Эжен Шаветт - Сбежавший нотариус
Значит, в письме была написана правда? Поль не задумывался о том, как Легру узнал о драме и почему придал этому открытию форму грубой шутки. Он гадал, почему убили Ренодена.
Нотариус вышел из замка после подписания контракта с шестьюстами тысячами приданого госпожи Монжёз. Целью убийства, следовательно, было ограбление. Но кто же убил нотариуса? Кто присвоил себе деньги? Какой негодяй, убив и ограбив нотариуса, похоронил его на лесной тропинке?
В уме Либуа мгновенно родились ответы на все эти вопросы. Почему доктор Морер питает такое отвращение к тропинке и отказывается ходить по ней? Не говорит ли это о том, что он не осмеливается приблизиться к месту, где зарыл свою жертву? Что значит вся эта история с путешествием, которое доктор отложил, потому что маркиза захотела за ним последовать? Может быть, Морер задумал бегство, чувствуя, что ему грозит опасность? Следовательно, если доктор убил нотариуса, то он же и обокрал маркиза.
Затем Либуа вспомнил о фразе, брошенной Монжёзом, когда тот рассказывал ему о докторе: «Как раз в то время, когда мой нотариус похитил у меня шестьсот тысяч, благосостояние пришло в дом Морера. Накануне моей свадьбы у него умерла тетка», — говорил маркиз, объясняя, откуда взялось состояние Морера.
А потом Монжёз прибавил, описывая угрюмый нрав доктора: «Деньги тетушки, вместо того чтобы развеселить его, сделали его еще мрачнее. У него на лице всегда такое унылое выражение, что у меня сердце сжимается, когда я смотрю на него. Я нередко спрашиваю себя, что его мучает, — горе или угрызения совести».
Да, маркиз был прав: Морера мучили именно угрызения совести. Либуа пришел к заключению, что это Морер убил нотариуса. Оторвавшись от размышлений, он мысленно спросил себя, глядя на мрачное, взволнованное лицо садовника: «А знает ли он, кто убийца?»
Приблизившись к Генёку, художник услышал, как тот пробормотал сквозь зубы:
— Если это не Реноден, то кто же? О, когда я узнаю…
Либуа понял, о чем размышлял гигант. «Черт возьми! — подумал он. — Тигр ищет новую добычу. Теперь он возьмет другой след. Горе любовнику его жены!»
При прикосновении руки художника к его плечу Генёк вышел из оцепенения.
— Что такое? — сухо спросил он.
Но, прежде чем Либуа успел ответить, в мастерскую вошел слуга и, отведя своего господина в сторону, сказал ему на ухо:
— Он здесь.
— Кто? — спросил художник.
— Господин, которого вы приказали впустить… вчерашний гость… тот, которого вы ожидали.
«Морер! — подумал художник. — Знает ли он, что труп найден?»
Получил ли слуга еще пару золотых, нам не известно, только он настоятельно продолжал:
— Вы, сударь, хорошо сделаете, если примете его, потому что сегодня на нем совсем лица нет.
Либуа в одну секунду принял следующее решение: принять убийцу, вырвать у него признание в преступлении и, в том случае если он будет упорствовать, устроить ему очную ставку с Генёком, которого пока нужно спрятать.
— Послушайте, любезный, — сказал он садовнику, — ко мне пришел гость, которого я срочно должен принять, а потому я попрошу вас немного подождать. После мы решим, как нам поступить с трупом. Я постараюсь отпустить посетителя как можно скорее, и тогда я весь к вашим услугам. Войдите вот сюда на несколько минут.
Спеша принять Морера, художник, не подумав, втолкнул садовника в свой кабинет-обсерваторию. Первым, что увидел гигант, был громадный телескоп, поразивший его воображение.
«Эта подзорная труба будет побольше той, которой я пользовался во время своей таможенной службы. Впрочем, не всегда лучше те приборы, которые больше», — подумал он, приближаясь к телескопу. Вслед за тем бывший таможенный досмотрщик приложил глаз к окуляру, чтобы удостовериться в своем мнении.
XII
Без сомнения, прежде чем переступить порог мастерской, Морер постарался совладать с собой. Он вошел со спокойным видом, только глаза его горели лихорадочным блеском и губы слегка дрожали. Через все его лицо тянулся кровавый рубец.
«Это крупная дробь от ружья Генёка оставила такой след», — подумал художник, вспомнив о ночном происшествии.
Он предложил доктору стул, на который тот опустился в полном изнеможении. «Неужели он убил нотариуса?» — с сомнением подумал Либуа. Морер решился прямо приступить к делу, а потому без всяких отступлений и уверток сказал:
— Господин Либуа, я понял, что бывают обстоятельства, когда нужно не колеблясь вверить тайну честному человеку.
Эти благородные слова вызвали снисхождение со стороны Либуа, который вновь подумал с еще большим сомнением: «Неужели он убил нотариуса?»
Морер после короткой паузы продолжил:
— Потрудитесь меня выслушать…
Поль решил избавить доктора от трудности признания. Он прервал Морера жестом руки и сказал:
— Доктор, я все понял. Во время ночной грозы я видел, как маркиза де Монжёз под проливным дождем шла через сад. Утром, когда я первым нашел на мраморном столике письмо, я тотчас сообразил, что оно содержало в себе прощание супруги, бежавшей из-под супружеского крова.
Морер слушал, опустив глаза, никаким движением не подтверждая слов художника. А потому последний, задетый за живое этой сдержанностью, продолжал с иронией:
— Прошлой ночью я не спал, когда вы, доктор, приходили в мою комнату. Я только удивлялся, с какой ловкостью вы отворили окно и с какой легкостью ходили по комнате и в темноте разбирали бумаги. Прейскурант торговца красками — слишком скромная награда вам и маркизе.
Морер по-прежнему не произносил ни слова и не шевелился. Такая скрытность выводила художника из себя, и первоначальная снисходительность мало-помалу уступила место раздражению. Он вновь начал считать любовника госпожи Монжёз убийцей.
«Я тебя встряхну», — подумал он и продолжил вслух:
— Мы втроем, доктор, разыграли маленькую комедию. Когда вы горели желанием получить известный автограф, я готов был вернуть вам его. Поэтому из опасения, что он снова попадет в руки мужа, я вынул его из конверта.
С этими словами Либуа запустил руку в карман и достал оттуда бумагу.
— Вот послание госпожи Монжёз, я готов возвратить его вам.
На этот раз Морер поднял глаза, и в них светилась благодарность. Он протянул дрожащую руку и взволнованным голосом сказал:
— Благодарю вас, благодарю!
К несчастью, художник, как мы упомянули выше, был уже в плохом настроении. В ту минуту, как доктор протянул руку к бумаге, Либуа вдруг отнял ее со словами:
— Да, я готов вернуть ее вам, но на одном условии.
