Найо Марш - Последний занавес
Мистер Рэттисбон почмокал губами и заломил руки.
— Доброе, — прошамкал он. — Рад. Насколько понимаю, оба гости. Если только мне уместно назвать себя так. Деловой визит.
— Мой случай, — сказала Трой, с трудом улавливая смысл этого потока слов. — У меня тут была работа.
Он посмотрел на рабочую блузу, которую она не успела переменить.
— Ну да, конечно, — зацокал он. — Миссис Родерик Аллейн? В девичестве Трой?
— Именно так.
— Имею удовольствие быть знакомым с мужем, — пояснил мистер Рэттисбон. — Профессиональные контакты. Дважды. Замечательно.
— Правда? — разом оживилась Трой. — Вы знакомы с Родериком? Ну что же мы стоим, давайте присядем.
Мистер Рэттисбон набрал в грудь побольше воздуха и издал каркающий звук. Они сели перед камином. Он скрестил ноги и переплел шишковатые пальцы. «Прямо с картины Крукшенка[32] сошел», — подумала Трой и заговорила об Аллейне. Рэттисбон слушал в точности так, как если бы она делала некие заявления, а он готов пригласить клерка и засвидетельствовать их. Потом Трой предстоит вспомнить и этот мирный разговор, и то, как она, извинившись, прервала свой монолог посредине: «Не знаю, право, с чего это мне утомлять вас всеми этими рассказами про Родерика».
— Утомлять? — удивился он. — Напротив. Абсолютно. Позвольте также сказать… сугубо in camera[33], что насчет этого вызова у меня были… э-э… некие дурные предчувствия… зачем… ничего хорошего не предвидится. Но нежданно меня встречает очаровательная дама, чьи выдающиеся дарования я давно ценю. М-да! — заключил мистер Рэттисбон, наклоняя, как воробей, голову в сторону Трой. — Абсолютно.
В этот момент в зале появились Полин и Дездемона. Они стремительно направились к Рэттисбону.
— Извините, ради Бога, — начала Полин, — что мы оставили вас так надолго. Папа только что сообщили — он немного расстроен. Большой день, само собой. Он будет готов встретиться с вами буквально через несколько минут, дорогой мистер Рэттисбон. А пока мы с Десси хотели бы… хотелось бы…
Трой уже направлялась к выходу. Последующее явно не предназначалось для ее ушей.
Она еще успела услышать звучный голос Дездемоны:
— Совсем небольшой разговор, мистер Рэттисбон. Просто чтобы вы были в курсе.
— Если вам угодно — разумеется. — Голос мистера Рэттисбона прозвучал неожиданно сухо и отрывисто.
«Ну, от мистера Рэттисбона, — подумала Трой, выходя в коридор, — они вряд ли добьются многого».
4
«Похоже на сцену из фильма, — думала Трой, разглядывая стол, — где я играю эпизодическую женскую роль». Сравнение напрашивалось само собой. Часто ли увидишь во главе такого стола кого-то, кроме сэра Обри Смита? Где еще, как не на экране, столкнешься с таким великолепием? С таким обилием цветов, с такими чисто эдвардианскими блюдами и вазами, где еще услышишь такой редкостно непринужденный разговор? Такие характеры и персонажи лепятся только на киностудии. Даже соседи Анкредов, сквайр и пастор, один худощавый и с моноклем, другой румяный и прилизанный — явно ежегодное блюдо к праздничному столу, — даже эти двое выглядели тщательно подобранным украшением; они были слишком типичными, чтобы поверить в их реальность. А мистер Рэттисбон? Патриарх в кругу семейных адвокатов. Что же до самих Анкредов, то достаточно было взглянуть на них или услышать умело модулированный смех и безупречно интонированные разговоры о том о сем, чтобы сразу понять: собрание звезд. Трой начала перебирать возможные названия фильма: «Дань сэру Генри»; «Бесподобные Анкреды».
— Ну что, пока вроде все идет хорошо? — наклонился к Трой сидящий слева от нее Томас. Трой и забыла о нем, хотя именно он сопровождал ее к столу. Седрик, ее сосед справа, забрасывал Трой и свою другую соседку за столом, Дездемону, натужными, в высшей степени искусственными замечаниями, каждое из которых звучало так, словно было предназначено специально для ушей его деда. Томас же больше помалкивал.
— Очень хорошо, — поспешно согласилась Трой.
— То есть я хочу сказать, — Томас понизил голос, — что если не знать, то и не скажешь, как все дрожат насчет завещания, верно? То есть все, кроме меня и, возможно, Седрика.
— Ш-ш-ш, — осадила его Трой. — Верно, не скажешь.
— И знаете почему? Потому, что мы играем большую семейную пьесу. Все как на сцене. Люди, ненавидящие друг друга до глубины души, демонстрируют ангельскую любовь. Вас, наверное, все это удивляет. Посторонним вообще эти игры должны казаться несколько необычными. Итак, — продолжал Томас, кладя на скатерть супную ложку и добродушно поглядывая на Трой, — что скажете об Анкретоне?
— Скажу, что это захватывающее зрелище.
— Рад слышать. Вы ведь на спектакль приехали, так? Интриги, сражения. Знаете, что будет после ужина? — И, не дожидаясь ответа, он продолжал: — Папа провозгласит тост за здоровье короля, а я — за здоровье папа. Я старший из присутствующих здесь сыновей, так что это мой долг, хотя жалко, что все получилось именно так. У Клода бы вышло лучше. В прошлом году за стол пригласили Пэнти — специально на этот предмет. Я потренировал ее, и она справилась с «делом» наилучшим образом. Папа даже расплакался. Нынче, из-за стригущего лишая, а также шуточек, ее не пригласили. Ничего себе! — отвлекся Томас, увидев, как Трой поворачивается и кладет себе что-то в тарелку. — Новозеландские лангусты! А я думал, Миллимент от них отказалась. Интересно, папа заметил? Если заметил — беда.
Томас не ошибся. Сэр Генри, когда ему предложили это блюдо, не отказался, но бросил на сноху свирепый взгляд. За столом сразу повисло молчание. Трой, сидевшая напротив Миллимент, заметила, как она беспомощно улыбнулась и бросила жалобный взгляд на Полин, чье место было на противоположном конце стола. Та в ответ просто подняла брови.
— Он настаивал, — прошептала Миллимент сидевшему слева от нее Полу.
— Что? — громко спросил сэр Генри.
— Ничего, папа, это я так, — потупилась Миллимент.
— Кое-кто называет это лангустой, — повернулся сэр Генри в сторону мистера Рэттисбона. — Только это такая же лангуста, как моя ступня. Просто нечто ракообразное от антиподов.
Ловя на себе опасливые взгляды членов семьи, сэр Генри отправил в рот полную ложку и одновременно ткнул пальцем в бокал:
— Это надо чем-то запивать. Придется нарушить правила. Баркер, шампанского.
Баркер, слегка поджав губы, наполнил бокал.
