Элизабет Ролле - Венец королевы
Вскоре после ужина священник ушел. Кейн поднялся к себе, Трэверс с доктором задержались на первом этаже, затем тоже разошлись по своим комнатам.
Джек сидел на подоконнике напротив комнат Трэверса и, когда тот показался в коридоре, сделал несколько шагов навстречу; возле его ног вертелся пудель.
— Сэр, я хотел попросить вас: возьмите себе Рика, — потупившись, сказал Джек. — Он не будет вам мешать…
— Хорошо, оставьте собаку здесь, — сухо ответил Трэверс.
Когда Джек отвернулся и направился к себе, в глазах Трэверса мелькнуло выражение жалости, однако он тотчас нахмурился и плотно сжал губы.
— Рик, иди сюда, — позвал он, взявшись за ручку двери, но пудель, вильнув хвостом в знак того, что слышал, упорно продолжал скрестись в дверь Джека, которую тот закрыл перед его носом. — Рик, Рик! — Снова позвал Трэверс.
Пудель подбежал и, встав на задние лапы, ткнулся холодным носом в протянутую ладонь, но в открытую дверь не пошел, а снова подбежал к комнате Джека. Трэверс предпринял еще одну попытку зазвать собаку к себе, но ничего не добился и ушел. Пудель сел около двери своего хозяина и начал жалобно скулить. Джек не выдержал и впустил его. Радостно взвизгнув, Рик стремительно влетел в комнату, обнюхал все углы, словно проверяя, не произошло ли что-нибудь в его отсутствие, и улегся у ног хозяина.
— Глупый ты, — грустно сказал Джек. — Шел бы куда зовут, все равно завтра меня здесь не будет.
Он долго гладил своего мохнатого друга, потом начал укладываться. Пока Джек ходил по комнате, Рик следовал за ним по пятам, а когда хозяин уселся на разобранную постель, лег рядом на полу. Джек погладил его по голове и вдруг ничком бросился на постель, уткнувшись лицом в подушку; плечи его судорожно вздрагивали.
Среди ночи Кейн проснулся от собачьего лая. Лай доносился из спальни Джека, и Кейн сердито подумал, что любой порядочный человек немедленно успокоил бы свою собаку, чтобы она не мешала людям спать. Лай продолжался. Кейн чертыхнулся сквозь зубы, зажег свет и посмотрел на часы: было три часа. Так как утром Джеку предстояло покинуть замок, Кейну не хотелось идти к нему и ссориться из-за собаки. Он снова лег, но заснуть не удавалось — лай сменился протяжным, тоскливым воем. Это было уже слишком. Кейн встал, вышел в коридор и постучал в дверь Джека. Тот не отзывался. Пудель громко лаял у самой двери, Кейн даже слышал, как тот скребет когтями дверь.
— Картмел, вы что, совсем спятили? — сказал Кейн, открыв дверь.
Ему никто не ответил. В комнате было темно. Кейн пошарил по стене в поисках выключателя. Пудель, продолжая визжать и лаять, прыгал прямо на него, путаясь под ногами. Наконец Кейн нащупал выключатель и зажег свет: Джек, скорчившись, лежал на полу вниз лицом. Кейн бросился к нему и перевернул на спину: юноша был без сознания. Секунду секретарь тупо смотрел на него, затем кинулся к доктору Уэйну.
Близоруко щурясь (в спешке он забыл надеть очки), доктор наклонился над Джеком и приподнял его голову.
— Это отравление, — сказал он, выпрямляясь. — Давайте положим его на кровать. И разбудите Гордона.
Когда в комнату вошел Трэверс, доктор Уэйн торопливо рылся в стоящей возле кровати тумбочке, поднося к самому лицу всякие тюбики и баночки.
— Краска… и это краска, — бормотал он и одну за другой отбрасывал их прочь. — Куда же он его девал? Гордон, помогите мне, а то я без очков ничего не вижу. Где-то здесь должна быть упаковка от того, что он проглотил. Пузырек или что-то другое…
— Что значит проглотил? — спросил Трэверс, переглянувшись с Кейном.
