по индивидуальному заказу. Но было очевидно, что невозможно опросить всех мастеров по изготовлению очков в Европе, так как очки не обязательно были сделаны в Англии. Очки могли служить доказательством, но не отправной точкой расследования.
От очков я перешел к обломкам тростника. Именно они дали Торндайку нить в расследовании. Может быть, и мне помогут найти подсказку? Я смотрел на них и гадал, какую тайну они скрывают. На маленьком фрагменте красной этикетки была тонкая темно-коричневая или черная кайма, украшенная греческим меандровым узором, на ней я обнаружил пару крошечных блесток, похожих на пыль от сусального золочения. Но из этого я ничего не узнал. Короткая тростниковая палочка была выдолблена, чтобы надевать ее на длинную. Очевидно, она служила защитной крышкой. Но что она защищала? Предположительно, какое-то острие или край. Может быть, это карманный нож? Нет, для рукоятки ножа материал был слишком хрупким. По той же причине это не могло быть иглой для гравировки, и это не был хирургический инструмент. По крайней мере, он не был похож ни на один из них.
Я переворачивал палочки снова и снова, ломал голову, и тут меня осенила блестящая идея. Может быть это тростниковое перо, у которого сломано острие? Я знал, что тростниковые ручки все еще используются каллиграфами-декораторами, любящими рисовать «жирной линией». Мог ли кто-нибудь из наших знакомых быть каллиграфом? Это казалось наиболее вероятным решением проблемы, и чем больше я думал об этом, тем более вероятным оно казалось. Каллиграфы обычно разборчиво подписывают свои работы, и даже когда они используют штамп вместо подписи, их легко идентифицировать. Может ли быть так, что мистер Грейвс, например, был иллюстратором, а Торндайк установил его личность, просмотрев работы всех известных каллиграфов-декораторов?
