Агата Кристи - Трагедия в трех актах
– Она хотела избавиться от вырезки и подсунула ее Оливеру.
– Вы имеете в виду, что она убийца?
– Да.
– Каков же ее мотив?
– Меня бесполезно об этом спрашивать. Могу лишь предположить, что у нее не все дома. Умные люди часто оказываются сумасшедшими. Другой причины я найти не в состоянии.
– Действительно, это impasse[63]. Мне не следовало спрашивать вас о мотиве. Я постоянно задаю себе этот вопрос. Каков мотив убийства мистера Бэббингтона? Когда я найду ответ, дело будет раскрыто.
– Вы не считаете, что причина – безумие? – спросила Эгг.
– Нет, мадемуазель, во всяком случае, не в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Есть какая-то причина, и я должен ее найти.
– Желаю удачи, – проговорила Эгг. – Простите, что потревожила вас, но эта вырезка не давала мне покоя. Ну, я должна спешить. Собираюсь с Чарлзом на генеральную репетицию пьесы «Щенок заржал», которую мисс Уиллс написала для Энджелы Сатклифф. Завтра премьера.
– Mon Dieu![64] – воскликнул Пуаро.
– В чем дело? Что-то произошло?
– Конечно, произошло. Идея! Грандиозная идея! О, я был слеп!..
Эгг уставилась на него. Словно осознав собственную эксцентричность, Пуаро взял себя в руки и похлопал девицу по плечу.
– Вы думаете, я сошел с ума? Вовсе нет. Я слышал, что вы сказали. Вы собираетесь посмотреть пьесу «Щенок заржал», в которой играет мисс Сатклифф. Идите и не обращайте внимания на мои слова.
Эгг удалилась, полная сомнений. Оставшись один, Пуаро начал бродить взад-вперед по комнате, бормоча себе под нос. Его глаза стали зелеными, как у кота.
– Mais oui[65], это все объясняет. Странный мотив – с таким я еще ни разу не сталкивался, – тем не менее логичный и при данных обстоятельствах естественный. Впрочем, все дело очень странное.
Он подошел к столу, на котором все еще стоял карточный домик, и взмахом руки разрушил его.
– Больше я не нуждаюсь в «Счастливых семействах». Проблема решена. Теперь надо действовать.
Надев пальто и шляпу, Пуаро спустился вниз, и швейцар вызвал для него такси. Пуаро назвал шоферу адрес дома сэра Чарлза.
Прибыв туда, он заплатил водителю и вошел в холл. Лифтер отсутствовал, и Пуаро поднялся пешком. Когда он очутился на третьем этаже, дверь квартиры сэра Чарлза открылась и оттуда вышла мисс Милрей.
– Вы! – воскликнула она при виде Пуаро.
Детектив улыбнулся:
– Я собственной персоной. Или по-английски правильно «с собственной персоной»? Enfin, moi[66].
– Боюсь, вы не застанете сэра Чарлза, – сказала мисс Милрей. – Он поехал в театр «Вавилон» с мисс Литтон-Гор.
– Мне нужен не сэр Чарлз. Кажется, вчера я забыл здесь мою трость.
– Ну, если вы позвоните, Темпл разыщет ее. Простите, мне надо идти – должна успеть на поезд. Я еду в Кент к матери.
– Понятно. Не буду вас задерживать.
Он шагнул в сторону, и мисс Милрей с маленьким саквояжем в руке поспешила вниз по лестнице.
Но когда она ушла, Пуаро сразу же забыл о заявленной цели своего прихода. Вместо того чтобы позвонить в дверь, он спустился вниз, успев увидеть, как мисс Милрей садится в такси. Еще одно такси медленно приближалось к подъезду. Пуаро поднял руку и, когда машина остановилась, сел в нее и велел шоферу следовать за первым такси.
На его лице не отразилось удивления, когда первая машина поехала на север и остановилась у вокзала Паддингтон, хотя оттуда не отправлялись поезда в Кент. Подойдя к кассе, Пуаро взял билет первого класса до Лумута и обратно. До отхода поезда оставалось пять минут. Подняв воротник пальто, ибо день был прохладным, Пуаро поднялся в вагон первого класса и сел в углу.
Поезд прибыл в Лумут около пяти. Уже начало темнеть. Держась позади, Пуаро увидел, как мисс Милрей приветствовал носильщик.
– Мы не ждали вас, мисс. Сэр Чарлз приезжает?
– Я приехала на одну ночь. Нужно забрать кое-какие вещи. Нет, спасибо, мне не нужно такси. Поднимусь на утес пешком по тропинке.
Сумерки сгущались. Мисс Милрей быстро поднималась по крутой извилистой тропинке. Эркюль Пуаро следовал за ней, соблюдая солидную дистанцию и шагая бесшумно, как кот. Добравшись до «Вороньего гнезда», мисс Милрей достала из сумки ключ и вошла через боковую дверь, оставив ее приоткрытой. Минуты через две она появилась вновь, держа в руке ржавый ключ и электрический фонарик. Пуаро наблюдал за ней из-за ближайшего куста.
Обойдя вокруг дома, мисс Милрей начала подниматься по заросшей сорняками тропинке. Эркюль Пуаро последовал за ней. Мисс Милрей остановилась у старой каменной башни, каких было немало на этом побережье. Башня казалась совсем ветхой, но на грязном окне была занавеска.
Мисс Милрей вставила ключ в большую деревянную дверь. Ключ протестующе заскрипел, и дверь открылась со стонущим звуком. Мисс Милрей вошла внутрь с фонариком в руке.
Ускорив шаг, Пуаро в свою очередь бесшумно шагнул через порог. Луч фонарика мисс Милрей скользил по стеклянным ретортам, бунзеновским горелкам[67] и различным аппаратам.
Подобрав лом, мисс Милрей занесла его над каким-то стеклянным прибором, когда чья-то рука удержала ее. Она вскрикнула и обернулась.
Зеленые кошачьи глаза Пуаро смотрели ей в лицо.
– Вы не можете этого сделать, мадемуазель, – заявил он. – Это называется уничтожением улик.
Глава 15
Занавес
Эркюль Пуаро расположился в большом кресле. Настенные светильники были выключены – фигуру в кресле освещала лишь лампа под розовым абажуром. Казалось символичным то, что свет падал только на Пуаро, трое его слушателей – сэр Чарлз, мистер Саттерсвейт и Эгг Литтон-Гор – оставались в темноте.
Пуаро говорил мечтательным голосом, словно обращаясь в пространство, а не к аудитории.
– Цель детектива – реконструировать преступление. Для этого нужно громоздить один факт на другой, как вы ставите одну карту на другую, сооружая карточный домик. И если факты не будут соответствовать друг другу – если карта не удержится, – вам придется начать стройку заново, иначе домик обрушится…
Как я говорил на днях, существуют три различных типа ума: ум режиссерский, который видит, как можно достичь эффекта реальности с помощью механических приспособлений, – к тому же типу относится ум зрительский, легко воспринимающий театральные эффекты, – юный, романтический ум и, наконец, друзья мои, ум прозаический, который видит не синее море и деревья мимозы, а раскрашенный задник.
Итак, mes amis[68], я перехожу к смерти Стивена Бэббингтона в прошлом августе. В тот вечер сэр Чарлз Картрайт выдвинул теорию, что Стивена Бэббингтона убили. Я не согласился с этой теорией, так как не мог поверить, что такого человека могли убить и что при сложившихся тем вечером обстоятельствах можно было отравить какое-то конкретное лицо.
Сейчас я признаю, что сэр Чарлз был прав, а я ошибался. Причина была в том, что я смотрел на происшедшее с неверной точки зрения. Верную я обнаружил только двадцать четыре часа назад, и тогда убийство Стивена Бэббингтона сразу стало выглядеть логичным и возможным.
Но я временно отвлекусь от этого пункта и поведу вас шаг за шагом по тропинке, которой следовал сам. Смерть Стивена Бэббингтона можно назвать первым актом нашей драмы. Занавес опустился после этого акта, когда мы все покинули «Воронье гнездо».
Второй акт драмы начался в Монте-Карло, когда мистер Саттерсвейт показал мне сообщение в газете о смерти сэра Бартоломью. Сразу стало ясно, что я заблуждался, а сэр Чарлз был прав. И Стивен Бэббингтон, и сэр Бартоломью Стрейндж были убиты, и эти два убийства – части одного и того же преступления. Позднее третье убийство завершило серию – убийство миссис де Рашбриджер. Следовательно, нам нужна логичная теория, связывающая воедино эти три смерти – иными словами, доказывающая, что все три преступления совершило одно и то же лицо в своих собственных интересах.
Скажу сразу – меня более всего беспокоил тот факт, что убийство сэра Бартоломью Стрейнджа произошло после убийства Стивена Бэббингтона. Глядя на все три преступления без учета времени и места, казалось наиболее вероятным, что главным из них было убийство сэра Бартоломью, а остальные два – второстепенными, происшедшими в результате связи двух других жертв с сэром Бартоломью Стрейнджем. Однако, как я заметил ранее, нельзя заставить преступление выглядеть так, как удобно тому, кто его расследует. Таким образом, получалось, что второе убийство явилось результатом первого, в котором и следует искать ключ ко всей тайне.
Однако склонность к теории вероятностей побудила меня всерьез задуматься над версией ошибки. Было ли возможно, что первой жертвой наметили сэра Бартоломью, а мистера Бэббингтона отравили по ошибке? Но мне пришлось отказаться от этой идеи. Всем близко знавшим сэра Бартоломью Стрейнджа было известно, что он никогда не пил коктейли.
