Агата Кристи - Рождественское убийство
— Итак, вы считаете, что и у Пилар Эстравадос может быть мотив?
— Да, но только как у похитителя алмазов. Никакого другого мотива я не вижу. Она могла потерять голову, обнаружив, что ее подозревают. Она могла напасть на своего деда и убить его…
— Да, это возможно… — медленно произнес Пуаро.
Суперинтендант Сагден подозрительно посмотрел на него.
— Но вы так не думаете, мистер Пуаро?
— Я все время мысленно возвращаюсь к одному и тому же — к характеру мертвеца. Что за человек был Симеон Ли?
— Ну, это не такая уж тайна, — усмехнулся Сагден.
— Тогда расскажите мне. Расскажите., как местный житель все, что известно об этом человеке.
Суперинтендант Сагден со смущенным видом провел пальцем по подбородку.
— Собственно говоря, я не местный житель, — сказал он. — Я вырос в соседнем графстве, в Ревшире. Но, конечно, старый мистер Ли был известной фигурой в этих краях. Я много чего о нем слышал.
— Да? Что же именно?
— Ну, это был человек крутого нрава. Немногие могли одержать над ним верх. Но он легко расставался с деньгами и был удивительно щедр. Невозможно представить, что Джордж Ли, этот скупердяй, его родной сын.
— Да, но ведь дети наследуют черты характера не только отца. Альфред, Джордж и Дэвид, во всяком случае, по внешности, больше напоминают мать, нежели отца. Я убедился в этом, взглянув сегодня утром на фамильные портреты семейства Ли.
— У него был горячий темперамент, — продолжал суперинтендант Сагден, — и, разумеется, у него была дурная репутация в отношении женщин. Но даже в этом он всегда вел себя по-джентльменски. Он щедро одаривал всех соблазненных им девушек и быстро выдавал их замуж. Он был безнравственным человеком, это факт, но он не был подлецом. Он дурно обращался со своей женой, увиваясь за другими женщинами и не обращая внимания на нее. Говорят, она умерла от разбитого сердца. Избитое выражение, конечно, но я уверен, что она действительно была очень несчастлива, бедняжка. Она постоянно была нездорова, редко бывала на воздухе. Несомненно, мистер Ли был странным человеком. Одной из основных черт его характера являлась мстительность. Он жестоко мстил за любое причиненное ему зло, и не имело значения, сколько времени он был вынужден ждать, прежде чем отомстить…
— Божьи жернова мелют не скоро… — пробормотал Пуаро.
— Жернова дьявола, было бы вернее! — мрачно бросил суперинтендант Сагден. — Для Симеона Ли не было ничего святого! Про него с полным правом можно было сказать, что он продал душу дьяволу и был доволен этой сделкой! И он был горд! Горд, как Люцифер!
— Горд, как Люцифер, — повторил Пуаро. — Да, это наводит на мысль.
Суперинтендант был озадачен.
— Не хотите ли вы сказать, что его убили именно потому, что он был непомерно горд?
— Я хочу сказать, что здесь мы имеем дело с наследственной чертой. Симеон Ли передал свою непомерную гордость детям…
Пуаро замолчал. На террасу из дома вышла Хильда Ли.
III
— Я искала вас, месье Пуаро, — сказала она прямо.
Сагден извинился и вернулся в дом. Хильда посмотрела ему вслед.
— Я не знала, что он с вами. Я почему-то думала, что он с Пилар. Очень милый, деликатный человек.
Она говорила приятным глубоким голосом.
— Вы говорите, что хотели видеть меня? — спросил Пуаро.
Она кивнула головой.
— Да. Мне кажется, вы можете мне помочь.
— Буду счастлив сделать это, мадам.
— Вы очень умный человек, месье Пуаро, — сказала Хильда. — Я заметила это вчера вечером. Я думаю, вы можете понять многое, и я хочу, чтобы вы поняли моего мужа.
— Да, мадам?
— Я не сказала бы этого суперинтенданту Сагдену. Он бы не понял. Но вы можете понять.
Пуаро поклонился.
— Вы мне льстите, мадам.
— В течение многих лет, — спокойно продолжала Хильда, — все время нашей совместной жизни, мой муж страдал от глубокой душевной раны.
— Вот как?
— Вы знаете, физическая боль может быть очень мучительной, но рано или поздно она отпускает. Плоть вылечивается, кости срастаются. Правда, иногда бывает слабость, остается небольшой рубец, но больше ничего. Душевная рана быстро не проходит, особенно если; она, как у моего мужа, появилась в самом впечатлительном возрасте. Он обожал свою мать и видел, как она умирает. Он считал своего отца морально ответственным за ее смерть. От этого потрясения он так никогда полностью и не оправился. Его нелюбовь к отцу нисколько не уменьшилась с годами. Это я настояла на том, чтобы Дэвид приехал сюда, надеялась на его примирение с отцом. Я хотела этого ради него, я хотела, чтобы зарубцевалась его душевная рана. Теперь я понимаю, что жестоко ошиблась. Симеон Ли развлекался тем, что сыпал соль на старые раны. Это… это было очень опасно.
— Вы хотите сказать, мадам, что ваш муж убил своего отца?
— Я хочу сказать, месье Пуаро, что он вполне мог сделать так… И я скажу вам также, что он этого не делал! В момент убийства Симеона Ли Дэвид играл на пианино «Марш смерти». Желание убить было в его сердце, выходило наружу через пальцы и умирало в звуках музыки… Так это было.
Несколько минут Пуаро молчал, затем спросил:
— А вы сами, мадам, что думаете об этой стародавней драме?
— Вы имеете в виду смерть жены Симеона Ли?
— Да.
— По своему жизненному опыту я знаю, — медленно произнесла Хильда, — что не следует судить о каком бы то ни было событии со стороны. Внешне может показаться, что Симеон Ли был целиком и полностью повинен в смерти своей жены, в дурном к ней отношении. И в то же время я искренне верю, что именно кротость и склонность к мученичеству Аделаиды Ли вызывали худшие инстинкты в ее муже. Я уверена, что Симеон Ли уважал бы силу и твердость духа, в то время как всетерпение и слезы его просто раздражали.
Пуаро кивнул.
— Вчера вечером, говоря о своей матери, ваш муж упомянул, что она никогда не жаловалась. Это правда?
— Разумеется, нет, — возмущенно воскликнула Хильда Ли. — Она постоянно жаловалась Дэвиду! Она перекладывала почти всю тяжесть своего несчастья на его плечи. А он был слишком молод… слишком молод, чтобы вынести все, что она на него взгромождала!
Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Она покраснела под его взглядом и опустила глаза.
— Понимаю, — пробормотал Пуаро.
— Что вы понимаете? — резко спросила Хильда..
— Понимаю, вам хотелось бы быть женой вашему мужу, тогда как вы вынуждены были примириться с ролью матери.
Хильда отвернулась.
В этот момент из дома вышел Дэвид Ли и направился к ним. Он заговорил неожиданно звонким и радостным голосом:
