Джеймс Чейз - Что лучше денег?
Я схватил ее за руку.
— Где ты взяла пистолет?
— Он принадлежал Уилбуру. Пусти! — Она вырвалась. — Не паникуй. Я попадала и не в такие передряги. Заройся на пару дней, все будет в порядке. Потом ты сможешь уехать из города, но не пытайся сделать это раньше.
— Если на меня выйдут, то прежде всего будут искать здесь!
— Успокойся! — Ее презрительный тон бесил меня. — Ты трус. Не паникуй, и все будет в порядке. Да возьми же себя в руки! Ты мне надоел.
Я сгреб ее за горло и припечатал к стене, затем звонко отхлестал по щекам. Это не делало мне чести, но я просто не мог поступить иначе. Она была настолько порочна, что другого обращения не заслуживала.
Я отошел от нее, тяжело дыша.
— Да, я боюсь, потому что еще не совсем потерял совесть. А ты! В тебе ничего не осталось. Ты вся насквозь испорчена. Зачем я только с тобой связался! Убирайся вон!
Она стояла, прислонившись к стене, лицо ее горело от пощечин, а в глазах была жгучая ненависть.
— Ну, гад, я тебе это припомню, — сказала она. — Я тебе многое припомню. Скоро я с тобой поквитаюсь. Надеюсь, он умрет, и тогда ты отправишься в газовую камеру.
Я рывком распахнул дверь.
— Вон отсюда! — заорал я на нее.
Она вышла, и я захлопнул за ней дверь.
Я долго стоял на месте, стараясь успокоить дыхание. Затем подошел к зеркалу и вгляделся в свое бледное испуганное лицо. Я посмотрел на тонкий шрам на щеке. Если охранник описал его полиции, дело мое труба.
Панический страх сковал мои мысли. Единственно, о чем я сейчас думал, — как выбраться отсюда и уехать домой, но если полиция меня уже разыскивает, выходить на улицу в дневное время означало бы самому лезть в петлю.
Я услышал шаги Кэрри, шумно поднимавшейся по лестнице, и открыл дверь.
— Сделайте мне одолжение, — сказал я. — Сегодня я никуда не выхожу. Достаньте мне газету, ладно?
Она пристально посмотрела на меня.
— Мне некогда, мистер Джефф. У меня дел невпроворот.
— Это важно, Кэрри. Вы ведь можете одолжить для меня одну газету, верно? — Мне стоило немалых усилий казаться спокойным. — Постарайтесь, прошу вас!
— Я посмотрю. Вы что, захворали?
— Что-то нездоровится. Достаньте для меня газету.
Она кивнула мне и пошла вниз.
Я снова лег в кровать и зажег сигарету. Мне пришлось ждать ее полчаса, и за это время нервы мои окончательно сдали. Затем я услышал, как она опять тяжело поднимается по лестнице.
Я соскочил с кровати и подошел к двери.
Она протянула мне газету и чашку кофе.
— Спасибо, Кэрри.
— Хозяйка ее читала.
— Ничего, спасибо.
Я закрыл дверь, поставил кофе и взглянул на первую страницу газеты.
Как обычно, под самыми броскими заголовками шла информация о войне. Было 5 августа 1945 года. Газета сообщала, что американские бомбардировщики «Суперфортресс» постоянно летают над Японией и забрасывают одиннадцать японских городов листовками с предупреждением о предстоящей интенсивной бомбардировке.
Угроза японским городам меня не интересовала. Я хотел знать, что грозит мне самому.
Наконец я отыскал нужную заметку на последней странице. В ней сообщалось, что в киностудии «Пасифик» взломщик, застигнутый на месте преступления, выстрелил в охранника и скрылся. Охранник, бывший полицейский с безупречным послужным списком, находится в больнице «Лос-Анджелес стейт хоспитал». Перед тем как впасть в бессознательное состояние, он дал полиции описание преступника. Полиция разыскивает человека со шрамом на лице.
Это было все, но дело оборачивалось достаточно скверно. Я чувствовал себя настолько разбитым, что меня ноги не держали, и я вынужден был присесть на кровать.
Не исключено, что этот охранник в конце концов умрет.
Через некоторое время я оделся. У меня было такое чувство, что придется уносить ноги, поэтому я упаковал чемодан и пересчитал деньги. Десять долларов и пятьдесят центов — это все, что у меня было за душой.
Затем я устроился у окна и начал сверху наблюдать за улицей.
Вскоре после полудня я увидел, как в дальнем конце улицы затормозил полицейский автомобиль, из которого вывалилось четверо в штатском. При виде сыщиков у меня оборвалось сердце и перехватило дыхание.
На улице было четыре дома с меблированными комнатами. Сыщики разделились и быстро двинулись к этим домам.
Тот, что направился к моему, был дюжий малый в шляпе с плоской тульей, сдвинутой на затылок, и с потухшим окурком сигары в зубах.
Я видел, как он поднимается по ступенькам, и я услышал звонок, когда он нажал кнопку.
Я вышел на лестничную площадку, перегнулся через перила и заглянул вниз. Отсюда через три пролета не было видно, как Кэрри прошла по холлу, потом я услышал звук открываемой двери и лающий полицейский голос:
— Городская полиция. Мы разыскиваем мужчину, молодого, со шрамом на лице. Кто-нибудь похожий здесь не живет?
Я вцепился в поручень с такой силой, что лакировка под моими горячими ладонями сделалась вязкой.
— Со шрамом? — озадаченно переспросила Кэрри. — Нет, сэр. Никто со шрамом здесь не живет.
Я прислонился к перилам, благословляя Кэрри.
— Вы в этом уверены?
— Да, сэр, уверена. Будь здесь кто-нибудь со шрамом, я бы знала. Нету здесь таких.
— Этот парень разыскивается как убийца. Вы все еще уверены?
— Здесь нет жильца со шрамом, сэр.
РАЗЫСКИВАЕТСЯ КАК УБИЙЦА!
Значит, он умер!
Я вернулся к себе в комнату и прилег на кровать, весь в холодном поту. Меня била дрожь.
Время тянулось бесконечно долго.
Минут через десять, а может быть, и двадцать я услышал робкий стук в дверь.
— Войдите.
Дверь открылась, и я увидел оплывшее морщинистое лицо Кэрри, которая озабоченно смотрела на меня.
— Тут полицейский приходил…
— Я все слышал. Входите, Кэрри, и закройте дверь.
Она вошла, прикрыв за собой дверь.
Я приподнялся и сел в кровати.
— Спасибо вам. Ко мне это не имеет отношения, но вы избавили меня от лишних хлопот.
Я пошел к туалетному столику за бумажником.
— Этот полицейский мог бы ко мне прицепиться, — продолжал я, вынимая пятерку. — Возьмите, Кэрри, прошу вас.
Она не стала брать деньги.
— Не надо, мистер Джефф. Я взяла грех на душу, потому что мы друзья.
У меня комок подкатил к горлу. Я быстро сел на кровать, с трудом сдерживая слезы.
— Вы попали в беду, верно? — спросила она, пытливо взглянув на меня.
— Да. Я ни в кого не стрелял, Кэрри. Я никогда не стал бы этого делать.
— Да будет вам, успокойтесь. Хотите, я принесу вам чашку кофе?
