Рекс Стаут - Когда человек убивает
— Кто вам это сказал?
— Обри.
— Да-а? Этот тип, которого обвиняют в убийстве? Назовите кого-нибудь понадежнее.
— Охотно. Бииб это подтверждает.
Дик фыркнул.
— Эта мерзкая гнида? Эта гадина?
Он поднял руку, намереваясь хлопнуть мне по плечу, но я быстро отступил назад.
— Послушайте, вы, если вы и ваш босс воображаете, что сумеете состряпать лазейку для Обри, я не стану вам мешать при условии, что вы откажетесь от своих попыток втянуть в свою игру мою матушку или меня самого. Ясно?
— Я просто хочу знать…
— Вам всё ясно?
Я усмехнулся:
— Не всё… Чего вы так боитесь?
Он сжал кулаки, но не пустил их в ход. Подошёл к двери, распахнул её и грубо рявкнул:
— Выход здесь!
Поскольку я задерживаюсь в тех местах, где меня не желают видеть, только тогда, когда имеется шанс что-то выиграть, я воспользовался сомнительной любезностью Дика Севиджа и вышел из дома на боковую дорожку.
Я почти перестал рассчитывать на успех. Вернувшись снова на Парк-авеню, где к этому времени у меня с лифтёром установились чуть ли не приятельские отношения, я услышал от него, что миссис Хорн вернулась домой. Он сообщил ей, что мистер Гудвин заходил несколько раз и снова вернётся, на что она распорядилась сразу же послать меня наверх.
В апартаменте Д, на двенадцатом этаже имелась горничная в соответствующем кокетливом форменном платье и наколке. Она провела меня в гостиную, на убранство которой деньги Сидни Карноу были израсходованы без особого толка, но с учетом требований максимального комфорта.
Я уселся, но почти сразу же вскочил, потому что появилась Энн Хорн. Она соблаговолила протянуть мне руку для поцелуя.
— Нам нужно спешить, — сказала она, — а то с минуты на минуту может возвратиться мой муж. С чего вы начнёте? С резинового шланга?
На ней было премиленькое незатейливое платьице синего цвета не то из шелка, не то из чего-то, похожего на шелк. Энн успела поработать перед зеркалом над своим лицом после того, как вернулась домой, и выглядела сногсшибательно.
— Не здесь, — ответил я. — Крепитесь! Я отвезу вас в подземную тюрьму.
Она опустилась на кушетку.
— Садитесь и опишите мне все подробно. Сырость и крысы, я полагаю?
— Нет, мы не в состоянии убедить крыс оставаться в здании. Скверный воздух.
Я сел.
— Фактически, я пришёл к убеждению, что физические меры воздействия для вас не годятся. Более целесообразен психологический прессинг. А это — сфера деятельности мистера Вулфа. Но он никогда не покидает пределы своего дома. Вот я и пришёл, чтоб отвезти вас туда. Можете написать мужу записку, чтобы и он присоединился к нам.
— Это мне совершенно не по вкусу. Психически я уже развалина. В чем дело, вы опасаетесь, что я не выдержу физической обработки?
— Наоборот. Опасаюсь, что я не сумею её применить. Природе пришлось много потрудиться над вами, было бы преступлением портить то, что ей удалось сотворить. Вы будете в восторге от встречи с Ниро Вулфом. Он вообще боится женщин. Вы же напугаете его до потери сознания.
Меня восхищала её находчивость и изобретательность. Зная, что она возьмет в руки сигарету, и я должен буду подняться с места, чтобы поднести ей огонь, она сначала щелкнула зажигалкой, а потом уже потянулась к пачке сигарет. Превосходно, не правда ли?
— Чего ради? — спросила она, сильно затянувшись и медленно выпустив струю дыма.
Я объяснил:
— Поля Обри обвиняют в убийстве. Мистер Вулф может заработать хорошие деньги, если ему удастся его вытащить. Мистер Вулф не из тех людей, которые упускают без драки большой гонорар. Так что с Обри непременно будет снято обвинение. И мы с радостью предоставим вам возможность разделить с нами лавры, без гонорара, разумеется. Так что давайте незаметно отсюда ускользнём — и поехали.
— Вам невозможно отказать… Бедняга Поль, мне его безумно жаль!
— Почему? Когда он выйдет из тюрьмы, он сможет ещё раз жениться на собственной жене и вторично отпраздновать свадьбу.
— Если он выйдет… Вы помни те детские песенки?
— Я сам их сочинял.
— В таком случае вы должны знать эту:
«Иголки, булавки
И шпильки в добавку.
Когда человек убивает,
Он сам себе яму копает…»
— Знаю, конечно. Это одна из самых моих любимых. Только ведь Обри-то не убивал.
Она кивнула.
— Естественно. Такова ваша линия, и вы будете её гнуть.
Она потянулась, чтобы раздавить свой окурок в пепельнице, затем быстро повернулась ко мне, глаза её сверкнули:
— Все разговоры о том, что жизнь любого человека священна — пустая болтовня. Священна она только для её владельца. Моя вот для меня. А для Сидни священной была его собственная жизнь, но теперь он умер. Так что мне очень жаль Поля.
Я не уловил связи, но на всякий случай сказал:
— Раз вы так к нему относитесь, вам следует ему помочь.
— Я бы и помогла, если бы имела на то возможность.
— Может быть, мне удастся что-нибудь сделать в этом плане. В прошлую пятницу вы все были на совещании в офисе Джима Бииба. Обри положил одну из своих рекламных карточек на письменный стол Бииба. Вы её забрали, и что вы с ней сделали?
Она какое-то мгновение внимательно смотрела на меня, потом покачала головой:
— Нет, вам все же придётся где-то раздобыть резиновый шланг и клещи, чтобы с их помощью вырвать мне ногти. Но даже в этом случае я могу запираться.
— Вы не брали его карточки?
— Нет.
— Кто же её взял?
— Не имею понятия… если она вообще была.
— Разве вы не помните, как Обри положил её на стол? Вы её там не видели?
— Нет. Но это уже начинает походить на настоящий допрос. Вы ведёте расследование?
Я кивнул:
— Это называется «двойным ложным прессингом». Сначала я заставляю вас отрицать, что вы дотрагивались до карточки, что я и проделал. Затем я предъявляю одну из карточек Обри в целлофановом конвертике, сообщаю вам, что на ней имеются следы чьих-то пальцев, скорее всего ваших, так что не осмелитесь ли вы позволить мне снять ваши отпечатки? Вы боитесь отказать и…
— Покажите же мне, как берут отпечатки пальцев. Я никогда этого не видела.
Сознаюсь, мне стало любопытно. Искала ли она физического контакта потому, что такова была её натура, или же она рассчитывала обольстить меня, или же просто забавлялась от безделья? Чтобы найти ответ, я поднялся, подошёл к ней, положил протянутою ею руку на свою ладонью вверх и наклонился над ней, чтобы рассмотреть кончики пальцев. Казалось, её рука заверяет меня, что не имеет ничего против предстоящей процедуры. Кончиками пальцев левой руки я раздвинул её пальцы. Разумеется, моё внимание было полностью поглощено работой. То ли дверь из наружного холла в фойе открылась совершенно бесшумно, то ли она все же тихонько скрипнула, но я не обратил на это внимания. Так или иначе, моё исследование было прервано тем, что Энн неожиданно крепко сжала мою руку, выпрямилась и завопила:
