Джо Алекс - Я расскажу вам, как погиб…
— Что?! — Спарроу резко усмехнулся. — Благородно? В этой ситуации не может быть благородства. Уже никогда. Я должен пойти к Яну и должен ему сказать, что не смогу больше с ним работать. Никогда! А что, что я еще могу ему сказать?!
— Не знаю. Тысячу вещей. Кроме этой. Ты этого не сделаешь. Ты не можешь это сделать. Или ты хочешь мне отомстить?
— А Лючия? — вдруг встрепенулся Спарроу. — Она тоже, наверное, все уже знает?
— Что знает? — в голосе Сары прозвучало холодное удивление.
— Знает. Или догадывается. Ведь я же изменился. Я не умею играть. Я знаю, что я подлец. А она должна это чувствовать…
На некоторое время воцарилось молчание.
— Гарольд! — наконец мягко сказала Сара, и я закусил губу, понимая, что сейчас буду свидетелем выступления великой актрисы… — Гарольд, ты же говоришь, что любишь меня. А я не могу бросить Яна. Да, я не смогу быть счастлива ни с ним, ни с тобой. Но всему приходит конец. Все на свете имеет конец. Но это же не значит, что мы должны стать врагами или погибнуть? Человек грешен. Я знаю об этом, наверное, больше, чем ты. Я слабее тебя. Но я никогда не хотела причинять страдания ни Яну, ни Лючии. Я не хочу, чтобы они были несчастливы… А они будут. Ниточка потянется, и будет гораздо страшнее. Мы с тобой должны нести этот крест.
— Нет, я больше так не могу, — упрямо повторил Спарроу, — я сейчас же пойду к Яну. Я скажу ему, что завтра уеду. Пусть думает, что хочет. Я не скажу ему о наших отношениях с тобой. Не уверен, правда, что это получится. Может быть, он убьет меня. Но это лучше, чем то, что происходит сейчас.
— Успокойся, — ледяным голосом ответила Сара и встала. — Я должна идти. А ты посиди еще немного.
— Уеду, — Спарроу сжал голову руками. — Уеду в Америку. А Лючии напишу с корабля. Не волнуйся, — усмехнулся он, — не скажу ей, в чем дело. Я просто недостоин ее.
— Ради бога, — устало проговорила Сара, — будь мужчиной.
— Хорошо, — сказал Спарроу и, не сказав больше ни слова, исчез в темноте.
Я постоял еще немного, а потом медленно двинулся к тропинке, моля Бога, чтобы под ноги не попалась сухая ветка. Только на аллее я перевел дух.
Луна уже стояла настолько высоко, что парк казался серебристо-черным лабиринтом.
А я еще думал, что Ян счастливый! Мудры же были древние греки, которые говорили, что нельзя назвать никого счастливым, пока он жив…
Я посмотрел на часы. Половина десятого. Я вновь направился к длинной зеленой скамейке. Вокруг клумбы прохаживались Гастингс и Филипп. Когда они проходили мимо меня, я услышал:
— Конечно, я не давлю на вас. Но такой способный молодой человек был бы нам очень полезен. В нашей университетской лаборатории работают ученые со всего мира. Я понимаю, вы можете многому научиться у Драммонда и Спарроу, но настоящие, большие перспективы есть только у нас. Вы знаете мой адрес, так что сразу телеграфируйте.
Они отошли, и я подумал: уж не понравилась ли мне роль подслушивателя?
Тем временем Гастингс направился к дому, а Филипп, видимо, заметив мой светлый пиджак, приблизился к скамейке.
— Простите, я все жду профессора Спарроу. Вы не видели его?
— Нет, не видел. — Я опустил глаза.
— Ничего не понимаю… Куда он пропал?
— Может, гуляет по парку, — ответил я и тут увидел Сару. Она быстро прошла мимо нас и исчезла в дверях холла. Филипп посмотрел на часы, а я вслушивался в отзвук ее шагов по каменной лестнице.
— Уже почти десять, — удивленно воскликнул он. — Профессор Гастингс говорил со мной гораздо дольше, чем я думал.
Понизив голос, он доверительно сообщил:
— Он всех по очереди уговаривает поехать с ним в Америку. Меня, конечно, в последнюю очередь. Он предлагает большое будущее.
Дэвис замолчал.
— Я, очевидно, мог бы стать очень богатым, если бы то, о чем он говорил, сбылось… Деньги — это ужасно, — внезапно сказал он. — Но иногда они так нужны! — Филипп встал. — Наверное, я разминулся с профессором. Пойду постучусь к нему. К тому же Малахия сейчас спустит собак.
Я смотрел ему вслед и думал: почему такой молодой симпатичный человек так нервничает? Может, натиск американца? Или миражи богатства? А может, телефонный звонок из Лондона?
У каждого свои проблемы, заключил я в конце концов и, решив, что эта мысль потрясающе верна, тоже направился к дому. Но и здесь я опять столкнулся с Гастингсом.
