Тайна постоялого двора «Нью-Инн» - Фримен Р. Остин

– О боже, да. Мы останавливались каждые две-три минуты, чтобы взять или высадить пассажиров, и большинство из них были женщины.

– Очень хорошо! Тогда мы можем считать, что когда вы добрались до Меншон-хауз, миссис Шаллибаум была одной из пассажирок внутреннего отделения омнибуса. Это была довольно странная ситуация, мне кажется.

– Да, черт бы ее побрал! Какими идиотами она, должно быть, нас считает!

– Без сомнения. И это единственный утешительный момент в этом деле. Она приняла нас за пару абсолютных профанов. Но продолжим. Конечно, она ехала в вашем омнибусе в Кенсингтон, а вам следовало бы зайти внутрь, чтобы вы могли видеть каждого входящего и рассмотреть пассажиров внутри. Миссис Шаллибаум последовала за вами до Эндсли Гарденс и, вероятно, отметила дом, в который вы зашли. Затем она проследила за вами до ресторана и, скорее всего, даже пообедала там.

– Вполне возможно, – сказал я, – там было два зала, и они были заполнены в основном женщинами.

– Потом она последовала за вами на Слоун-стрит, и, поскольку вы упорно ехали сверху на империале, она вполне могла занять место внутри омнибуса. Что касается театра, то она, должно быть, восприняла его как настоящий дар богов. Это было сделано вами для ее особого удобства.

– Почему?

– Мой дорогой друг! Подумайте. Миссис Шаллибаум нужно было только проследить за тем, что вы благополучно заняли свое место и вот вы уже в партере, оставлены до тех пор, пока не понадобитесь. Вы дали ей шанс сходить домой, приготовиться к своей роли, разработать план действий, возможно, с помощью мистера Вайса, взять всё необходимое и в известное время явиться за вами.

– Но это возможно только при наличии определенных условий, – возразил я, – например, если она живет недалеко от Слоун-Сквер. Иначе это было бы невозможно.

– Правильно. Именно так. Вы же не думаете, что она обычно ходит с кусками отравленного сахара в кармане? А если нет, то где-то она должна была взять этот кусок. История с бусинами предполагает тщательно подготовленный план, и, как я только что сказал, она вряд ли была в гриме, когда встретила нас на Кеннингтон-Лейн. Из всего этого следует, что ее нынешнее жилище находится неподалеку от Слоун-Сквер.

– Во всяком случае, – заметил я, – это был значительный риск. Я мог уйти из театра до того, как она вернулась.

– Да, – согласился Торндайк, – но женщины склонны к риску. Мужчина бы не стал рисковать вас потерять, когда уже взял на мушку. А она рискнула с метро и все получилось. Она решила, что вы останетесь в театре до ее прихода, и снова выиграла. Она прикинула вероятность того, что вы зайдёте выпить чаю, и ей удастся подбросить кусок сахара в чашку, пока вы ползали по полу, собирая бусины, и снова не прогадала. И только один раз её расчёт не оправдался – вы не пьете чай с сахаром.

– Многие сочли бы само собой разумеющимся, что сахар может лежать в чашке.

– Да. Наше объяснение полностью гипотетическое и может совершенно не соответствовать истине. Но все сходится, и если мы найдем в сахаре яд, будет разумно предположить, что мы правы. Сахар – это experimentum crucis [45]. Если вы передадите его мне, мы поднимемся в лабораторию и проведем пару предварительных тестов.

Я достал из кармана сахар и отдал его Торндайку. Он поднес его к газовой лампе, при свете которой, начал рассматривать его через лупу.

– Я не вижу на поверхности никаких посторонних кристаллов, – сказал он, – но нам лучше сделать раствор и провести обычное исследование. Если в нем содержится какой-либо яд, мы можем предположить, что это будет алкалоид [46], хотя стоит проверить и на содержание мышьяка. Человек типа Вайса почти наверняка использовал бы алкалоид, из-за его меньшей массы и большей растворимости. Вы не должны были носить его в кармане. В юридическом смысле это серьезно снизит ценность улики. Предметы, которые подозреваются в содержании яда, должны быть тщательно изолированы от контакта с чем-либо, что может заставить усомниться в достоверности результата. Сейчас это не имеет большого значения, поскольку анализ проводится только для нашего собственного интереса. Но помните об этом в дальнейшем.

