Эрл Гарднер - Дело о сбежавшем трупе
– Это крайне важный свидетель, – снова повторил Мейсон. – Полиция должна принять меры для того, чтобы его разыскать.
– Полностью согласен с вами.
– Ну и что же теперь получается? – спросил Мейсон.
– Боюсь, – ответил Вэндлинг, – у нас с вами прямо противоположные интересы в итоге. Учитывая то, как обстоят дела в настоящий момент, я намерен предъявить Мирне Дейвенпорт обвинение в убийстве и привлечь ее к уголовной ответственности. Естественно, я не стану этого делать, если Эд Дейвенпорт на самом деле вылез из окна того домика. Однако даже если нам удастся разыскать свидетеля, практически он может подтвердить лишь одно: да, он видел мужчину, одетого в пижаму, когда тот вылезал из окна, заметил, что он был босым, что сел в стоявший тут же автомобиль и уехал. Вообще-то человек соответствует в общих чертах описанию Эда Дейвенпорта.
– Вы нашли труп? – спросил Мейсон.
– Нашли.
– Никаких сомнений, что это Эд Дейвенпорт?
– Абсолютно никаких.
– Как труп одет?
– В пижаму. С босыми ногами, похоронен в могиле, выкопанной дня за два-три до этого.
– Вы хотите сказать, тело опустили в яму, которая уже была приготовлена?
– Вы так ее описываете. А я считаю, это была самая настоящая могила, вырытая заблаговременно со специальной целью: положить в нее тело Дейвенпорта.
– Каким образом он умер?
– Пока мы точно этого не знаем, но есть основания предположить отравление ядом.
– Мышьяк?
– Цианистый калий. Вскрытие еще не произведено.
– В таком случае смерть должна была быть почти мгновенной?
Вэндлинг согласился, ожидая других вопросов.
– Конфеты? – спросил Мейсон.
– Конфеты в его портфеле начинены мышьяком и цианистым калием. В большинстве шоколадок имелся мышьяк, в нескольких – цианистый калий. Поразительно аккуратно осуществленное отравление… Частично жидкая начинка вытянута с помощью шприца, надо полагать, и заменена жидкостью, содержащей яд.
– Какого дьявола кому-то вздумалось прибегнуть к помощи двух видов яда? – спросил Мейсон.
Вэндлинг пожал плечами:
– Хотел бы я знать ответ на ваш вопрос.
– В особенности странно, что один из ядов действует медленно, второй же – молниеносно.
– Это непростой вопрос, – согласился Вэндлинг. – Фактически в данном деле имеется целый ряд вопросов, на которые я не могу ответить. Я не люблю выступать в качестве обвинителя в деле, в котором не разобрался до конца. Если я призову жюри вынести смертный приговор этой женщине, я должен быть уверен: именно она виновна в совершении хладнокровного, предумышленного убийства.
Мейсон с одобрением взглянул на собеседника.
– Я много читал о вас, – продолжал Вэндлинг. – Вы упорный и находчивый борец. Вы верите в силу драматизма. Мне бы не хотелось выступать против вас в деле, в котором не все раскрыто и выяснено.
– И что же? – спросил Мейсон.
Вновь на лице Вэндлинга появилась дружеская улыбка.
– Это все, что я могу вам сказать в настоящий момент.
– Как это?
– Могу повторить. Не в моих правилах требовать смертного приговора в деле, пока я не буду уверен, что это хладнокровное, преднамеренное, заранее подготовленное убийство. А в данном деле есть моменты, которые я до сих пор не смог объяснить. И не могу найти на них ответы. Есть свидетель защиты, которого упустила полиция. Я должен заботиться о своей репутации. Вы опасный противник. Если в деле выплывет такой факт, который обвинение не сможет объяснить, вы так его обыграете и драматизируете, что он будет казаться самым важным.
– И дальше?
– Это все, больше я не могу ничего сказать в настоящий момент.
– Ну что же, как я считаю, мы понимаем друг друга, – выдохнул Мейсон.
– И вы хотите увидеться с обвиняемой?
Мейсон подтвердил свое требование.
– Я лично приехал сюда, – заговорил Вэндлинг, – потому что хотел познакомиться с вами и не чинить препятствий для свидания… В нашем округе мы не сторонники допросов третьей степени, мы разрешаем обвиняемым встречаться с их защитниками, поэтому миссис Дейвенпорт ожидает вас в зале свиданий. И я даю вам слово, помещение не оборудовано никакими подслушивающими устройствами. Если миссис Дейвенпорт пожелает встретиться со мной, я задам ей кое-какие вопросы. А не захочет на них отвечать, это ее право. Вы ее адвокат, в нашем округе мы будем относиться к вам с подобающим уважением и станем охранять права обвиняемой с таким же рвением, как и вы.
– Благодарю, – поклонился Мейсон.
– Но если улики будут доказывать преднамеренное отравление, я потребую для нее смертного приговора, – добавил Вэндлинг.
Мейсон согласился:
– Все правильно.
– А если ее оправдают здесь, то прокурор из Лос-Анджелеса намерен обвинить ее в отравлении мисс Гортензии Пакстон.
Мейсону и тут оставалось только кивнуть в знак согласия.
– Я подумал, что мне необходимо все это вам сказать, – продолжал Вэндлинг, – в особенности если ваша подзащитная признает себя виновной. Сейчас, учитывая бегство от полиции свидетеля защиты, если миссис Дейвенпорт по вашему совету добровольно признает себя виновной, я ограничусь для нее требованием пожизненного заключения, а не смертной казни.
– После чего ее переведут в Лос-Анджелес и станут судить за убийство Гортензии Пакстон, – продолжил ход событий Мейсон. – И хотя суд не будет располагать ни малейшими доказательствами ее вины, окружной прокурор непременно вспомнит об осуждении во Фресно за отравление мужа, после чего все члены жюри единогласно решат, что она отравительница, и уже не станут слушать ничего говорящего в ее пользу, признают виновной в смерти Гортензии Пакстон и приговорят к смерти.
Вэндлинг потер обеими ладонями себе щеки и медленно кивнул:
– Да, коллега, у вас свои проблемы.
– Итак, я отправляюсь беседовать с моей подзащитной, – напомнил Мейсон. – Благодарю за то, что вы выложили свои карты на стол. Убежден, имея вас противником на суде, мне придется тяжко.
Вэндлинг с достоинством пожал руку Мейсону:
– Буду стараться из всех сил, чтобы так оно и получилось… А что случилось в Парадайзе? Меня интересует конверт с чистыми листочками бумаги, распечатанный над паром. Хотите сделать какое-нибудь заявление?
Мейсон состроил гримасу наивного непонимания.
– Я так и думал, – усмехнулся Вэндлинг. – Тамошний окружной прокурор предупредил меня по телефону: вы охотно отвечаете на все вопросы, но при этом ничего не говорите. Якобы вы его форменным образом «заговорили».
– Человек меняет свою тактику с разными людьми и при разных обстоятельствах. Полагаю, с вами трудно много говорить и ничего не сказать.
