Сергей Саканский - Тайна Марии Целесты
Жаров с трепетом погрузился в историю морских загадок и уже через час набросал план статьи, которую смело можно сделать передовицей ближайшего номера – напомнить читателям известные истории прошлого, а в центр поставить сегодняшнее происшествие, плюс хорошие фото, которые расторопная Анюта уже прислала из своей редакции: «Леокадия» стоит, покосившись, над пляжем, «Леокадию» снимает с мели буксир, он же тянет «Леокадию» на тросе прочь. Как журналист, главный редактор и хозяин газеты Жаров опасался лишь одного: что если пресловутая тайна одесской яхты раскроется прежде, чем номер уйдет в печать?
Следователь Пилипенко будто бы услышал мысль своего друга: позвонил, едва она пришла Жарову в голову.
– Не хочешь прогуляться до грузового порта?
– Ты что же – поручаешь это мне? – спросил Жаров.
– Нет. Я тоже приму участие.
– Уже найден труп?
– Нет, – вздохнул Пилипенко. – Но мне очень не нравится эта история. Давай-ка пока так, не светясь. Просто двое любознательных одноклассников в штатском решили осмотреть эту удивительную яхту.
* * *Пилипенко попросил Жарова взять его старый «Пежо», чтобы не смущать портовых рабочих милицейским «Жигуленком». Жаров увидел яхту, пришвартованную к концу мола, еще когда вел машину мимо гостиницы «Ялта». Пропуск, висевший на ветровом стекле, открывал ему многие места города, в том числе – и Массандровский грузовой порт. Жаров проехал прямо по молу, остановив машину напротив яхты, которую спасатели только что пришвартовали, замотав два каната за кнехты. Вокруг гудело и гремело нормальными для порта жестяными переборами. «Леокадия», теперь стоящая прямо, выглядела грациозно и стильно, на ее белых бортах колыхались отраженные солнечные блики.
– Владелец такой яхты – кто может быть? – спросил Пилипенко, будто обращаясь к самому себе. – Если не какая-нибудь звезда, то наверняка бизнесмен. В любом случае – состоятельный человек. А там, где деньги, всегда можно ожидать преступления.
Пилипенко не столь хорошо разбирался в морском деле, как Жаров. Друзья поднялись на борт, и журналист продемонстрировал следователю форпик яхты, приподняв крышку люка.
– Если здесь и хранилась надувная лодка, – сказал Пилипенко, пошарив внутри отсека, – то у нее был мотор.
Он достал платок и тщательно вытер перепачканные маслом пальцы.
Спустились по короткому трапу вниз. Темные, круглые, как у Джона Леннона, очки следователя вмиг посветлели, открыв его внимательные глаза.
– Где твой кофейник? – первым делом спросил он.
Жаров приоткрыл дверь камбуза и указал ладонью на плиту. Пилипенко осмотрел кофейник, не трогая его, затем повертел винтами крепления.
– Сколько времени прошло от момента, как яхту прибило к берегу, до того, как ты влез на борт? – спросил он.
– От силы минут десять, – сказал Жаров.
– Плиту ты выключил сразу?
– Минуты через две, когда спустился на камбуз.
– Ладно. Будем считать, что двенадцать.
Следователь вышел из камбуза и тотчас вернулся, держа в руках штурманскую параллельную линейку и судовой журнал.
– Возьми-ка, почитай пока, – сказал он Жарову, протягивая журнал, а сам склонился над плитой, щелкнув пластмассовой линейкой.
Жаров раскрыл журнал, искоса поглядывая на следователя, который меж тем бесцеремонно погрузил линейку в кофейник. Широкая даже в сложенном положении, она едва пролезла через горлышко.
Жаров склонился над журналом. Судя по записям на первой странице, яхта действительно вышла из Одессы три дня назад. Экипаж и вправду состоял из одного человека, он значился владельцем и капитаном судна – некто Шурупов Сергей Александрович.
Журнал – обязательный навигационный документ. Он служит для фиксации всего, что касается судна и его экипажа во время плавания, состоит из стандартных, напечатанных типографским способом таблиц. Журнал положено вести непрерывно с момента прибытия экипажа на борт и до окончания плавания. В случае гибели судна капитан должен принять меры к сохранению журнала.
Левая страница на каждом развороте отражает данные о курсе, ветре и так далее. На правой записываются происшедшие события, а если таковых нет, то ставят во всю таблицу карандашный «зет». Иные вахтенные любят вести на этих правых страницах и чисто личные записи, часто довольно скучные, интересные только для самих этих любителей.
Владелец «Леокадии», похоже, как раз и был таким любителем: в первый день он уныло жаловался на хандру, коей способствовали мрачные тучи над горизонтом и так далее. На второй день вдруг заявил, что ему и вовсе порой не хочется жить, и от тоски своей некуда уйти, и даже на собственной яхте по вольному ветру не уплыть и тому подобное…
«Хотя, кончено же, я не от какой-то там тоски бегу, а от вполне конкретного, от того, что преследует меня, что наехало со всех сторон…»
Интересно, что такое могло «наехать» на успешного бизнесмена Шурупова? Или не успешного? Да и бизнесмена ли? Кто он такой, вообще? Они с Пилипенкой заочно решили, что владелец яхты – одесский бизнесмен. Может и так. На бизнесмена могли наехать какие-нибудь кредиторы. Со всех сторон? Еще всяческие неприятности, например, известие о неизлечимой болезни. Или какая-нибудь любовница угрожает разоблачить его перед женой, что также обычное дело… Разве этого достаточно, чтобы поставить яхту на автопилот и сигануть за борт? Да и пропавшую лодку надо как-то объяснить.
Следователь тем временем сидел на рундуке и размышлял, постукивая линейкой по колену.
– Тридцать четыре миллиметра, – сказал он, наконец. – Давай-ка проведем эксперимент. Допустим, кофейник был изначально полон.
Он снял с кофейника крышку и налил воду из крана в перевернутой бутыли над камбузным столом. Водрузил кофейник на плиту и защелкнул зажимом от качки.
– Я, между прочим, бросаю курить, если ты помнишь, – сказал он Жарову.
– У меня, конечно, есть зажигалка, – ответил тот, – но хочу заметить, что она здесь и не нужна. Такая походная плита включается автоматически, от искры. Кнопочку нажми, – закончил Жаров, качнув пальцем.
Следователь утопил маленькую красную кнопку сбоку плиты. Раздался тихий треск и газовый цветок распустился.
– Теперь подождем, – сказал Пилипенко. – Времени хватит, чтобы не спеша осмотреть всю эту посудину.
– Сначала я закончу с журналом, – сказал Жаров, перевернул страницу и вдруг почувствовал, как его собственные брови ползут наверх.
На последнем развороте с левой стороны значились обычные цифры. С правой размашистым торопливым почерком было начертано следующее:
