Рекс Стаут - Черная гора (сборник)
Миссис Вукчич оказалась радушной хозяйкой. Ни Вульф, ни Данило не обращали никакого внимания на то, что я не понимаю ни слова из их разговора. А вот Мета относилась к этому иначе и то и дело поворачивалась ко мне, как бы включая меня в их беседу.
Я вспомнил обед, который Лили Роуэн давала у «Рустермана» и где одним из гостей был эскимос. Проявляла ли она к нему такую же обходительность, как миссис Вукчич ко мне? Припомнить этого я не смог. Наверное, потому, что сам не обращал на него никакого внимания.
И я дал себе слово, что если когда-нибудь вернусь в Нью-Йорк и буду обедать за одним столом с кем-то вроде эскимоса, то стану улыбаться ему – или ей – каждые пять минут.
Тушеная баранина таяла во рту, редис был сочным и хрустящим. Но вкуснее всего оказался домашний хлеб – булки шириной и длиной с мою руку. Мы съели парочку, и я воздал им должное. Масла хозяева нам предложить не могли, но мы макали хлеб в подливку, а потом – в яблочное повидло, что было еще вкуснее.
В итоге я, не принимавший участия в разговоре, от этого только выиграл, поскольку мог без помех чревоугодничать и переглядываться с Метой. К тому же позже Вульф сказал мне, что застольная беседа вышла беспредметной.
После ужина подали кофе. По крайней мере, так предположил Вульф, когда я спросил его, что это такое. Мы прихлебывали непонятное пойло из аляповатых желтых чашек, когда Данило вдруг встал, устремился к входной двери и вышел, закрыв ее за собой. Учитывая дальнейшие события, этому, наверное, предшествовал какой-то сигнал, но я ничего не заметил.
Данило отсутствовал минут пять. А когда вернулся, широко распахнул дверь, и нас, сидящих за столом, обдало холодным дыханием ветра. Он сел, положил на стол сверток в мятой темной бумаге, взял свою чашку и осушил ее залпом. Вульф что-то спросил у него, очень вежливо. Данило поставил чашку, развернул сверток и поместил на стол между собой и Вульфом.
Я так и приклеился взглядом к предмету, лежавшему на бумаге. На зрение я не жалуюсь, но своим глазам поверил не сразу. Это был человеческий палец, отсеченный у основания.
– Надеюсь, это не десерт, – сухо произнес Вульф.
– Ну что вы… Мы могли бы отравиться, – заявил Данило. – Он принадлежал этому крысенку, Жубе Биличу. Мета, дорогая, плесни мне горячего кофейку.
Глава десятая
Хотя хозяйка дома и виду не подала, что появление отрезанного пальца на обеденном столе ужаснуло ее, на самом деле она здорово перепугалась. Это стало очевидным, когда она, наполнив чашку мужа дымящимся суррогатом, вернула кофейник на печку, даже не справившись у гостей, не хотят ли они еще чашечку, что было на нее не похоже.
Как только Мета села на место, Вульф обронил:
– Впечатляет. Разумеется, вы ждете от меня вопроса. И я рискну его задать. Где все остальное?
– Там, где никому не найти, – резко ответил Данило, прихлебывая из чашки. – Сами знаете, у черногорцев не принято извещать таким образом о казни. Этот обычай ввели русские несколько лет назад, и он прижился.
– И все-таки я поражен… Я имею в виду казнь, а не палец. Полагаю, покинув нас, вы известили кого-то, что Жубе околачивается поблизости, и отдали приказ его устранить.
– Совершенно верно.
– Только из-за того, что он проследил за нами до вашего дома?
– Нет.
Данило взял палец, завернул его в бумагу и выбросил в печку.
– Чуть-чуть повоняет, – предупредил он, – но не больше, чем ломоть баранины. Жубе стал совершенно невыносим, с тех пор как поступил в университет. Он целый год отравлял мне жизнь, пытаясь убедить Госпо Стритара, что на самом деле я верен Духу Черной горы. У меня есть причины подозревать, что в том же самом он убеждал и Белград. Так что он был уже приговорен, а увязавшись следом за вами, всего лишь упростил нам задачу.
Вульф приподнял плечи на одну восьмую дюйма, потом опустил их.
– Что ж, значит, притащив за собой «хвост», мы ничего не испортили. Не стану притворяться, я восхищен вашей решимостью. – Он посмотрел на Мету: – И заверяю вас, госпожа Вукчич, что это жутковатое угощение, поданное вместе с кофе, не умаляет нашей благодарности за превосходную трапезу. Я говорю это и от имени господина Гудвина, поскольку он не владеет вашим языком. – Затем Вульф повернулся к Данило и заговорил уже более серьезным тоном: – Позвольте, однако, вернуться к нашим делам. Я должен встретиться с Йосипом Пашичем.
– Он не сможет прийти, – отрезал Данило.
– Я вас прошу мне помочь.
– Нет.
– Тогда я буду вынужден сам отправиться к нему. Где его найти?
– Это невозможно. Я не могу вам сказать.
Вульф не терял выдержки:
– Не можете или не хотите?
– Я вам этого не скажу. – Данило хлопнул ладонями по столу. – Хотя бы в память о дяде, господин Вульф, войдите в мое положение. Да, мы с женой приняли вас под своим кровом и разделили с вами нашу скромную пищу. Но ради всего, во что верил и за что боролся мой дядя, я не могу подвергнуть опасности разглашения нашу святую, нашу заветную тайну. И дело вовсе не в том, что мы вам не доверяем. Напротив, вы зарекомендовали себя как нельзя лучше. Просто вас уже могли узнать.
– В таком диком одеянии? – фыркнул Вульф. – Вздор! К тому же я предусмотрел отвлекающий маневр. Паоло Телезио пишет вам на этот адрес, а тайная полиция перехватывает все послания, прежде чем они попадают в ваши руки. Вы же, зная об этом, время от времени используете чужое любопытство в собственных целях. Верно?
Данило насупился:
– Похоже, Паоло доверяет вам больше, чем я.
– Он знал меня, когда вас еще на свете не было. Надолго задерживают перехвачиваемые письма?
– Нет. Там подобрались сноровистые ребята.
– Вы сегодня не получили письмо от Телезио?
– Нет.
– Тогда, наверное, получите завтра. Вчера днем он отправил его из Бари. В письме сказано, что он только-только получил каблограмму из Нью-Йорка за моей подписью, в которой говорится буквально следующее: «Сообщите проживающим за Адриатикой, что всеми делами и обязательствами Вукчича теперь занимаюсь я. Вскоре получите двести тысяч долларов. В следующем месяце высылаем в Бари нашего человека для переговоров». В письме Телезио будет сказано, что каблограмма написана на английском, а он перевел ее на итальянский. Как я уже говорил, это всего лишь отвлекающий маневр, чтобы сбить с толку полицию. Для вас это не имеет ровным счетом никакого значения. Я пообещал Телезио, что предупрежу вас. А югославская полиция узнает, что Ниро Вульф сейчас в Нью-Йорке и приезжать не собирается.
Данило, все еще хмурясь, возразил:
