Джо Алекс - Я расскажу вам, как погиб…
— Нет, — Дэвис отрицательно покачал головой. — Это так же, как с вашими романами, если позволите такое сравнение. Ведь вы предполагаете, что сообщили все данные об убийце, но делаете это так, чтобы затруднить его обнаружение. Кроме того, вы расставляете ловушки, и человек приходит к неправильному заключению. А одна неправильная версия тянет за собой другую, и в результате вы приходите к фальшивой развязке. И тут такая же ловушка и такие же препятствия. Честно говоря, я поклонник ваших книг. Особенно мне понравилась «Тайна зеленого такси».
Внутри у меня екнуло. Но, к счастью, дверь в гостиную открылась и вошел профессор Роберт Гастингс.
— Добрый вечер, — сказал он. — Я вижу, мистер Дэвис, вы используете каждую свободную минуту, — Гастингс указал на шахматы. — Но по правде говоря, — Гастингс повернулся ко мне, — он действительно прекрасный игрок. Позавчера мы разыграли пять партий, и я ни разу не смог перехватить инициативу. Фигуры этого молодого человека вели себя так, как будто были в преобладающем количестве.
— Это просто опыт, господин профессор, — Дэвис разрумянился от удовольствия.
— Надолго ли вы приехали в этот очаровательный дом? — спросил меня Гастингс.
— Еще не знаю. Возможно, на две-три недели. Хочу тут кое-что написать. Здесь идеальное место для работы, не правда ли?
— Не знаю. Я тут не работал. Зато оба моих знакомых и присутствующий здесь их помощник работают как заведенные. Хорошо еще, что Ян не работает после обеда, а Спарроу вечером. Иначе я бы их вообще не увидел. Видимо, они финишируют. Я знаю это состояние и очень его люблю. Разум чувствует приближение отдыха, поторапливает нас и вызывает лихорадочное возбуждение. Сейчас, мне кажется, мы являемся свидетелями такого состояния. Правда, Филипп?
— Приблизительно, господин профессор. Мне трудно ответить на ваш вопрос. Ведь не всегда такой финиш является настоящим. Иногда кажется, что результат совсем рядом, за поворотом, если можно так сказать, а оказывается, что он по-прежнему скрыт за семью печатями. Мистер Драммонд говорит, что до тех пор, пока работа не закончена, даже не известно, правильно ли она начата, так как путь может быть совершенно ложным, и в конце концов понимаешь, что нужно начинать все сначала.
«Умный парень», — подумал я и с интересом посмотрел на невинную мальчишескую физиономию. Профессор открыл рот и тут же закрыл его, потому что дверь снова открылась, и в комнату вошли дамы, сопровождаемые мужьями.
— Прошу к столу, — сказала Сара. — Слава Богу, Кэт вернулась и обслужит нас. Пришла разгоряченная, с растрепанными волосами. Видимо, один из ловцов бабочек попытался поймать и ее. Но не будем сплетничать о слугах. Достаточно того, что они сплетничают о нас.
Мы перешли в столовую. Молчаливый Гарольд Спарроу сел рядом с Лючией. Платье холодного фиолетового цвета прекрасно оттеняло ее светлые волосы. Ее правую руку, согнутую в локте, поддерживала белая косынка, завязанная вокруг шеи, на которой по-прежнему сверкал прекрасный рубин.
Не очень-то волнуют ее драгоценности, подумал я, если к разным платьям она надевает одно и то же украшение.
Я взглянул на Сару. Ничто в ней теперь не напоминало того подростка, с которым я приехал из Лондона. За окном догорал день, и над столом сияла огромная хрустальная люстра. В ее свете белое, очень открытое платье, бриллиантовые серьги и великолепный бриллиант на среднем пальце левой руки выразительно оттеняли Сарины смуглые гладкие плечи и шею. Ее большие черные глаза сияли, высоко поднятые волосы блестели. Сейчас она походила на фантастическое существо с другой планеты.
— За здоровье нашего гостя! — провозгласил Ян, поднимая бокал. — К сожалению, это наш последний совместный ужин здесь, в последний раз за этим столом мы сидим с профессором Гастингсом. Конечно, я уверен, что мы скоро увидимся, потому что мир становится все теснее, и все чаще мы переезжаем с континента на континент, чтобы встретиться со старыми знакомыми и их новыми успехами. Я пью за здоровье нашего гостя и за то, чтобы мы могли почаще посещать его великолепную лабораторию, читать его прекрасные статьи, удивляться его успехам и успехам его родины, так много давшей науке.
Все подняли бокалы. В тосте Яна, проникнутом сердечностью, проскальзывала нотка иронии. Но даже если Гастингс это и заметил, вида он не подал. Подняв бокал, он поблагодарил за гостеприимство и пожелал обоим ученым счастливого окончания работы, которого, быть может, ждет весь мир, хотя не отдает себе в этом отчета. Это прозвучало очень мило. И настроение у всех улучшилось. Даже молчавший до сих пор Спарроу попытался сказать несколько слов американцу. А Лючия, которая с невеселой улыбкой позволяла то ему, то сидящему по другую сторону Филиппу ухаживать за собой, так ослепительно улыбнулась профессору, что я почувствовал к ней некоторое недоверие. Я считал себя хорошим психологом и думал, что могу с первого взгляда оценить любого человека. Между тем, Лючия каждый раз представала в новом свете. Я взглянул на ее мужа. Крупный, сильный, казалось, несколько ограниченный во всем, кроме своей работы, человек! И она! Что их связывало? Любит ли она его? Наверное. Она не могла выйти за него из корыстных соображений, ведь она сама достаточно богата. Не могла ее привлечь и слава — она была более знаменита, чем он. Так почему же в ее жизни появился Спарроу? Но, в конце концов, я довольно часто сталкивался с любовью совершенно неподходящих друг другу людей. Но чтобы, имея такую жену, увлечься кем-то другим, да к тому же женой друга?! Я вновь взглянул на Спарроу, который в этот момент что-то тихо говорил Лючии, осторожно поправляя косынку на ее плече. Потом я перевел взгляд на Сару. Слегка наклонившись влево, она разговаривала с американцем. Нет, все-таки меня не очень удивляет Спарроу. Я бы ничему не удивился. Но Ян? Если он случайно узнает… Это сломает ему жизнь. Нет ничего ужаснее, чем обмануть доверчивого человека. И Сара не может об этом не знать. Господи, хоть бы она была осторожна! Поймав себя на этой циничной мысли, я усмехнулся и прислушался к разговору.
— В Нью-Йорке мы будем на гастролях в марте, — говорила Сара. — Если вы будете в городе, приглашаю вас.
— В каких спектаклях вы будете играть? — спросил Гастингс. — Заранее предупреждаю, что театр — не самая сильная сторона моего образования.
— В «Гамлете» — Офелию, в «Макбете» — леди Макбет, а в «Орестее» — Клитемнестру.
— Правда?! — Лючия вскинула голову. — Как здорово. Никогда не видела эту пьесу на сцене. Вы играете все три части трилогии?
— С сокращениями. Но моей роли это не касается. Я играю все, что Эсхил написал о царице.
— Ты уже знаешь свою роль? — в голосе Лючии прозвучал заметный интерес.
— Да, — Сара заколебалась. — Не так, чтобы уже можно было сейчас играть на сцене, но знаю уже давно.
— Прочитайте, пожалуйста, какой-нибудь фрагмент, — попросил Гастингс.
— Пожалуйста, Сара, — поддержал Ян.
— Ой, только не сейчас, — Сара засмеялась и покраснела, как девочка.
— Именно сейчас, дорогая. — Ян взял ее за руку. — Наконец-то и я тебя услышу. Находясь здесь безвылазно, я уже забыл, что у меня жена — актриса.
— Ну если ты так просишь… — Сарин взгляд говорил о том, что для него она готова декламировать где угодно, хоть на морском дне. Она прикрыла глаза. Все затихли. Я посмотрел на Спарроу. Он сидел, не поднимая глаз от скатерти. Сара начала свой монолог:
Вот я стою, гордясь, что дело сделано.
Убила. Отпираться я не стану, нет.
Накидкою, огромной, как рыбачья сеть, —
О, злой наряд! — Атрида спеленала я.
Не мог он защищаться, убежать не мог.
Я смотрел на нее и не верил своим глазам. Это была уже не Сара, а греческая царица. Гордая, надменная и в то же время не совсем уверенная в себе после совершенного убийства, но все равно царица.
Ударила я дважды, дважды вскрикнул он
И рухнул наземь. И уже лежавшему —
В честь Зевса подземельного, спасителя
Душ мертвецов, — я третий нанесла удар.
Так, пораженный насмерть, испустил он дух,
И с силой кровь из свежей раны брызнула,
Дождем горячим, черным оросив меня.
И радовалась я, как ливню Зевсову
Набухших почек радуется выводок.
— О, Боже! — пробормотал Гастингс после минутной тишины.
— Какая мерзкая женщина, правда? — сказала Сара и усмехнулась. — Ян, налей мне вина, а то у меня пересохло в горле. Вредно произносить такие монологи после острых блюд.
Обстановка разрядилась. Все с благодарностью взглянули на Сару за то, что она прервала затянувшееся молчание. Решив окончательно переменить тему, Сара спросила:
— Ну как твоя рука, Лючия? Кажется, счет был ничейным? Значит, тот последний мяч выиграла ты?
