Джеймс Чейз - Что лучше денег?
— Ты спятила! К чему вся эта болтовня?
— Ладно, — сказала она. — Пойдем брать деньги. Это будет нетрудно.
Она нырнула в темноту, и я последовал за ней.
Весь день она ходила с сумкой через плечо. Когда мы остановились около бунгало, где находился кабинет начальника актерского отдела, я услышал, как она расстегнула «молнию» на сумке.
Я стоял рядом с ней и чувствовал, как колотится у меня сердце и кровь стучит в висках. Я весь обратился в слух и плохо соображал от страха.
Я слышал, как она возится с замком. Должно быть, она имела большой опыт в этом деле, потому что ей понадобилось лишь несколько секунд, чтобы открыть дверь.
Мы вместе вошли в темный кабинет. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к бледному свету звезд, проникавшему через незанавешенное окно, мы смогли различить контуры стола у дальней стены.
Мы подошли к нему, и Рима опустилась на колени.
— Встань у окна и смотри в оба, — сказала она. — Это не должно занять много времени.
Меня всего трясло от страха.
— Я не хочу продолжать, — сказал я. — Давай сматываться отсюда, пока не поздно.
— Не будь трусом, — сказала она резко. — Теперь уж я не отступлюсь.
Внезапно мелькнула полоска света, когда она направила луч карманного фонаря на замок в ящике стола. Она села на пол между столом и стеной и начала потихоньку напевать себе под нос.
Я ждал с колотящимся сердцем, прислушиваясь к легким скребущим звукам, сопровождавшим ее манипуляции.
— Замок хитрый, — сказала она, — но я сейчас с ним управлюсь.
Минуты тянулись мучительно долго, скребущие звуки начали действовать мне на нервы, но у нее ничего не получалось. Она уже не напевала себе под нос, а бормотала ругательства.
— В чем дело? — спросил я, отойдя от окна и взглянув на нее через стол.
— Крепкий попался орешек, но я его одолею. — Она говорила совершенно спокойно. — Не мешай. Ты не даешь мне сосредоточиться.
— Давай уйдем отсюда!
— Да успокойся ты, наконец!
Я вернулся на свое место, и тут у меня перехватило дыхание, а сердце чуть не выскочило из груди.
В бледном свете звезд я увидел очертания головы и плеч человека, который смотрел в окно.
Я не знал, видит ли он что-нибудь. В кабинете было темно, но мне казалось, что он смотрит прямо на меня. У него были широченные плечи, а на голове сидела форменная фуражка, от которой я похолодел.
— Там кто-то есть… — слова застряли у меня в пересохшем горле.
— Готово! — сказала Рима.
— Там кто-то есть!
— Я его открыла!
— Ты что, не слышишь? Снаружи кто-то есть!
— Прячься скорее!
Я лихорадочно обшарил глазами темный кабинет. Пот ледяными струйками стекал у меня по лицу. Я метнулся в глубь комнаты, и тут же дверь толчком распахнулась. Щелкнул выключатель, и пронзительно-яркий свет пригвоздил меня к месту.
— Только шевельнись, враз прихлопну!
Это был голос полицейского.
Я обернулся.
Он стоял в дверях, сжимая в своей загорелой мускулистой руке крупнокалиберный пистолет, который был направлен прямо на меня. Это был типичный полицейский: высокий, широкоплечий и грозный.
— Что ты здесь делаешь?
Я медленно поднял вверх трясущиеся руки, охваченный ужасным предчувствием, что он вот-вот меня пристрелит.
— Я… я… я…
— Руки держать над головой!
Он не подозревал о присутствии Римы, которая скорчилась позади стола. Я думал сейчас только о том, как ее прикрыть, каким образом выйти отсюда, чтобы он ее не заметил.
Мне удалось кое-как обуздать свои нервы.
— Я заблудился и хотел здесь переночевать.
— Да ну! Переночуешь там, где будет гораздо спокойнее. Ну, топай! Иди медленно и держи руки над головой!
Я пошел к двери.
— Стоп! — Он уставился на стол. — Ты что, пытался взломать его?
— Да что вы… я же говорю вам…
— Назад к стене! Быстро!
Я прислонился спиной к стене.
— Повернись!
Я повернулся лицом к стене.
Наступила долгая пауза, когда единственное, что я слышал, были удары собственного сердца, а затем мертвую тишину разорвал оглушительный выстрел.
Этот выстрел, отдавшийся страшным грохотом в закрытом пространстве, заставил меня сжаться. Я решил, что охранник неожиданно наткнулся на Риму и застрелил ее.
Когда я оглянулся, он стоял у стола, согнувшись пополам. Нарядная фуражка свалилась с головы, обнажив плешь на затылке. Пистолет лежал на полу. Руки его были прижаты к животу, и между пальцев начала просачиваться кровь. В это время позади стола грохнул второй выстрел.
Охранник издал глухой хрюкающий звук, как это бывает у боксера, пропустившего сокрушительный удар. Затем он медленно повалился на пол головой вперед.
Я оцепенел с поднятыми вверх руками, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
Рима поднялась из своего укрытия за столом, держа в руке пистолет, из которого еще не выветрился дымок от выстрела. Она равнодушно взглянула на охранника, даже не изменившись в лице.
— Денег нет, — сказала она с ожесточением. — Ящик пустой.
Ее слова еле коснулись моего слуха. Я смотрел как завороженный на лужицу крови, которая растекалась под охранником на полированном паркетном полу.
— Надо смываться!
Тревожные нотки в ее голосе привели меня в чувство.
— Ты же его убила!
— А разве он меня не убил бы? — Она бросила на меня холодный взгляд. — Шевелись, кретин! Может быть, кто-то слышал выстрелы.
Она пошла к двери, но я схватил ее за руку и рванул к себе.
— Где ты взяла пистолет?
Она вырвалась.
— Отстань! Сюда сейчас придут.
Ее безучастные сверкающие глаза внушали отвращение.
Затем где-то во тьме раздался вой сирены, от которого я похолодел.
— Быстрей, быстрей!
Она нырнула в темноту, и я побежал следом.
На всей территории киностудии вспыхивали огоньки. Слышались мужские голоса.
Она вытолкнула меня в темную аллею. Мы бежали сломя голову под непрерывный вой сирены, раздиравший ночное небо.
— Здесь. — Она втащила меня за руку в черный проем открытой двери. На мгновенье сплошную тьму прорезал луч ее фонаря. Мы плюхнулись на пол за большим деревянным ящиком.
Мы слышали тяжелый топот пробегавших мимо людей. Мы слышали, как они кричали друг другу. Где-то рядом раздалась тревожная трель полицейского свистка, резанувшая меня по нервам.
— Пошли!
Без нее я ни за что бы не выбрался оттуда. Можно было только удивляться ее хладнокровию и самообладанию. Я несся за ней по темным аллеям. Казалось, она точно знает, где грозит опасность, а где путь свободен.
