Джон Карр - Чаша кавалера
Г. М. успокоил себя шестью чашками крепкого черного чая без сахара и молока. Вытащив из-за воротничка салфетку, он одобрительно разглядывал Вирджинию.
— Теперь, куколка моя, — сказал Г. М., — я могу послушать вас ровно тридцать минут по моим часам, так как хочу вам помочь.
— Конечно! — с энтузиазмом согласился синьор Равиоли, чей нос краснел над белой чашкой с чаем. — Я тоже хотеть помочь!
— Не более тридцати минут! — снова предупредил Г. М. — Мое время мне не принадлежит. Я занят работой настолько важной для меня и, может быть, для всего мира, что должен репетировать практически каждую свободную минуту.
Мастерс фыркнул, но Г. М. игнорировал его, как будто тот не существовал вовсе.
— Но я выслушаю вас, куколка, несмотря на всю занятость. Знаете почему? Потому что я никогда не встречал девушку, которая преподносила бы мне тайну таким привлекательным способом. Было бы смертельно скучно выяснять, как вор вошел и вышел из запертой комнаты, украв чашу из золота и драгоценных камней. Но старику куда интереснее разобраться, почему вор не украл эту чашу. Вы это понимаете?
— Конечно. И бедный Том, мой муж…
— Поэтому я прошу вас, куколка, быть очень внимательной. Когда вы описываете Дубовую комнату, которая якобы была заперта, я хочу получить подробный отчет, такой, как обычно выглядит план архитектора, где не пропущена ни одна деталь. Говоря словами Джозефа Конрада,[18] я хочу, чтобы вы заставили меня увидеть это.
— Правильно! — одобрил синьор Равиоли, подавившись чаем.
Хотя Мастерс решил найти убежище в молчании, он не выдержал:
— Слушайте, сэр, почему леди должна все это проделывать? Машина у двери, а Телфорд не так далеко отсюда. Если вы хотите увидеть эту комнату, почему бы вам не поехать и не взглянуть на нее?
Последовала пауза, после которой Г. М. склонился к Вирджинии.
— Видите эту змею? — прошипел он.
Вздрогнув, Вирджиния быстро посмотрела на землю, искренне ожидая увидеть как минимум среднего размера кобру, ползущую по дорожке вокруг фонтана. Потом она поняла, что хозяин дома имел в виду Мастерса.
— Право, сэр Генри, — запротестовала она, потому что ей нравился старший инспектор, — мистер Мастерс совсем не таков. Конечно, я не знаю его близко — мы встретились впервые только этим утром, но… с ним просто что-то не так.
— Господи, и вам понадобился целый день, чтобы понять это?
— Нет-нет, я имею в виду, что по какой-то причине он сам не свой.
— У него нет души! — заявил Г. М. — Он не может понять, что ничего так не расстраивает артиста, как бесконечные перерывы в течение целого дня! Взять, к примеру, меня! Сегодня утром я никак не мог сосредоточиться на репетиции…
— Из-за моего Томми? Я ужасно сожалею!
Г. М. удивленно приподнял почти невидимые брови и уставился на нее поверх очков.
— Из-за мальчугана? Что вы, куколка моя, я не имел в виду его. Он славный паренек, и вы должны им гордиться. Нет, я говорил о чертовой женщине, которая учинила здесь скандал и пригрозила подать на меня в суд.
— О женщине? — Вирджиния задумалась. — Случайно, не о мисс И.М. Чизмен, лейбористском члене парламента от Восточного Уистлфилда?
— Да. Но как вы об этом узнали, куколка?
— Мне рассказал Бенсон. — Вирджиния поколебалась. — А вы ничего не сделали, сэр Генри, что могло бы побудить ее привлечь вас к суду?
— Все это ложь! — возмутился Г. М. — Я невинен, как нерожденный младенец. Не так ли? — апеллировал он к учителю музыки.
— Безусловно! — подтвердил синьор Равиоли, ставя чашку и блюдце, чтобы щелкнуть пальцами. Было заметно, что он говорит по-английски не только с итальянским, но и с легким американским акцентом. — Как бы то ни было, к чему вся эта суета? Неделю назад злобная баба получить по заслугам.
— Ш-ш! — зашипел Г. М. — Просто скажите «да» и обойдитесь без подробностей!
— Но что произошло? — не унималась Вирджиния.
Г. М. огляделся вокруг, словно проверяя, не прячется ли мисс Чизмен в елизаветинском саду.
— Это случилось в театре «Мажестик» в Черритоне — большом старом здании, которое обычно используют для пантомим. Не знаю, бывали ли вы там, куколка.
— Нет, но я понимаю, что вы имеете в виду.
— Угу. — Г. М. снова огляделся. — Неделю назад там состоялись серьезные политические дебаты. Мисс Чизмен, разумеется, выступала от имени Лейбористской партии, и случилось так, — он словно давал понять, что все происходило помимо его желания, — что я представлял интересы консерваторов.
— Да?
— Подлец председатель, чтоб сгнила его печенка, позволил ей выступать первой, а после моей речи — оппонировать, при этом не дав мне шанса оппонировать вовсе! — Г. М. распалялся все сильнее. — Это справедливо?
— Да! — сказал старший инспектор Мастерс.
— Нет! — сказал синьор Равиоли.
— А потом? — поторопила Вирджиния.
— Чизмен говорила сорок три минуты (зафиксировано по часам) и, произнеся величественную фразу вроде: «Я покажу вам направление, по которому идет наша великая нация под руководством славной Лейбористской партии!» — шагнула назад и — бах! Свалилась через люк в подвал на добрых шестнадцать футов]
— Боже мой! Бедняжка пострадала?
— Нисколько, куколка моя. Но лейбористская пресса подняла шум, и пара злонамеренных типов заявила, будто я подкупил рабочих сцены, чтобы отпереть все люки. Я! Можете себе такое представить?
— Безусловно, могу, — ответил Мастерс. — Бьюсь об заклад, что вы именно это и сделали.
— Ох, сынок! Это злобная клевета! Как бы то ни было, я велел им разложить матрацы по всему полу, чтобы она не пострадала.
— Понятно? — с торжеством осведомился синьор Равиоли.
— Лично мне ничего не понятно, сэр Генри! — Мастерс снова схватился за свою шляпу. — Вы всегда сочувствовали трудящимся! Что вы теперь имеете против них?
Г. М. сразу забыл, что не разговаривает с Мастерсом.
— В том-то и дело, что ничего! Если бы эти лейбористские члены парламента действительно были трудящимися, то могли бы хоть что-то соображать. Но большинство из них — по крайней мере, те, кого я встречал, — недопеченные интеллектуалы, специализировавшиеся на экономике или такой же чепухе.
— Мистер Мастерс абсолютно прав! — заявила Вирджиния, хотя ее губы дрожали, а глаза были влажными. — Вам должно быть стыдно за себя. Очевидно, эта мисс Чизмен — уродливая старая карга?
Но Г. М. покачал головой:
— Ошибаетесь, куколка. Илейн Чизмен не так молода, как вы, — вероятно, ей лет сорок, — но вовсе не дурна собой. Если бы она одевалась как следует и хотя бы иногда улыбалась, а не ходила бы с маниакальным взглядом, словно отправляясь в крестовый поход, а не на избирательный участок, то могла бы даже выглядеть хорошенькой.
