Найо Марш - Смерть в белом галстуке
— Вы сделали это из-за размолвки с дядей?
— Да.
— Боюсь, мне придется попросить вас рассказать о ней.
— Я… Это не имеет никакой связи с этим… с этим ужасным делом. Не слишком-то приятно об этом вспоминать. И я бы не хотел…
— Вот видите, — сказал Аллейн, — это я и имел в виду в своей торжественной вступительной речи, — он встал и, вытянув длинную руку, коснулся плеча Доналда. — Давайте-давайте, — подбодрил он. — Знаю, это нелегко.
— Но это не было так, что я не любил его.
— Я вообще не верю, что кто-то мог его не любить. Но в чем же было дело? Вы залезли в долги?
— Да.
— Он оплатил их?
— Да.
— Тогда из-за чего же вы поссорились?
— Он хотел, чтобы я отправился в Эдинбург продолжать занятия медициной.
— А вы ехать не хотели?
— Нет.
— Почему?
— Мне показалось, что там дьявольски скучно. Я хотел поступить в клинику Томаса. И он согласился с этим.
Аллейн возвратился на свое место за столом.
— Что же заставило его изменить свое мнение? — спросил он.
— Состояние моих долгов.
— Больше ничего?
Дрожащей рукой Доналд затушил сигарету и помогал головой.
— Ну, допустим, — сказал Аллейн, — не было ли у него столкновений с кем-либо из ваших друзей?
— Я… ну, может, он и думал об этом… Я хочу сказать, что этого не было.
— Знал ли он, что вы знакомы с капитаном Морисом Уитерсом?
Во взгляде, который Доналд бросил на Аллейна, мелькнуло глубочайшее изумление. Он открыл рот, потом закрыл его и наконец сказал:
— Я думаю, знал.
— Вы в этом не уверены?
— Он знал, что я дружу с Уитерсом. Это да.
— Не возражал ли он против этой дружбы?
— Он что-то говорил… Теперь я думаю, что это так.
— Но это не произвело на вас никакого впечатления?
— О… Нет.
Аллейн резко ударил по чековой книжке лорда Роберта.
— Тогда я возьму вот это, — сказал он. — Вы не забыли о некоем чеке на пятьдесят фунтов?
Доналд не сводил глаз с длинной тонкой руки, лежавшей на голубом переплете. Краска позора заливала его лицо.
— Нет, — отозвался он. — Не забыл.
— Эту сумму он уплатил Уитерсу от вашего имени?
— Да.
— И все равно это не произвело на вас ни малейшего впечатления?
— Долгов так много, — сказал Доналд.
— Ваш дядя знал, что вы находитесь в дружеских отношениях с этим человеком, о котором у него имелась соответствующая информация. Я это знаю доподлинно. И я спрашиваю вас, не протестовал ли он чрезвычайно активно против вашей связи с Уитерсом?
— Ну, если вы именно так смотрите на это…
— Бога ради, — сказал Аллейн, — не прячьтесь за меня. Я только хочу дать вам шанс.
— Вы… неужели! Вы… думаете, что я…
— Вы его наследник. Вы с ним поссорились. У вас был долг. Вы делите комнату с человеком, против которого он вас предостерегал. И вы не в том положении, чтобы попытаться спасти свое лицо в мелочах. Ведь вы же хотите, насколько это возможно, уберечь свою мать от всего этого, не так ли? Ну конечно хотите! Как и я. И я прошу вас самым серьезнейшим образом, как друг, чего я обычно не делаю, сказать мне всю правду.
— Ладно, — ответил Доналд.
— Вы обитаете в одной квартире с капитаном Уитерсом. Что вы там делаете?
— Я… мы… я жду… когда все закончится, не смогу ли я поступить в клинику Томаса.
— Как бы вы могли это сделать?
— С помощью моей матери. Вступительные экзамены я сдал, и думаю, если мне кое-что почитать и постараться что-то заработать, то позже я мог бы начать занятия.
— Каким образом вы рассчитываете зарабатывать?
— Уитс мне помогает… Я имею в виду капитана Уитерса. Он просто великолепен. Мне нет дела до того, кто и что о нем говорит, он не проходимец.
— Какие у него предложения?
Доналд засуетился:
— О, ничего определенного. Мы обсуждаем это.
— Понимаю. А сам капитан Уитерс имеет какую-нибудь работу?
— Ну, не совсем так. У него есть приличный доход, но он сейчас подумывает и о каком-нибудь деле. Он правда терпеть не может бездельничать.
— Не расскажете ли вы мне, каким образом вы задолжали ему пятьдесят фунтов?
— Я… просто я должен был их ему. И все.
— Это ясно. Но за что? Заключили пари?
— Да. В самом деле, было одно или два пари.
— На что? Лошади?
— Да, — тотчас сказал Доналд.
— Что еще?
Последовало молчание.
— Что еще?
— Ничего. То есть… Я как следует не помню.
— Надо вспомнить. Это была какая-нибудь игра? Покер?
— Да, покер.
— Есть, есть еще что-то, — сказал Аллейн. — Доналд, если вы будете продолжать увиливать, вред, который вы причините себе, переоценить будет трудно. Неужели вы не видите, что любая ваша следующая увертка ставит вашего приятеля в еще более сомнительное положение, даже по сравнению с тем, в каком он и так оказался? Бога ради, подумайте о смерти вашего дяди, о чувствах вашей матери, о собственном идиотском положении. Каким еще образом вы задолжали деньги капитану Уитерсу?
Аллейн следил за тем, как Доналд поднимает голову, хмурит брови, пальцами сжимает губы. Его глаза оставались пустыми, но он не отводил их от Аллейна, и постепенно в них стало зарождаться подозрительное изумление.
— Я не знаю, что делать, — сказал он просто.
— Вы имеете в виду свой долг Уитерсу? Полагаю, вы дали ему определенные гарантии. Так?
— Да.
— Меня молодые люди вашего поколения попросту сбивают с толку. С виду вы куда информированнее, чем были мы, а между тем я готов поклясться, что ни за что не купился бы на этого копеечного джентльмена с располагающими манерами, но без места работы, если, конечно, не считать работой посещения подпольного казино.
— Я ни слова не сказал о рулетке, — поспешно заявил Доналд.
— Да и в самом-деле, стыдно брать с вас деньги, — возразил Аллейн.
Фокс при этом деликатно кашлянул и перевернул страницу блокнота.
— Случайно, не капитан Уитерс, — поинтересовался Аллейн, — предложил вам законно заработать, помогая ему?
— Больше ни на один вопрос о нем я отвечать не буду, — громко сказал Доналд. Казалось, что в следующий момент он либо впадет в буйную ярость, либо зарыдает.
— Очень хорошо, — ответил Аллейн. — Когда вы услышали о происшедшей трагедии?
— Сегодня утром, когда вышла спортивная газета.
— То есть примерно полтора часа назад?
— Да.
— Сколько времени занимает дорога сюда от квартиры капитана Уитерса? Это ведь в Челси, на Слинг-стрит? По-моему, пешком не более пяти минут. Почему же вы так долго добирались сюда?
— Я не успел одеться и — вы можете мне не верить — был потрясен, услышав о смерти дяди.
