Агата Кристи - Кривой домишко
— Роджера?
— Да.
— «Проходите, пожалуйста, в гостиную, — сказал паук мухе», — пробормотал я.
Тавенер взглянул на меня в недоумении.
— Мы предупредили его обо всем должным образом, — сказал он сурово.
Место действия было подготовлено, стенографист ждал во всеоружии. Вскоре послышался звонок, и через несколько мгновений в комнату вошел Роджер Леонидис. Он вошел стремительно… и довольно неуклюже… наткнулся на кресло. Он напомнил мне большую, дружелюбно настроенную собаку. Одновременно с этим наблюдением у меня появилась твердая уверенность в том, что подмена инсулина эзерином не могла быть делом его рук. Он разбил бы пузырек, пролил бы содержимое или же как-нибудь по-другому умудрился бы провалить всю операцию. Несомненно, решил я, исполнителем была Клеменси, хотя, возможно, Роджер был соучастником.
Слова из него так и сыпались.
— Вы хотели меня видеть? Вам что-нибудь удалось обнаружить? Привет, Чарльз, я вас сразу и не заметил. Как хорошо, что вы пришли. Однако скажите мне, пожалуйста, сэр Артур…
Какой славный человек, думалось мне, поистине очень симпатичный человек. Однако́ убийцы нередко бывали весьма приятными людьми… по крайней мере так говаривали впоследствии их удивленные друзья. Чувствуя себя Иудой-предателем, я приветливо ему улыбнулся.
Отец заговорил нарочито официальным тоном. Бойко звучали казенные слова и фразы: … заявление… заносится в протокол… никакого принуждения… поверенный…
Роджер Леонидис пропустил их мимо ушей с тем же характерным для него нетерпением.
Я заметил едва уловимую сардоническую улыбку на лице старшего инспектора Тавенера и буквально прочитал его мысли: «И всегда-то они бывают такими самоуверенными. Считают, что уж они-то не могут совершить ошибку. Для этого они слишком умны».
Я незаметно устроился в уголке и стал слушать.
— Я просил вас прийти сюда, мистер Леонидис, — сказал мой отец, — не для того, чтобы сообщить вам свежие новости, а для того, чтобы получить кое-какую информацию от вас… информацию, которую вы утаили во время предыдущей беседы.
Роджер Леонидис, казалось, был озадачен.
— Утаил? Но я рассказал вам все… абсолютно все!
— Мне кажется, что не все. У вас ведь состоялся разговор с отцом в тот вечер, когда он умер?
— Да, да, мы вместе пили чай. Я ведь говорил вам об этом.
— Правильно, вы об этом упоминали, однако ничего не рассказали нам о содержании вашего разговора.
— Мы… просто разговаривали… о том о сем.
— О чем именно?
— О повседневных делах, о доме, о Софии…
— А об Объединенной компании? О ней упоминалось в разговоре?
Мне кажется, до последнего момента я надеялся, что Джозефина выдумала эту историю; но если даже у меня и теплился какой-то огонек надежды, то теперь он быстро угас.
Выражение лица Роджера изменилось. Нетерпение мгновенно уступило место чувству, близкому к отчаянию.
— О, боже! — пробормотал он, бросившись в кресло и закрыв лицо руками.
Тавенер улыбнулся и стал похож на сытого, довольного кота.
— Вы признаете, мистер Леонидис, что были с нами не вполне откровенны?
— Как вам удалось узнать об этом? Я был уверен, что об этом никто не знает… не понимаю, каким образом кто-нибудь мог узнать об этом.
— У нас есть свои методы получения таких сведений, мистер Леонидис. — Последовала многозначительная пауза. — Думаю, что теперь вы поняли, что лучше рассказать всю правду.
— Да, да, конечно. Я расскажу вам. Что именно вы хотите узнать?
— Правда ли, что Объединенная компания находится на грани банкротства?
— Да. Теперь уже этого не предотвратить. Крах неминуем. Если бы только мой отец умер, не узнав об этом! Какой стыд… какой позор…
— Не исключено, что будет возбуждено уголовное дело?
Роджер вздрогнул от удивления.
— Ну что вы! Это будет… честное банкротство. Кредиторам будет выплачено по двадцать шиллингов за фунт, если добавлю свои личные средства, а именно так я и собираюсь поступить. Нет, вы меня не поняли. Позор для меня в том, что не оправдал доверия своего отца. Он в меня верил. Он передал в мои руки свой крупнейший концерн… свое любимое детище. Он никогда не вмешивался, никогда не спрашивал, как идут у меня дела. Он просто… доверял мне… А я не оправдал его доверия.
Мой отец сухо сказал:
— По вашим словам, выходит, что возможность уголовного преследования исключается. Почему же тогда вы с женой собирались уехать за границу, никому не сказав о своем намерении?
— Вам и это известно?
— Как видите, мистер Леонидис.
— Разве вам это не понятно? — Он нетерпеливо наклонился вперед. — Я боялся сказать отцу всю правду. Видите ли, это выглядело бы так, как будто я прошу у него денег. Как будто хочу, чтобы он снова поставил меня на ноги. Он… он очень любил меня. Он, несомненно, захотел бы помочь. Но я-то не мог… не мог продолжать… снова испортил бы все дело… не гожусь для этого. У меня нет деловой хватки. Я не похож в этом на отца… я совсем другой. И всегда знал это. Я пытался. Но ничего не вышло. Я был так несчастен… боже! Вы и представить себе не можете, насколько я был несчастен! Пытался привести в порядок запутанные дела, надеялся как-то рассчитаться с кредиторами, тешил себя мыслью, что моему дорогому старику никогда не доведется услышать об этом. А потом исчезла последняя надежда на то, что удастся избежать банкротства. Клеменси… моя жена… все поняла и согласилась со мной. И мы разработали план: никому ничего не говорить, уехать, не дожидаясь, пока разразится буря. Я должен был оставить отцу письмо и написать в нем обо всем… о том, как мне стыдно… и попросить его простить меня. Он всегда так хорошо ко мне относился… вы и представить себе не можете! У него уже не было бы времени, чтобы что-нибудь предпринять. Именно этого я и хотел. Не хотел просить его о помощи. Не хотел даже, чтобы казалось, что я прошу о помощи. Уехав куда-нибудь, хотел начать жизнь сначала, опираясь только на собственные силы. Жить просто и скромно. Выращивать что-нибудь… кофе… фрукты. Ограничиться самым необходимым для жизни… конечно, это было бы тяжелым испытанием для Клеменси, но она поклялась, что это ее ничуть не смущает. Она изумительная… совершенно изумительная женщина!
— Понимаю, — сухо сказал отец. — Что же заставило вас изменить свои намерения?
— Изменить намерения?
— Вот именно. Что заставило вас все-таки обратиться к отцу за финансовой помощью?
Роджер в недоумении посмотрел на него.
— Но я не обращался!
— Что вы такое говорите, мистер Леонидис?
— Все было совсем наоборот! Это не я пошел к нему, а он послал за мной. Он каким-то образом что-то услышал в Сити. Думаю, что это был просто слушок. Но, так или иначе, он всегда обо всем узнавал. Кто-то рассказал ему. Он припер меня к стенке. Тогда, конечно, я не выдержал и рассказал все. Сказал, что меня беспокоит не столько потеря денег, сколько тот факт, что я не оправдал его доверия.