— Уже десять, — я поднес к его глазам руку с часами. — Скоро Малахия спустит собак.
— О да, действительно. Но я ищу Спарроу. Его нигде нет. Ни у себя, ни у Драммонда. А, вот он! — торжественно воскликнул американец и бросился навстречу медленно приближающемуся профессору. — Я с вами еще не договорился. — Спарроу вздрогнул. — Понимаете, будущий международный конгресс… Мне нужно обсудить с вами несколько вопросов.
— Да, — Спарроу рассеянно потер лоб, — мне тоже нужно с вами поговорить. Вы не могли бы зайти ко мне, скажем, через полчаса. Я еще должен помассировать руку жене.
— Да, понимаю, — оптимизм профессора вызывал трогательное умиление. — Сейчас десять минут одиннадцатого. Значит, без двадцати одиннадцать. Да?
— Да, да. Я буду вас ждать.
Я сел на каменную ступеньку и закурил. Подул свежий ветерок. Я увидел приближающуюся сгорбленную фигуру человека. Рядом следовали две тени. Собаки.
— Малахия, — тихо сказал я. Собаки молниеносно бросились вперед, но резкий свист осадил их. Старик подошел, держа в зубах свою вечную трубку.
— Какая прекрасная ночь. И какая ясная.
«О, Господи», — подумал я.
— Да, Малахия. Мы собираемся завтра с Яном выбраться на рыбалку.
— О, я поехал бы с вами!
— Когда же ты спишь? Ночью с собаками, днем в саду…
— Да ночью и сплю. Вот тут, на ступеньках. А они сами по себе. Ну и днем, после обеда. Старики ведь мало спят. И потом я спокоен за Яна. Здесь собаки. А в доме некого опасаться.
Я поднялся со ступенек:
— Ну, до завтра.
— Да, спокойной ночи, мистер Алекс.
Старик сел на пороге и добавил:
— Запру позже. Один ключ у меня здесь, другой за дверью, на гвоздике.
— Спокойной ночи.
Я вошел в холл и быстро направился к кабинету Яна.
7
«Не мог он защищаться, убежать не мог…»
Я постучал в дверь. Ответа не было. Я постучал снова. Ответа не было. Я нажал на ручку, дверь бесшумно открылась, и я понял, что стучать было бесполезно: дверь была обита толстой тканью.
— Прости, но я уже давно стучу.
— А, входи, входи. Я думал, это Сара. Она только что была здесь. Она явно устала после лондонского сезона, потому что тоже стучалась. Прости, я забыл предупредить тебя, что в эту комнату не стучатся.
Ян встал из-за большого, заваленного бумагами стола и приложил тяжелое мраморное пресс-папье к листу, на котором я увидел столбцы непонятных знаков.
— О, Господи, что это за иероглифы?
— Я мог бы объяснить все это простыми словами, не используя эти знаки, но вряд ли бы ты понял.
Ян достал из кармана ключ и открыл дверь в стене напротив.
— Это наша лаборатория. А это, — он зажег свет, — наше основное оборудование.
Мы находились в большой белой комнате с закрытыми окнами. Здесь стояло несколько столов и стеклянных шкафов с химической посудой и реактивами. На стене висела черная таблица с разноцветными лампочками. Отходящие от них провода частично уходили в стену, частично соединялись со столами.
— Значит, так выглядит современная алхимия, — вздохнул я.
— Ну, во все времена ищут философский камень. А теперь посмотри сюда, — Ян с гордостью указал на один из шкафов. На нем были нарисованы череп и кости. Под ними горели красные, как кровь, написанные готическим шрифтом слова: «Осторожно, смерть!». В шкафу ровно, как часовые на посту, стояли удочки. На внутренней стороне дверцы были расставлены колбы с искусственными мухами и крючками, от самых крохотных до огромных трезубцев.
— Вот это да! — я покачал головой. — Ты уже решил, когда мы выходим?
— Думаю, в семь, если не проспишь.
— Ни за что! Но на всякий случай разбуди меня.
— Договорились, — Ян закрыл шкаф. — Мне еще нужно проверить крючки, натянуть лески, чтобы уже все было готово. А теперь работать, работать.
— Я тоже немного поработаю. Мне кажется, что мое последнее архигениальное произведение родится здесь, под твоей крышей.
— Никогда об этом не забуду, — рассмеялся Ян.
Мы вернулись в кабинет.
— Так ты не забудешь разбудить меня, сразу как проснешься?
Стоя в дверях, я заметил в углу комнаты большой старомодный сейф с приоткрытыми дверцами.
— Конечно, не забуду. Спокойной ночи.
Я закрыл дверь и поднялся к себе. На столе меня ждала машинка. Я снял пиджак и накинул халат. Когда я садился за стол, часы пробили половину одиннадцатого.
Я перевел каретку и под словами «ГЛАВА ПЕРВАЯ» напечатал: «Перед открытием занавеса». Затем вновь перевел каретку и начал: «В тот день Джо Алексу исполнилось тридцать пять лет»…
