Эрл Гарднер - Испытай всякое
– Боже, – сказала мне Берта, – ну и видок у тебя!
– Догадываюсь. Кстати, нам еще пригодится эта рубашка как доказательство зверского обращения полицейских с задержанными.
– Думаю, что сумма залога – чертовски мала, – в сердцах заметил Селлерс.
У Берты вырвалось непечатное словцо, явно не из лексикона леди.
Селлерс провел нас туда, где мне вернули мои вещи.
– У меня здесь внизу одна из наших машин, – сказала Берта.
– Помни, Дональд, ты бы мог попасть в серьезную передрягу на том, с чем тебя застукали, – предупредил Селлерс.
– А что, разве он в нее еще не попал? – спросила Берта.
– Это еще цветочки. Главное, чтобы ничего не просочилось в газеты.
– Когда можно ожидать слушание моего дела? – спросил я.
– Между нами, девочками, не думаю, что эта ягодка собирается подавать в суд.
– Пошли, – предложил я Берте.
Мы вышли из тюряги под пристальным взглядом Селлерса.
Берта села за руль.
– Чего ты добивался, черт подери? – спросила она.
– Спроси, что полегче!
– Мог бы ты себя видеть! Тебе нужно заскочить в свою квартиру и обработать лицо каким-нибудь антисептиком. Боже, надо же так впиться ногтями!
– Все было подстроено заранее.
– Открыл Америку! Но что побудило ее пойти на провокацию?
– То, чем я занимался.
– И чем же ты занимался, скажи на милость?
– Проверял отпечатки пальцев.
– Какие отпечатки?
– Которые обнаружил в номере мотеля.
– Кому же они принадлежат?
– Пока обнаружил отпечатки четырех или пяти человек.
– Значит, Карлетон Аллен был там не один с этой девицей?
– Карлетон Аллен находился там, но кроме него были и другие.
– Как ты об этом узнал?
– Проник в кабинет Аллена и поработал над его письменным столом. Вот как у меня оказались его отпечатки, и я смог убедиться, что он и Шейрон Баркер действительно находились в номере. Теперь, пожалуй, перейду к тому, что меня беспокоит.
– К чему же?
– В номере оказались отпечатки и Ронли Фишера.
– Черт! – воскликнула Берта, и у нее отвисла челюсть.
– Можно предположить, конечно, что Ронли Фишер, Шейрон Баркер и Карлетон Аллен назначили там встречу.
– Так, наверно, и было на самом деле.
– Не обязательно. Понимаешь, по отпечаткам не определишь время, когда их оставили. Ронли Фишер мог провести там первую половину вечера с девушкой, а затем уехать. В этом случае мотель мог заменить постельное белье и вновь сдать номер.
– Разве так бывает?
– В твоем-то возрасте – и задавать такие вопросы!
– Я хотела сказать, в таких шикарных мотелях, как «Постоялый дворик».
– Во всех мотелях это практикуется. Зачем пустовать номеру, если постояльцы выписались.
– Но если так, тогда выходит, что Ронли Фишер оказался там со своей милашкой.
– Кто-то с ним был, и его наверняка видели, когда он выписывался, укладывал вещи в машину и уезжал.
– Кто же, например?
– Ночной дежурный из службы охраны мотеля.
– И ты с ним говорил?
– Нет.
– Почему же?
– Это сделали за меня полицейские. Они вывернули его наизнанку.
– Тогда ему пришлось выложить копам все, как на духу.
– Если бы?
– Зачем ему скрывать?
– Репутация мотеля – это не фунт изюму!
– Думаешь, ради этого он наврал полиции?
– Такое бывало, и не раз.
– И кто же, по-твоему, находился в номере с Ронли Фишером?
– Подкинь меня к мотелю, где меня сцапали, я заберу свои манатки и машину агентства. Потом и поговорим.
– Не забудь про свою физиономию, – заметила Берта. – Ее срочно надо обработать антисептиком. Достань немного перекиси водорода и ваты, но тебе также понадобится и чистое белье. У тебя вся одежда в крови. Как же тебя угораздило угваздаться с ног до головы?
– Один из этих типов ударил меня по лицу, когда оно кровоточило.
– Сукины дети!
Я подсказал Берте, как ехать, и она двинула к мотелю «Эджемаунт».
– Пошли со мной, – сказал я ей, когда мы прибыли.
Она вылезла из машины и направилась со мной в мотель.
К нам вышел сам управляющий.
– Не думаю, что нам следует и далее сохранять за вами номер в нашем отеле, мистер Лэм.
– Но я уже здесь, и мой номер оплачен до завтра.
– Мы сохраняем за собой право выселять тех, кто не вызывает у нас доверия.
– Что же во мне подозрительного?
– Мы не желаем иметь у себя постояльцев, которые набрасываются на женщин.
– А что, разве я пытался наброситься на женщину?
– Так заявляет полиция. К тому же вы еще и шантажист.
– И по этой причине вы собираетесь выселить меня?
– Да, – сказал он как отрезал.
Тогда я обратился к Берте:
– Хорошо, ты свидетель. Запомни вот что, когда мы обратимся в суд. Меня выбросили из номера по двум причинам: нападение на женщину и шантаж.
Лицо управляющего побледнело.
– Обождите минуту, – взмолился он. – О чем вы говорите? Какой суд?
– Я выдвину против вас обвинение на пятьдесят тысяч долларов за оскорбление личности, еще на пятьдесят – за выселение из номера и вчиню иск на сто тысяч на покрытие судебных издержек.
Управляющий судорожно сглотнул.
– Как же вас выпустили на свободу?
– Позвоните в полицию и поинтересуйтесь.
– Прошу вас сюда, пожалуйста, – пролепетал бедняга.
Проводив нас в офис, он снял ключ со стенда и, не говоря ни слова, вручил его мне.
Подойдя к своему номеру, я раскрыл дверь и отступил, чтобы пропустить Берту.
Я нашел стакан, которым Карлота запустила в меня. Он ударился о постель, отлетел к стене и скатился на пол за кроватью.
Придерживая пальцами изнутри, я поднял его, открыл свою сумку, достал порошок для снятия отпечатков пальцев и принялся за работу.
Когда мне удалось выделить пару отличных отпечатков, я вынул липкую ленту, чтобы завершить работу.
– Черт подери, чем ты занимаешься? – спросила Берта.
– Прижимаю ленту. Собираюсь перенести на нее все эти пальчики.
Покончив с этим, я прикрепил кусок ленты к картону.
– Поезжай в офис, – сказал я Берте. – Я умоюсь и двину следом за тобой.
Берта ехала в своей машине, а я – в своей. Когда мы добрались до места, там надрывался телефон. Ответила Берта, но тут же передала трубку мне.
– Это тебя.
Я взял рубку.
– Лэм слушает.
Это был Фрэнк Селлерс.
– У меня для тебя новости, малыш. По-моему, стоит сотрудничать с полицией и иметь друзей, которые души в тебе не чают.
– Что же это за хорошие новости? И чем вызвано столь бурное изъявление дружеских чувств?
– Дело против тебя прекращено, и Берта может забрать свои кровные пять тысяч баксов обратно в любое время.
– Хорошо, – сказал я, – а как насчет той тысячи?
– Какой еще тысячи?
– Десяткой сотенных купюр с записанными номерами, те, что вынули из моего кармана.