Агата Кристи - Час Ноль
— Нет. Ты — единственный человек, который для меня всегда оставался загадкой. Видишь ли, я никогда не знаю, что происходит в твоей голове.
— Возможно, — сразу помрачнев, сказала Одри, — это и к лучшему. — Ее вдруг начал бить озноб.
Мэри заметила это.
— Тебе холодно! — воскликнула она.
— Да. Пожалуй, надо пойти одеться. Все-таки сентябрь.
Оставшись одна, Мэри Олдин некоторое время рассматривала отражения в воде. Начинался отлив. Потом Мэри вытянулась во весь рост на песке и закрыла глаза…
Они основательно пообедали в отеле. Сезон шел на убыль, но отель был еще почти полон. Странная, разношерстная публика — эти отдыхающие. Ну да ладно, все-таки какая-никакая смена обстановки. Хоть что-то нарушило тягучую череду дней, монотонно сменяющих друг друга. К тому же можно было немного расслабиться, стряхнуть с себя ощущение напряженности, которая в последние дни ни на минуту не ослабевала в Галлз Пойнте и становилась невыносимой. Одри в этом, конечно, не виновата, а вот Невил…
Ее мысли были прерваны неожиданным появлением Тэда Латимера, который с размаху бросился на песок рядом с ней.
— А что вы сделали с Кэй? — спросила Мэри, приподнявшись с удивлением.
— Востребована законным владельцем, — коротко ответил Тэд.
Что-то в его голосе заставило Мэри Олдин сесть. Она посмотрела на полосу сверкающего золотого песка, туда где Невил и Кэй шли рядом вдоль самой кромки воды. Потом быстро перевела взгляд на Тэда, лежащего рядом. До этого момента она считала его невозмутимым, непредсказуемым, даже опасным. Теперь в первый раз она увидела в нем совсем молодого глубоко страдающего человека. «Он любил Кэй, по-настоящему любил, — изумилась Мэри своему открытию, — а потом появился Невил и увел ее!»
— Я надеюсь, вам здесь нравится, — мягко заговорила она с Тэдом.
Это была тривиальная фраза. Мэри Олдин вообще редко употребляла какие-нибудь иные фразы, кроме тривиальных, — это был ее язык. Но сейчас в ее тоне — в первый раз — содержалось предложение дружбы. И Тэд Латимер почувствовал это, но откликнуться на него не спешил.
— Настолько, вероятно, насколько мне бы понравилось в любом другом месте.
— Извините, — расстроилась Мэри.
— А, бросьте, — взорвался Тэд. — Вам же совершенно все равно, что я, не вижу! Я — чужак, а какое значение могут иметь чувства и мысли чужака?
Она повернула голову, чтобы взглянуть в его красивое, разгневанное лицо. В ответ он с вызовом посмотрел на нее.
— Понятно. Вы нас не любите, — сказала Мэри с видом человека, который делает неожиданное для себя открытие.
Он издал короткий смешок.
— А вы ожидали чего-то другого?
— Видите ли, как раз другого я, наверное, и ожидала. Люди, конечно, слишком много воображают на свой счет. Человеку приличествует больше смирение. Мне бы вот, например, и в голову не пришло, что мы можем вам не понравиться. Мы делали все, чтобы вы почувствовали наше расположение к вам как к другу Кэй.
— Да — как к другу Кэй! — ядовито вставил Тэд. Мэри ответила с обезоруживающей откровенностью:
— Мне бы очень хотелось знать — мне действительно этого хотелось бы, — за что вы нас не любите? Что мы сделали? Что в нас не так?
Все чувства Тэда Латимера выплеснулись в одном слове:
— Самодовольство!
— Самодовольство? — переспросила Мэри, пытаясь непредвзято оценить выдвинутое обвинение.
— Да, — подумав, признала она, — мы и в самом деле можем показаться такими.
— Вы такие и есть. Все стоящее в этой жизни вы забираете себе как принадлежащее вам по праву. Вы счастливы и ходите задрав нос в своем маленьком загоне, отгороженном от остального стада. На меня и подобных мне вы смотрите как на животных, которые ворвались к вам снаружи и тоже претендуют на исключительность, не имея на это никакого права.
— Мне очень жаль, — сказала Мэри.
— Ведь я прав, не так ли?
— Нет, не совсем. Мы, может быть, ограничены и лишены воображения, но не злобны. Я сама ужасно тривиальна и на поверхности, пожалуй, самодовольна, как вы выразились. Но на самом деле, поверьте, и в моей душе есть место вполне человеческим чувствам. Вот сейчас, например, мне больно, что вы так несчастливы, и я бы очень хотела сделать что-нибудь для вас.
— Ну… если это так, то… то это очень мило с вашей стороны.
Они оба замолчали, потом Мэри мягко спросила:
— Вы всегда были влюблены в Кэй?
— Да, пожалуй.
— А она?
— Я думал, да — пока Стрэндж не появился.
— И вы все еще ее любите? — так же мягко продолжала Мэри.
— Мне казалось, что это очевидно.
После недолгого молчания она спокойно сказала:
— А не лучше ли будет, если вы уедете?
— Почему же я должен уезжать?
— Потому что пребывание здесь доставляет вам все большие и большие страдания.
Он с интересом взглянул на нее и рассмеялся.
— Вы очень милое создание, — сказал он. — Но вы так мало знает о нас, животных, бродящих вокруг вашего загончика. Столько всяких вещей может случиться в любую минуту…
— Каких вещей? — встревожено спросила Мэри. Он со смехом ответил:
— Поживем — увидим.
VIII
Одевшись, Одри направилась вдоль пляжа и, дойдя до конца, поднялась и прошла вдоль скалистого мыса, выступающего в реку. Здесь она увидела Томаса, который сидел над самой водой с трубкой во рту. Мыс находился как раз напротив Галлз Пойнта; тот высился на другом берегу, белый и безмятежный.
При появлении Одри Томас повернул голову, но сам с места не двинулся. Не говоря ни слова, она опустилась рядом. Некоторое время они сидели молча. Это было молчание двух людей, которые хорошо знают и доверяют друг другу, и они не спешили его нарушать.
— Отсюда кажется, что он совсем близко, — сказала наконец Одри.
Томас поднял глаза и посмотрел на Галлз Пойнт.
— Да, мы могли бы добраться туда вплавь.
— Только не при таком отливе. Помнится, у Камиллы была горничная — страстная купальщица. Она переплывала реку туда и обратно всякий раз, когда прилив позволял. Высоко стоит вода или низко — значения не имеет, но если она отходит, то сносит тебя к самому устью реки. Так с ней однажды и случилось, только она, по счастью, не растерялась и выбралась на берег у Истер Пойнта цела и невредима — правда, совсем обессиленная.
— Странно. С виду тут вполне безопасно.
— Это не здесь. Течение там, на другой стороне. Знаешь, под утесами ведь очень глубоко. В прошлом году один человек пытался там покончить с собой: бросился вниз с Лысой Головы — но его задержало дерево, растущее прямо из середины скалы, и береговая охрана быстро до него добралась.
— Бедняга, — сказал Томас. — Бьюсь об заклад, он не был им благодарен. Мерзкое, должно быть, состояние, когда решишься покончить со всем этим, а тебя вдруг спасают. Чувствуешь себя полным идиотом.
