Агата Кристи - Смерть у бассейна
Сэр Генри сел на каменный барьер и сказал:
— Все обстоит куда огорчительней, чем ты думаешь, Люси.
— Ладно, дорогой, мы все выдержим. И когда это закончится, мы куда-нибудь укатим. Нужно не переживать из-за нынешних неприятностей, а смотреть в будущее. Право, я получаю от этого удовольствие. Я вот о чем думаю — как бы славно было отправиться на рождество в Айнсвик. Или отложить это до пасхи? Ты как думаешь?
— Еще уйма времени до рождества, чтобы строить планы.
— Да, но я люблю помечтать об этом. Может быть, на пасху… да-да. — Люси довольно улыбнулась. — Несомненно, к этому времени она придет в себя.
— Кто? — сэр Генри даже вздрогнул.
Леди Энгкетл пояснила спокойно:
— Генриетта. Я думаю, если они обвенчаются в октябре — конечно, в октябре будущего года, мы сможем отправиться на то рождество погостить. По-моему, Генри…
— Не надо, дорогая. Ты слишком далеко загадываешь…
— Ты не забыл про амбар? Я устрою там отличную студию. А Генриетте она понадобится. Ты знаешь, у нее настоящий дар. Эдвард, я уверена, будет ею очень гордиться. И будут двое очаровательных мальчиков и девочка — или два мальчика и две девочки.
— Люси, Люси, ты опять об этом!
— Но, милый, — леди Энгкетл округлила свои красивые глаза, — Эдвард никогда не женится ни на ком, кроме Генриетты. Он очень, очень настойчив. Совсем как мой отец в сходном случае. Он же это вбил себе в голову! Так что Генриетта просто должна стать его женой. А теперь она будет ею, ведь Джон Кристоу ушел с дороги. Поистине, он был самым большим несчастьем, какое только могло с ней стрястись.
— Бедняга!
— Это почему же? Ах, потому, что его убили? Ну когда-либо умрем мы все. Я никогда не печалюсь по умершим.
Он изумленно взглянул на нее.
— Я всегда считал, Люси, что ты хорошо относишься к Джону.
— Я находила его занятным. И у него было обаяние. Но мне никогда не казалось, что кто-то может уж слишком принимать его всерьез.
И со спокойной улыбкой леди Энгкетл принялась безжалостно корнать «калину крупноцветную».
Глава 18
Эркюль Пуаро взглянул в окно и увидел идущую по дорожке к его двери Генриетту Савернек. Она была в том же зеленом твидовом костюме, что и в день трагедии. С ней был спаниель.
Он поспешил к входной двери и распахнул ее. Она стояла, улыбаясь ему.
— Можно мне посмотреть на ваш дом? Люблю знакомиться с домами. Я как раз вышла погулять с собакой.
— Ну разумеется! Как это по-английски: взять на прогулку пса!
— О да, — сказала Генриетта. — Я тоже подумала об этом. Вы знаете эти прелестные стихи:
Дни тянутся медленно в медленном лете.
То уток покормишь, то, еле живой,
Попробуешь Генделя «Ларго» на флейте,
Побродишь с собакой, повздоришь с женой.[18]
И опять она улыбнулась сияющей, нездешней улыбкой. Пуаро провел ее в гостиную. Она оглядела ее скромную и элегантную обстановку и кивнула головой.
— Мило, — сказала она. — Всего по паре. Какой бы гадкой вы нашли мою студию.
— Почему же?
— Все перепачкано глиной, там и сям разрозненные вещи. Я-то их люблю, но они всегда ломаются и портятся, когда оказываются в паре.
— Но я могу это понять, мадемуазель. Вы — человек искусства.
— А вы разве нет, господин Пуаро?
Пуаро склонил голову набок.
— Это вопрос, да. Хотя, в целом, я бы ответил отрицательно. Я знал преступления, которые были артистичными — это были, знаете ли, труднейшие тренажи воображению. Но для решения их нужна творческая созидающая сила. Что требуется, так это страсть к истине.
— Страсть к истине, — задумчиво сказала Генриетта. — Могу представить, каким опасным она могла вас сделать. Истина удовлетворяет вас?
Он взглянул на нее с удивлением.
— Что вы имеете в виду, мисс Савернек?
— То, что вам хочется знать, мне понятно. Но не мало ли для вас просто знать? Нужен ли ваш следующий шаг — от знания к действию?
Его заинтересовал такой подход.
— Вы хотите сказать, что знай я правду о смерти доктора Кристоу, я мог бы удовлетвориться уже сознанием того, что обладаю истиной? А вы знаете правду?
Генриетта пожала плечами.
— Самый очевидный ответ — это Герда. Как пошло, что мужа или жену всегда подозревают первым.
— А вы не согласны?
— Я всегда хотела быть непредвзятой.
Пуаро спросил тихо:
— Почему вы пришли, мисс Савернек?
— Должна признать, что не имею вашей страсти к истине, господин Пуаро. Вывести прогулять собачку — такой дивный английский дачный предлог. Но, конечно, у Энгкетлов нет собаки — как вы, быть может, уже заметили.
— Сие от меня не ускользнуло.
— И я одолжила спаниеля у садовника. Вы должны из этого понять, господин Пуаро, что я не очень-то правдива.
Снова лицо ее осветилось сияющей улыбкой. Он сам удивился, отчего эта улыбка так неодолимо трогает его. Он сказал негромко:
— Нет. Вам присуща прямота.
— Вот это да! Почему вы так считаете?
«Она поражена, — подумал он, — почти испугана».
— Потому что уверен в этом.
— Прямота, — повторила в раздумье Генриетта. — Хотела бы я знать, что это, слово означает.
Она сидела неподвижно, опустив глаза в ковер, потом подняла голову и твердо посмотрела на него.
— Хотите знать, зачем я здесь?
— Вам, наверное, трудно найти подходящие слова?
— Кажется, да. Меня будут завтра допрашивать. Следует собраться с мыслями, насколько это…
Она не закончила. Встав, она подошла к камину, сдвинула несколько украшений на каминной полке и перенесла на ее ближайший угол вазу астр, стоявшую в центре стола.
— Вам так нравится, господин Пуаро?
— Нисколько, мадемуазель.
— Я этого ожидала.
Она засмеялась, быстро и ловко вернула всему прежний вид.
— Ладно, если есть что сказать, надо говорить. Почему-то вы из тех людей, кому можно излиться. Попробую. Как по-вашему, обязательно ли полиции знать, что я была любовницей Джона Кристоу?
Голос ее был сух. В нем не звучало волнения. Она глядела не на него, а на стену выше его головы. Указательный палец ее обводил изгибы вазы, полной багряных цветов. Он решил, что посредством этого касания она давала выход своему душевному напряжению.
Пуаро спросил осторожно и также без эмоций:
— Вы были близки?
— Если вы предпочитаете выражаться так…
Он взглянул на нее с удивлением.
— А вы, мадемуазель, выразились иначе?
— Иначе!
— Поясните.
Генриетта пожала плечами, подошла и села на диван рядом с ним.