— Это яд, — пояснил доктор, махнув рукой в сторону Джека. — Мне надо знать, что именно он принял.
Кейн во все глаза уставился на доктора.
— О Господи! Я подумал, что он просто съел что-то недоброкачественное.
— Кейн, сходите за очками, а я помогу доктору здесь, — распорядился Трэверс.
Он быстро перебрал содержимое тумбочки, пересмотрел тюбики и флаконы в ванной, но ничего подозрительного не обнаружил. Вернулся Кейн с очками, и доктор, озабоченно хмурясь, вновь склонился над Джеком.
— Он в тяжелом состоянии, пульс очень слабый. Яд он принял скорее всего вечером. Если бы знать, что он выпил… Как бы не было поздно… Кажется, мистер Бэрридж говорил, что у него работает специалист по ядам? — Доктор вопросительно посмотрел на Трэверса.
— Сейчас я ему позвоню, — сказал Трэверс и быстро вышел.
Узнав, в чем дело, Бэрридж сказал, что немедленно выезжает. Вскоре его машина подкатила к подъезду. Вместе с Бэрриджем из нее вышел высокий худощавый мужчина с серьезным лицом и в сопровождении Кейна сразу поднялся наверх.
— Хорошо еще, что Уоррен был сегодня дежурным, — сказал Бэрридж, сбрасывая пальто. — Я сам разбираюсь в ядах не лучше доктора Уэйна. — Он взялся за привезенный с собой чемоданчик. — Мы напихали сюда всего, что может понадобиться.
Они поднялись наверх и вошли в комнату Джека. Кейн тоже был там.
— Столько народу мне мешает, — отрывисто бросил Уоррен, даже не глядя на них: он был занят человеком, чья жизнь сейчас зависела от него.
— Гордон, вам и Кейну лучше отсюда уйти, — сказал Бэрридж, тронув Трэверса за рукав. — Нас здесь трое врачей, и вы тут совсем ни к чему. Пусть Кейн пока побудет в коридоре на тот случай, если нам что-нибудь понадобится.
Трэверс сделал знак Кейну, и они вышли. Секретарь устроился на подоконнике напротив двери. Трэверс тоже остался в коридоре; он стоял, повернувшись к окну, и глядел куда-то в темноту; лицо его хранило замкнутое и отсутствующее выражение. Однако, когда через полчаса Бэрридж вышел в коридор, он обернулся на звук открывающейся двери так быстро, словно все время ждал этого.
— Он пока без сознания, но Уоррен ручается за его жизнь, — сказал Бэрридж. — Как это случилось?
— Его пес лаял и не давал мне спать, — ответил Кейн. — Я пошел к нему и обнаружил, что он лежит на полу, как мертвый.
— Мы с Уорреном побудем здесь до утра, а там посмотрим.
— Может быть, отправить его в больницу? — спросил Трэверс.
— Уоррен говорит, что в этом нет необходимости. Кейн, идите спать, вы нам больше не понадобитесь.
Секретарь ушел.
— Собака спасла Джеку жизнь, — заметил Бэрридж. — Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы он оставался один до утра.
— Когда он отравился?
— Вечером. Вы думаете, он сам отравился?
Трэверс удивленно взглянул на Бэрриджа.
— Разумеется. А вы считаете, что кто-то из нас подсыпал ему яд?
— Для того, чтобы травиться, нужна веская причина.
— Это моя вина, — признался Трэверс. — Вчера я выставил его вон и, должен сознаться, сделал это довольно грубо. Не следовало говорить с ним так при всех, но я хотел избежать объяснений и поэтому специально отказался от его услуг в присутствии посторонних. Здесь и мистер Харт был… Если бы я знал, к чему это приведёт! Я ведь не предполагал, что на него это так подействует!
