Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой
– Нет. Он упоминал лишь одного человека из той деревни, свою невесту Иду.
– Позвольте мне задать вам один деликатный вопрос, месье: почему помолвка вашего брата не увенчалась браком?
– К сожалению, этого я не знаю. Мы с Ричардом были близки, но говорили больше об идеях, чем о людях. Философия, политика, теология… у нас не было обыкновения расспрашивать друг друга о личных делах. Все, что я знаю с его слов об Иде, это что сначала они были помолвлены, а после девятьсот тринадцатого года расстались.
– Attendez. В тринадцатом году его помолвка с Идой Грэнсбери заканчивается, и он покидает Грейт-Холлинг и переезжает жить в Девон, к вам?
– Да, ко мне, к моей жене и детям.
– Он оставил Грейт-Холлинг для того, чтобы не встречаться больше с мисс Идой Грэнсбери?
Над этим вопросом Генри Негус задумался.
– Думаю, что отчасти да, но не только. Ричард возненавидел Грейт-Холлинг ко времени своего отъезда из деревни, и вряд ли в этом была виновата одна Ида Грэнсбери. По его собственным словам, в этой деревне не было камня, который не внушал бы ему отвращения. Но он не объяснял почему, а я не спрашивал. Ричард всегда очень хорошо умел дать понять, что сказал все, что хотел сказать. Как я помню, его приговор деревне был оглашен именно в таком духе: «И не о чем тут больше говорить». Может быть, если бы я попытался узнать больше… – Генри умолк, и на его лице появилось выражение боли.
– Не стоит винить себя, мистер Негус, – сказал Пуаро. – Не вы были причиной смерти вашего брата.
– Я никак не мог отделаться от мысли… что-то ужасное случилось с ним в той деревне. А о таких вещах стараешься обычно не говорить и не думать. – Генри Негус вздохнул. – По крайней мере, Ричард точно не хотел об этом говорить, так что и я постепенно стал держаться такого же мнения. Понимаете, из нас двоих он пользовался наибольшим авторитетом – он ведь был старшим. Его все уважали. У него был великолепный ум.
– Вот как? – Пуаро ласково улыбнулся.
– О, никто не был так внимателен к деталям, как Ричард, до того как он опустился. До этого он был дотошен во всем. Ему можно было поручить что угодно – все так и поступали. Вот почему он пользовался таким успехом как юрист – пока все не пошло не так. Я всегда верил, что настанет день, и он поправится. Когда несколько месяцев тому назад Ричард немного оживился, я подумал: «Наконец-то к нему возвращается вкус к жизни». Я надеялся, что он возьмется за дела раньше, чем проживет все свои деньги до последнего пенни…
– Мистер Негус, нельзя ли немного подробнее? – вежливо, но настойчиво проговорил Пуаро. – Ваш брат не сразу начал работать, когда переехал в ваш дом?
– Нет. Вернувшись в Девон, Ричард оставил в прошлом не только Иду Грэнсбери и Грейт-Холлинг, но и свою профессию. Вместо того чтобы открыть адвокатскую контору, он заперся у себя в комнате и начал пить.
– А. В этом смысле опустился?
– Да, – сказал Негус. – Тот Ричард, который приехал в мой дом, совсем не походил на того Ричарда, которого я знал прежде. Этот был угрюмым и кислым. Казалось, он окружил себя высокой стеной. Он никогда не выходил из дома – ни с кем не беседовал, никому не писал, сам не получал писем. Только читал книги и смотрел перед собой в одну точку, вот и все. Он отказывался ходить в церковь и не отступал от этого правила никогда, даже чтобы сделать приятное моей жене. Однажды – он тогда прожил у нас около года – я нашел Библию на верхней ступеньке лестницы у его комнаты. Раньше она лежала в ящике прикроватного столика в спальне, которую мы отдали ему. Я пытался вернуть ее туда, но Ричард ясно дал понять, что не желает иметь ее у себя в комнате. Должен признаться, что после того случая я даже посоветовался с женой, не стоит ли нам… попросить его подыскать себе другой дом. С ним стало тяжело жить. Но Клара – моя жена – не хотела и слышать об этом. «Семья есть семья, – сказала она мне тогда. – У Ричарда нет никого, кроме нас. Родственников на улицу не выгоняют». Конечно, она была права.
– Вы упоминали, что ваш брат тратил много денег? – спросил я.
– Да. Мы оба получили очень приличное наследство. – Генри Негус покачал головой. – Разве мог я когда-нибудь подумать, что мой ответственный старший брат Ричард станет проматывать свое состояние, швыряя деньги направо и налево, без единой мысли о будущем… но именно так он и поступал. Казалось, он принял решение превратить все, что оставил ему отец, в спиртное и залить его себе в глотку. Я начал бояться, что его ждут нищета и болезнь. Иногда я не спал ночами, все лежал и думал о том, какой ужасный конец ему предстоит. Но убийство – нет, никогда. Вот уж что никогда не приходило мне в голову, так это что его убьют, хотя, возможно, напрасно.
Пуаро взглянул на него, мгновенно насторожившись.
– Почему же напрасно, месье? Мало кто из людей полагает, что их родственников ждет насильственная смерть. И в большинстве случаев абсолютно оправданно.
Генри Негус немного задумался над ответом. Наконец он сказал:
– Было бы выдумкой с моей стороны утверждать, что Ричард знал о том, что его убьют, ибо кто может это знать? Но с того самого дня, как он переехал в мой дом, его отличала сумрачная манера поведения, словно он был обречен на смерть и его жизнь уже кончилась. Описать точнее я не могу.
– Однако вы упоминали, что он, гм, оживился в последние месяцы перед смертью?
– Да. Моя жена тоже это заметила. Она хотела, чтобы я поговорил с ним об этом по душам – женщины ведь всегда так поступают, верно? – но я знал, что Ричарда не обрадует такое вторжение в его жизнь.
– Он казался счастливым? – спросил Пуаро.
– Хотелось бы мне сказать да, месье Пуаро. Если бы я был уверен, что в последние месяцы перед смертью он испытал счастье, которого был лишен до этого годами, это было бы для меня большим утешением. Но нет, дело было не в счастье. Больше похоже на то, как будто он что-то задумал. Как будто после многих лет бесцельного существования у него вдруг снова появилась цель. По крайней мере, таково было мое впечатление, хотя я ничего не знаю о характере этой цели.
– И все же вы уверены, что эта перемена вам не померещилась?
– Да, уверен. Она проявлялась разнообразно. Ричард стал чаще спускаться по утрам к завтраку. В нем снова появились энергия и сила. Улучшилось его гигиеническое поведение. Но заметнее всего было то, что он перестал пить. Сказать вам не могу, до чего я радовался одному этому обстоятельству. Мы с женой молились, чтобы он преуспел в своем начинании, в чем бы оно ни заключалась, надеясь, что тогда проклятие Грейт-Холлинга спадет с него и его жизнь снова станет плодотворной.
– Проклятие, месье? Вы верите в то, что эта деревня проклята?
