Агата Кристи - Кривой домишко
— Понимаю, — безучастно произнес Филип.
— А теперь, мистер Леонидис, не дадите ли вы мне подробный отчет обо всем, что вы делали в день смерти своего отца?
— Пожалуйста, инспектор. Весь день я провел здесь, в этой комнате… разумеется, выходил к завтраку, обеду и ужину.
— Вы виделись с отцом в этот день?
— Как обычно, зашел поздороваться с ним после завтрака.
— Вы оставались наедине с ним?
— Нет, в комнате находилась также… э-э-э… моя мачеха…
— Ничего необычного в нем вы не заметили?
Филип ответил с легкой иронией:
— Я не заметил по его виду, чтобы он знал заранее о том, что его убьют.
— Апартаменты вашего отца полностью изолированы от этой части дома?
— Да, туда можно попасть только через дверь в холле.
— Эта дверь обычно бывает заперта?
— Нет.
— Она не запирается никогда?
— Я никогда не видел, чтобы она была заперта.
— И любой мог свободно переходить из одной части в другую?
— Конечно. Дом условно разделялся на части только для удобства домашних.
— Каким образом вы узнали о смерти отца?
— Мой брат Роджер, который занимает верхний этаж западного крыла дома, прибежал вниз и сказал, что с отцом случился удар: у него затруднено дыхание, и, судя по всему, ему очень плохо.
— Что вы предприняли?
— Позвонил доктору, потому что, как выяснилось, никто и не подумал этого сделать. Доктора не оказалось на месте, и я попросил передать, чтобы он приехал как можно скорее. Затем поднялся наверх.
— А что было потом?
— Отцу, несомненно, было очень плохо. Он умер прежде, чем приехал доктор.
Голос Филипа звучал бесстрастно. Он просто констатировал факты.
— Где в это время находились остальные члены вашей семьи?
— Моя жена была в Лондоне. Она вернулась вскоре после того, как это произошло. Софии, мне кажется, тоже не было дома. Дома были двое младших детей — Юстас и Джозефина.
— Надеюсь, что вы отнесетесь правильно к моему следующему вопросу, мистер Леонидис: как повлияет смерть отца на ваше финансовое положение?
— Вполне понимаю ваше желание выяснить ситуацию. Мой отец позаботился о финансовой независимости каждого из нас много лет назад. Моего брата сделал председателем и главным держателем пакета акций Объединенной компании и полностью передал в его руки управление этой крупнейшей из своих компаний. Мне передал сумму, которую считал эквивалентной стоимости этого предприятия, — в целом это, кажется, составило около ста пятидесяти тысяч фунтов в различных акциях и облигациях, — с тем чтобы я мог распоряжаться капиталом по своему усмотрению. Он так же щедро оделил деньгами моих сестер, которых теперь уже нет в живых.
— Но даже после этого он по-прежнему остался очень богатым человеком?
— Нет, он оставил для себя сравнительно скромный доход. Любил говорить, что это позволит ему сохранить интерес к жизни. С тех пор, — сказал Филип, и впервые на его лице появилась слабая улыбка, — в результате различных коммерческих операций он стал даже богаче, чем был прежде.
— Вы и ваш брат переехали сюда жить. Было ли это сделано по причине каких-то финансовых затруднений?
— Конечно, нет. Это было сделано просто для удобства. Отец всегда твердил нам, что будет только рад, если мы поселимся вместе с ним. В силу целого ряда семейных обстоятельств для меня это был удобный вариант. К тому же, — неторопливо добавил Филип, — я очень любил отца. Я переехал сюда в 1937 году. Арендную плату не плачу, но выплачиваю свою долю налогов.
— А ваш брат?
— Брат приехал сюда после того, как в 1943 году его дом в Лондоне был разрушен во время бомбежки.
— А теперь, мистер Леонидис, скажите, известно ли вам, каким образом ваш отец распорядился своим состоянием по завещанию?
— Я имею об этом весьма четкое представление. Он изменил свое завещание в 1946 году. Отец не любил окружать свои дела тайной. У него были очень сильно развиты семейные чувства. Он созвал всех членов семьи на совет, и его поверенный, который тоже там присутствовал, изложил нам по его просьбе условия завещания. Полагаю, что условия этого завещания вам уже известны. Мистер Гейтскил, несомненно, дал вам необходимую информацию. Примерно сто тысяч фунтов, свободных от налога, предназначены моей мачехе в дополнение к весьма щедрой сумме, назначенной ей по условиям брачного контракта. Остальная часть его состояния разделена на три части между мной, братом и тремя внуками, для распоряжения их долей назначено доверенное лицо. Имеется весьма значительная недвижимая собственность, однако надо ожидать, что налоги на наследство будут очень высоки.
— Он завещал что-нибудь слугам или на благотворительные цели?
— Этого в завещании не предусмотрено. Слугам же по прошествии каждого года увеличивали оплату.
— Прошу прощения, мистер Леонидис, но сами вы не испытываете в настоящее время денежных затруднений?
— Как вам известно, инспектор, в стране у нас сейчас весьма высок подоходный налог… но мне моего дохода хватает для удовлетворения собственных нужд и потребностей моей жены. Кроме того, отец нередко делал нам очень щедрые подарки, а если бы возникла необходимость, он сразу же пришел бы на выручку. Смею вас заверить, инспектор, — холодно произнес Филип, отчетливо выговаривая каждое слово, — что у меня не было никаких финансовых причин, которые заставили бы меня желать смерти своего отца.
— Очень сожалею, мистер Леонидис, если вам показалось, что я предполагал что-либо подобное. Но нам необходимо выяснить все факты. А теперь, боюсь, мне придется задать вам несколько весьма деликатных вопросов об отношениях между вашим отцом и его супругой. Они ладили между собой?
— Насколько мне известно, они были совершенно счастливы в браке.
— Не было никаких ссор?
— Мне кажется, не было.
— У них ведь была… весьма большая разница в возрасте?
— Да.
— Извините, но вы одобрительно отнеслись ко второму браку отца?
— Моего одобрения никто не спрашивал.
— Это не ответ, мистер Леонидис.
— Коль скоро вы настаиваете, то отвечу, что считал этот брак неблагоразумным поступком.
— Пытались ли вы отговорить отца?
— Я узнал об этом постфактум.
— Для вас это было довольно сильным потрясением, не так ли?
Филип промолчал.
— Отношения с отцом у вас из-за этого не испортились?
— Отец был в полном праве поступать, как ему заблагорассудится.
— А к миссис Леонидис вы были настроены дружелюбно?
— Вполне.
— Вы и сейчас с ней в тех же отношениях?