Поднявшись в лабораторию, Торндайк сразу же растворил сахар в дистиллированной воде, слегка её подогрев.

– Прежде чем добавлять кислоту, – объяснил он, – или вводить какие-либо новые вещества, мы предпримем простую ме­ру – попробуем раствор на вкус. Сладость является отвлекающим фактором, но некоторые алкалоиды и большинство минеральных ядов, за исключением мышьяка, имеют очень характерный вкус.

Он обмакнул стеклянную палочку в теплый раствор и осторожно приложил ее к языку.

– Ха! – воскликнул он, тщательно вытирая рот носовым платком, – простые методы часто бывают очень информативными. Нет особых сомнений в составе этого сахара. Позвольте посоветовать моему ученому брату убедиться в его вкусе. Но будьте осторожны. Даже малая доза может дать сильный эффект.

Он взял со стеллажа свежий стержень и, обмакнув его в раствор, протянул мне. Я осторожно приложил его к кончику языка и сразу же почувствовал необычное покалывание, сопровождаемое чувством онемения.

– Ну, – сказал Торндайк, – что это?

– Аконит, – ответил я без колебаний.

– Да, – согласился он, – это аконит, или, скорее всего, аконитин [47]. Сейчас нет необходимости проводить полный анализ – его я проведу позднее. Вы отметили интенсивность вкуса и крепость раствора? Очевидно, что кусок сахара содержал очень большую дозу яда. Если бы сахар растворился в вашем чае, то количества, которое вы бы выпили за один глоток, хватило бы, чтобы отправить вас на тот свет за несколько минут. Этим объясняется стремление миссис Шаллибаум скорее покинуть помещение. Она видела, как вы пили из чашки, но полагаю, что она не заметила, как вы вынули сахар.

– Судя по выражению ее лица, она пропустила этот момент. Женщина была в ужасе. Она ещё не так закоренела в преступлениях, как её сообщник.

– К счастью для вас, Джервис. Если бы она так не нервничала, то сначала подождала бы, пока вы нальете чай, а уж затем незаметно подложила бы в него сахар или бросила бы его в кувшин с молоком. В любом случае вы получили бы ядовитую дозу, прежде чем заметили неладное.

– Они подходят друг другу, Торндайк, – воскликнул я, – похоже, человеческая жизнь для них стоит не больше, чем жизнь мухи или жука.

– Согласен. Они – типичные отравители худшего типа – умные, осторожные, изобретательные. Это постоянная угроза для общества. Пока они не пойманы, человеческие жизни находятся в опасности, и мы должны сделать так, чтобы они не оставались на свободе ни на одну лишнюю минуту. И это приводит нас к ещё одному выводу – что несколько дней вам лучше не выходить из дома.

– Чепуха, – запротестовал я, – я могу о себе позаботиться!

– Не буду с этим спорить, – сказал Торндайк, – хотя мог бы. Ваши показания – единственное доказательство, которое может осудить этих людей. Они это знают и не остановятся ни перед чем, чтобы от вас избавиться. Сейчас они уже знают, что план с отравленным чаем провалился. Хочу заметить, что ваша жизнь представляет некоторую ценность не только для вас, но и для еще одного человека, которого я мог бы упомянуть. Кроме этого, вы являетесь незаменимым инструментом для избавления общества от этих опасных паразитов. Если преступники смогут связать ваше имя и эту квартиру в Темпле, то они поймут, что их дело действительно серьёзно расследуется. Боюсь, что мистер Вайс, даже если еще и не покинул страну, то сделает это немедленно, а если покинул, то миссис Шаллибаум сразу же присоединится к нему, и мы никогда не сможем до них добраться. Вы должны оставаться дома, и вам лучше написать мисс Гибсон и попросить ее предупредить слуг, чтобы они никому о вас не рассказывали.

– И как долго, – спросил я, – меня будут держать в заключении?