Элизабет Ролле - Венец королевы
В субботу в час дня Трэверс уехал в город. Вернулся он около пяти. В шесть часов он зашел в свой кабинет, выдвинул средний ящик письменного стола и обнаружил, что из него исчез револьвер.
В семь часов вечера Барнет сказал, что у него сильно разболелась голова и поэтому он не будет ужинать, а пойдет прогуляться.
— Погода портится, — заметил доктор, посмотрев в окно.
— Скоро начнется дождь, вы вымокнете и простудитесь, — к удивлению доктора добавил Кейн, сидевший вместе с ним в нижнем холле; до сих пор он с Барнетом не разговаривал.
— Вы сами, мистер Уэйн, всегда твердите, что хорошая прогулка — лучшее лекарство, — возразил Барнет. — А что до дождя, так он соберется к ночи, не раньше. — И он бодро зашагал прочь.
От дома Трэверса до старой башни, как в окрестностях называли полуразвалившееся сооружение старинной кладки, ходьбы было минут сорок. Кроме Барнета, вечером никто из дома надолго не отлучался.
В воскресенье Трэверс нашел револьвер на прежнем месте. В обойме не хватало одного патрона.
В понедельник Алиса вышла к ужину в длинном вечернем платье темно-вишневого цвета; на руке у нее был браслет с рубинами, в ушах — старинные рубиновые серьги, крупные, но сделанные со вкусом, в такой же витой оправе, как и кулон, висевший на тонкой платиновой цепочке.
— О, вы, я вижу, любите старинные драгоценности, — сказал Трэверс.
Алиса вскинула голову и посмотрела на него со странным выражением, затем медленно обвела взглядом присутствующих, задержавшись на своем дяде, и неожиданно выбежала из комнаты. Доктор Уэйн собрался было пойти за ней, но потом передумал, безнадежно махнул рукой и опустился на свое место.
— Да… ну что же, — пробормотал он, уставясь в свою тарелку. — Ничего не поделаешь. Так… да…
— Я сказал что-нибудь не так? — спросил недоумевающий Трэверс.
— Нет-нет, вы здесь ни при чем, совершенно ни при чем, — ответил доктор — Женские капризы, нервы, знаете ли… Я, пожалуй, пойду, дам ей успокоительного.
На рассвете Трэверсу сквозь сон послышался шум мотора. За завтраком доктор Уэйн и Алиса отсутствовали. Доктор, усталый и смущенный, появился после полудня.
— Моей племяннице вдруг приспичило срочно уехать. Что толку спорить со взбалмошной женщиной? Я отвез ее в город. — Доктор постарался изобразить улыбку, но это у него не получилось. — Взбрело в голову уехать, и все тут. Конечно, она поступила невежливо. Я должен за нее извиниться перед вами.
— В этом нет нужды, хотя я не привык, чтобы мой дом покидали подобным образом, — сказал Трэверс.
— Я понимаю, что получилось некрасиво, — виновато произнес маленький доктор, поправляя очки. — Пожалуйста, не сердитесь, Гордон.
Глава XII
После поспешного, напоминающего бегство отъезда Алисы по вечерам к доктору Уэйну стал, как прежде, наведываться священник. Всегда отличавшийся прямолинейностью и твердостью суждений, он оказался единственным человеком, который после неудавшегося ограбления и загадочного убийства Картмела-старшего напрямик заговорил с Трэверсом о Джеке Картмеле. Мистер Харт порицал тех, кто готов взвалить на человека нераскрытое преступление на том лишь основании, что прошлое его не безупречно, и противопоставил этому поведение самого Трэверса. Трэверс вежливо слушал его рассуждения, однако было заметно, что эта тема ему неприятна; он ответил ничего не значащей фразой и перевел разговор на другое. Все они — доктор, Кейн, Барнет, священник и Трэверс — в это время были в бильярдной. Вошел Джек и сказал, что сэра Трэверса просят к телефону.
Разговор был коротким, ему сообщили, что расследование закончено и дело закрыто. Положив трубку, Трэверс с минуту барабанил пальцами по столику, затем круто повернулся и быстрым шагом направился обратно в бильярдную, где вместе со всеми остался и Джек. Войдя туда, он бесстрастным тоном сказал:
— Мистер Картмел, я больше не нуждаюсь в ваших услугах. Будьте любезны сегодня собраться, завтра мой шофер отвезет вас в город.
Эти слова прозвучали как пощечина. Стараясь ни с кем не встречаться взглядом, Джек молча вышел. Остальные вскоре направились в столовую ужинать. Доктор, пропустив вперед священника с Кейном и Барнета, задержался в дверях, поджидая шедшего последним Трэверса.
— Гордон, зачем вы с ним так?
— Это мое дело, доктор. И поверьте, я сделал далеко не худшее из того, на что имел полное право.
Джек в столовую не пришел. Доктор послал за ним лакея — Трэверс нахмурился, но промолчал. В это время ему снова позвонили, и он вышел, а остальные, еще не успев сесть за стол, разбрелись по залу. Доктор обнаружил, что стоящий возле окна в большой кадке огромный кактус, доводивший до отчаяния садовника, кажется, собрался зацвести, и подозвал Кейна, с которым ежегодно заключал пари. С присущим ему оптимизмом доктор каждый раз заявлял, что в этот год кактус обязательно зацветет, а Кейн из духа противоречия утверждал, что нет. Тем временем Барнет уселся на первый подвернувшийся стул (им оказался стул доктора, слева от места Джека) и раскрыл принесенное в кармане миниатюрное издание, однако вскоре рассматривавший висевшую на стене картину священник спросил его мнение относительно одной детали, и ему пришлось подойти. Затем священник направился к столу и взял оставленную Барнетом возле прибора Джека книжечку, но, взглянув на обложку, положил ее и присоединился к доктору с Кейном. Доктор с жаром доказывал, что появившиеся на кактусе наросты, несомненно, являются бутонами, а Кейн, скептически глядя на предмет их разногласия, говорил, что лично он в этом сильно сомневается. Барнет задержался возле картины, потом вернулся к столу и стал шарить по нему, передвигая тарелки и графины, в поисках своей книжечки, которую священник положил вместо стола на стул; наконец он нашел ее, сел на свое место и углубился в чтение. Между тем мистер Харт остудил радость доктора Уэйна, сказав, что, как ему кажется, время цветения кактуса уже миновало. Доктор с этим не согласился, и они заспорили. Оставив их, Кейн подошел к столу и начал наводить на нем порядок.
Вернулся Трэверс. Одновременно с ним вошел Джек и, стараясь ни на кого не смотреть, уселся на свое место между доктором и Кейном. За весь ужин он почти ничего не ел, и только, уступив настойчивым увещеваниям доктора Уэйна, выпил немного сладкого фруктового коктейля, который подавали специально для него — среди собравшихся он был единственным любителем таких напитков.
Вскоре после ужина священник ушел. Кейн поднялся к себе, Трэверс с доктором задержались на первом этаже, затем тоже разошлись по своим комнатам.
