Жорж Сименон - Тётя Жанна
Он был любимчиком, которого не принимали всерьез.
У них было еще два брата, Морис и Гастон, и обоих убили с интервалом в несколько дней в первый же месяц войны 1914 года.
Робер, учившийся тогда в коллеже, страстно желал пойти на военную службу и был в глубине души смертельно обижен – намного больше, чем можно было предполагать, – когда два года спустя призывная комиссия освободила его.
– Они даже не смогли мне объяснить почему, – негодовал Робер, тогда как отец только пожимал плечами.
Да, бедный толстый мальчик! Он трепетал и запинался, разговаривая с отцом; он был застенчив с девочками. Может быть, потому, что отец беспробудно пьянствовал, Робер до двадцати лет не выпил ни глотка алкоголя и первую сигарету, чтобы не отличаться от других, выкурил лишь в университете, где провел два года.
Жанна спрашивала себя, как он встретился с Луизой и, главное, как это он влюбился в нее, как он сумел ей об этом сказать. Жанна в то время уже уехала из дома и почти не общалась со своей семьей; она знала лишь, что они поженились, потом – что у них родился первый ребенок, Жюльен, тот самый, который нашел свою смерть в автокатастрофе.
Вокруг нее в огромном доме было пусто и тихо. Где-то за закрытой дверью Луиза, вероятно, спала тяжелым сном.
Жанне пришлось подняться, потому что малыш заворочался в своей кроватке.
– Привет, голубчик! Уверена, что ты хоть немножко постараешься быть миленьким с твоей старой теткой Жанной!
Казалось, Боб все понимал. Он серьезно смотрел на Жанну, не выказывая никакою страха и не особенно удивляясь, видя ее у своего изголовья. Он позволил ей взять себя на руки, потом, пока Жанна меняла ему пеленки, осмотрелся вокруг и, словно успокоившись, снова посмотрел на нее – нахмурив брови, прежде чем улыбнуться.
– Дома все спокойно, видишь? Сейчас тетя Жанна даст тебе поесть и уложит в кровать.
Выйдя из этой комнаты и заходя в другие, где шторы не были опущены, Жанна видела тяжелое пепельно-серое небо, улицу, с царившими на ней обманчивыми сумерками; светлые одежды прохожих и белые дома приобрели меловой, мертвенно-бледный цвет.
В четыре часа на почерневших тучах, нависших, казалось, прямо над вокзалом, появились вспышки молний, но раскатов грома слышно не было и дождь тоже пока не шел; воздух оставался неподвижным, липким.
– Нужно, однако, чтобы тетя Жанна нашла время сбегать в гостиницу за своим чемоданом.
Она чуть было не пошла через мост с ребенком на руках, но неясное чувство помешало ей покинуть дом; не имея возможности переодеться, она осталась в прилипающей к телу одежде и причинявших ей боль туфлях, которые она скидывала, когда садилась.
В половине пятого раздался телефонный звонок. Жанна заколебалась, брать ли ей трубку, она не понимала, почему ее невестка сама не отвечает из своей комнаты. Звонок не утихал, из-за шума Боб начал ворочаться. Тогда она взяла его на руки, пошла в столовую и сняла трубку.
– Алло! Это ты, Алиса? Это Анри. Отец дома?
Жанна хотела было объяснить, кто у телефона, но он не давал ей такой возможности. Он задавал вопросы, едва переводя дух, а к его голосу примешивались странные звуки, напоминающие шум работающих механизмов.
– В каком он настроении? Мама с ним? Мне это очень важно знать. Где он? Что он делает? Что он сказал, когда не нашел своей машины?
– Алиса ушла, – наконец смогла она вставить.
Повисла тишина, и стало ясно, что парень на другом конце провода растерялся.
– Кто у аппарата? – спросил он подозрительно.
– Тетя Жанна, сестра твоего отца.
– Та, которая жила в Южной Америке? Вы у нас дома? Я хочу поговорить с отцом.
– Сейчас это невозможно.
– Мне нужно с ним поговорить именно сейчас. Это необычайно важно. Он вышел?
– Нет.
– Тогда что? Почему вы не хотите его позвать?
Его голос становился нетерпеливым, агрессивным.
– Потому что он не может тебя выслушать.
– Он заболел? Из-за того, что я уехал на машине?
– Нет.
Минута колебаний.
– Мама что-нибудь выкинула?
– Твой папа умер, Анри.
Снова повисла тишина, на этот раз более продолжительная и впечатляющая, потом тусклый голос парнишки произнес кому-то, находящемуся рядом: «Мой отец умер».
– Алло! Ты слушаешь меня?
– Да. А где мама?
– Мама лежит.
Он проворчал сквозь зубы:
– Понимаю.
– Где ты сейчас?
Ей показалось, что он плачет, причем, может быть, не так от огорчения, как оттого, что оказался сбитым с толку, от ощущения, что все вокруг него рушится.
– Я далеко. Не знаю, что буду делать. Я не могу вернуться.
– Где ты?
– В какой-то маленькой деревне в Кальвадосе, больше чем в трехстах километрах от дома. Машина сломалась, что-то серьезное с трансмиссией. Уже больше часа над ней работают в гараже. Я не сумел сразу дозвониться. Тут что-то с телефонной линией. Мне не дадут отсюда уехать на машине, если я не заплачу за ремонт, а у меня нет больше денег. Я хотел, чтобы отец сказал владельцу гаража...
– Позови-ка его к телефону.
Когда она пообещала подошедшему мужчине, что деньги будут заплачены, то снова услыхала голос парнишки:
– Спасибо, тетя.
– Ты один?
Он заколебался:
– Нет.
– С друзьями?
– Один друг и две подружки. Лучше вам сказать, потому что вы и так узнаете.
– Ты обещаешь, что поедешь с максимальной осторожностью?
– Да.
– Я буду ждать тебя всю ночь. Не торопись.
– Спасибо.
Они снова оба замолчали, потом, не зная, что сказать, повесили трубки.
– Думаю, что тебе снова надо менять пеленки, маленький писун.
И опять лестница, более высокая и крутая, чем в ее воспоминаниях. Спустившись снова, Жанна посадила малыша на пол в кухне, и, пока готовила еду, он очень мило крутился рядом, играя с ее ногами. Она успела дать ему поесть, привести себя в порядок и уложить его обратно в кровать, прежде чем наконец разразилась гроза, и первые раскаты грома застали ее в момент, когда она ела сыр на кухне, и ей пришлось там зажечь лампы. В других комнатах свет она не включала, так что почти весь дом погрузился во тьму.
Тотчас же с неба словно водопад хлынул, загремев по оцинкованной крыше конторы, по вымощенному двору, ставшему черным и блестящим, по подоконникам; дождь переполнял водостоки и бурлил в них. Молнии сверкали одна за другой, неистовые раскаты грома прямо-таки раскалывали небо.
Из-за этого грохота Жанна не слышала ничего другого, поэтому она даже подпрыгнула от удивления, когда, повернувшись, в проеме двери увидела свою невестку – бледную, с кругами под блестевшими глазами. Та спустилась на ощупь в темноте, не осмеливаясь от страха перед громом и молнией включить электричество.
