Ипполит Рапгоф - Тайны японского двора
Принцесса улыбнулась.
— Знаешь, дорогой, я так счастлива, что даже не грущу о смерти моего бедного брата. Ведь это, в сущности, нехорошо, как ты думаешь?
— Это доказывает, что ты действительно любишь. Ах, дорогая, если женщина действительно любит, то готова для предмета своей любви забыть все на свете. Мнение родных, общественное мнение, привычки, родина — все это отступает на второй план, а на первом красуется кумир, которому она поклоняется. Но таких женщин так мало, что и любовь в высоком значений этого слова стала редким исключением.
— Я тебя люблю именно так, как ты говоришь. Я только теперь понимаю, что есть любовь и любовь. Только такое самоотвержение может создать то полное счастье, каким теперь я наслаждаюсь, когда каждая фибра души моей имеет только одно желание — видеть и слушать тебя, твой ласковый голос, быть так близко возле тебя…
Хризанта подошла к барону и, положив руку на плечо его, ласково и любовно смотрела ему в глаза.
— Я так счастлива, что не думаю, чтобы судьбе угодно было продлить надолго это неземное очарование.
— Зачем такие мрачные мысли? — возразил барон.
— Я сама не знаю, почему мне в голову приходят такие мысли, но только мать всегда говорила, что счастью на земле уделяются часы, а несчастью — годы.
— Это, положим, верно. Но нам не следует сокращать эти часы счастья мыслью о возможном несчастье. Мысль о несчастье уже заставляет человека чувствовать себя подавленным, прибавляя к любви горькую отраву. Чему быть — того не миновать, дорогая! Но осторожность, конечно, не мешает.
— Чем же я так неосторожна? — спросила Хризанта.
— А как же! Разве это благоразумно, выходить на открытый балкон, когда, по всей вероятности, тебя все-таки ищут. Один неосторожный шаг — и мы очутимся перед массой всевозможных осложнений.
Барон, прижав к себе Хризанту, продолжал:
— А вдруг тебя заметят японские шпионы, которых здесь в Париже такая масса?
— Ты прав, я буду осторожнее, — ответила принцесса.
— Меня преследует одна мысль.
— Какая?
— Что, если ваш посол поручил агентам похитить тебя?
— Меня?
Хризанта рассмеялась.
— Ну, не говори… Относительно администрации Парижа я спокоен, и хотя сам немец, но с глубоким уважением отношусь к jus ho-minis современного французского республиканского режима.
— При чем тут республиканский режим? — удивленно спросила Хризанта.
— Тут не Япония; тут нет произвола токийской полиции, которая, здорово живешь, забирает любого иностранца, сажает его в тюрьму, и если об этом не узнает консул или посланник иностранной державы, его подвергает всяческим мучениям, а то доводит до самоубийства,
— Ты меня пугаешь. Зачем меня станут убивать?
— Я этого не думаю, но просто боюсь подвохов со стороны вашего посла.
Послышался стук в дверь.
Вошел метрдотель.
— Мосье, не знаете ли вы случайно барона фон-дер-Шаффгаузена?
— По какому праву вы ко мне врываетесь с такими глупыми вопросами? — резко оборвал его барон.
— Простите, но тут сейчас получены два письма и оба адресованы на занимаемый вами номер.
— Какое мне дело до разных писем! Прошу оставить нас в покое, — чуть ли не закричал барон, указывая жестом на
Метрдотель сконфуженно удалился.
— Хризанта, ты видишь, наше убежище уже открыто, — мрачно сказал барон.
— Что же нам делать?
Барон позвонил.
— Спросите у консьержа, от кого в наш, двадцать седьмой, номер приносили письма, — обратился барон к вошедшему лакею.
Хризанта не спускала глаз с барона. Она следила за каждым его движением.
Лакей ушел и тотчас вернулся.
— Письма принес какой-то господин, подъезжавший в посольском экипаже, как кажется, японского посольства, — доложил лакей.
— Где он? Уехал?
— Нет, мосье, он ждет на площадке и беседует с метрдотелем.
— Попросите этого господина зайти ко мне в номер, — промолвил барон, вставая со своего места.
Лакей ушел.
— Хризанта, спрячься за драпировку, — сказал барон, указывая на отделенную от номера часть комнаты, за которой скрывалась кровать.
Хризанта безмолвно повиновалась.
— Войдите, — сказал барон, услышав легкий стук в дверь.
Вошел секретарь японского посольства.
— Чем могу служить? — указывая на кресло, спросил барон.
— Тут произошло маленькое недоразумение, — заговорил секретарь. — Сегодня в японском посольстве, где я состою секретарем, происходит богослужение по убитому на дуэли принце Коматсу и я имею поручение вручить сестре покойного, принцессе Хризанте, а также и дуэлянту приглашения посла сегодня, к девяти часам вечера.
— Я тут нахожусь инкогнито и удивляюсь любезному приглашению вашего посла. Не думаю, чтобы японской колонии было бы приятно мое присутствие. Я, действительно, барон фон-дер-Шаффгаузен и готов передать письмо принцессе Хризанте. Но вы можете сообщить вашему послу, что ни я, ни принцесса не собираемся на ваше богослужение, считая наше присутствие более чем неуместным.
Барон встал.
Его примеру последовал секретарь.
— Могу ли, господин барон, просить вас передать принцессе искреннее соболезнование посла, получившего такие же соболезнования от его величества японского императора и от маркиза Ито.
— Хорошо, — сказал барон таким тоном, что секретарь, видимо, желавший что-то прибавить, сразу умолк и направился к выходу.
Как только дверь закрылась, Хризанта вышла из засады; она была взволнована.
— Не волнуйся, — встретил ее барон, — ты видишь, что посол ничего но может сделать. Он просто хитрит. Но мы не так глупы, чтобы пойти в расставленные сети.
XXIX. Новые опасения
— Хризанта, у тебя острое зрение… Там, на той стороне панели, какой-то брюнет смотрит на наш балкон, — сказал барон стоявшей у окна принцессе.
— Где? я никого не вижу.
— Вот, вот — смотри, он подошел к ювелирному магазину, у окна которого стоить дама с белым зонтиком.
— Ага! вижу, только мне его лица не разобрать.
— Ростом и фигурой он что-то мне напоминает Ямато, который нас недавно обогнал, когда мы ехали в Булонский лес.
Хризанта прищурила глаза и стала следить за Ямато.
Тот снова взглянул на балкон.
— Ямато… конечно, он, — воскликнула Хризанта. — Но что он тут делает?
— Кажется, он следит за нами.
— Очень может быть…
— Мы, значит, в осадном положении. Но я сейчас тоже приму свои меры…
С этими словами барон сел за письменный стол и принялся писать.
Хризанта продолжала поодаль от окна следить за тем, что делает Ямато.
