Эдмунд Криспин - Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник)
Он спал крепко и встал поздно, так что было уже половина одиннадцатого, когда он собрался в театр, проклиная себя за опоздание.
Театр находился в десяти минутах быстрой ходьбы от отеля. Он стоял на окраине города, в глубине длинной улицы с частными домами, служившими главной дорогой в соседний город. В прозрачном свете ясного осеннего солнца Найджел задумался, не бываем ли мы несправедливы к викторианцам, обвиняя всю их архитектуру в отсутствии изящества. В этот раз неизвестному архитектору вполне удалось придать зданию ощущение легкого, пусть и несколько женственного очарования. Перед большим домом из мягкого желтого камня была широкая лужайка, по которой в антрактах летними вечерами зрители прогуливались с напитками и сигаретами. Большую часть здания просто отремонтировали, только авансцену, подмостки, гримерные и бар переделали полностью. Бар на первом этаже за амфитеатром, к которому с обеих сторон фойе вели две лестницы, был решен как остроумная стилизация под прежний стиль и прекрасно гармонировал с ним. Кроме того, обе кассы снабдили широкими стеклами вместо маленьких романских арочек, через которые обычно ведутся операции в старых театрах.
Найджел проскользнул в затемненные ряды, все еще злясь на себя за опоздание. Он хотел посмотреть все репетиции, чтобы хотя бы отчасти понять, как все-таки пьеса доводится до премьеры.
Но, к его удивлению, тут почти ничего не происходило (позднее Найджел понял, что так проходит чуть ли не треть любой репетиции в репертуарном театре). Под зажженными софитами несколько человек с машинописными экземплярами ролей в руках без дела стояли или сидели на сцене посреди беспорядочно составленных декораций репетируемой пьесы, куря или вяло переговариваясь. Молодая женщина, про которую Найджел подумал, что она, должно быть, помощник режиссера, передвигала стулья и столы так энергично, что они, казалось, вот-вот развалятся. Роберт разговаривал с кем-то, стоя у оркестровой ямы, через которую была перекинута ненадежного вида доска, обеспечивавшая проход со сцены в первые ряды. В оркестровой яме молодой человек рассеянно наигрывал на пианино джазовые мелодии.
– Хорошо бы нам уже продвинуться дальше, – сказал он кому-то на сцене.
– Клайв еще не появился.
– Разве мы не можем заняться вторым актом?
– Он нужен во всех актах.
– Господи, да где же он?
– Сказал, что поедет на поезде в восемь тридцать из города. Либо поезд опаздывает сверх всякой меры, либо Клайв его пропустил.
– И зачем он все время так спешит в город?
– Он ездит повидаться с женой.
– Подумать только! Каждый вечер?
– Да.
– Ну, надо же…
Все это казалось таким нереальным. «Может быть, эффект искусственного освещения», – думал Найджел. Раньше ему не приходило в голову, как мало актеры и актрисы видят солнца. Вдруг он поймал себя на том, что случайно подслушивает разговор двух человек, стоявших рядом с ним в темноте.
– Но, дорогая, неужели тебе необходимо так за ним бегать?
– Не глупи, дорогой, нужно быть зайчиком с такими, как он, чтобы хоть чего-то добиться.
– Ты что, хочешь сказать, что в театре нужно извлекать выгоду из своей женственности, чтобы получить работу?
– Ах, неужели ты действительно думаешь, что люди получают роли за одну только способность играть?
Кто-то на галерее осветителя включил прожектор, и в короткой вспышке Найджел увидел, что эти двое были Дональд и Изольда. Совесть подсказывала, что он должен отодвинуться, но любопытство вынудило его остаться. Его не заметили.
– Если бы только ты не был так кошмарно ревнив, дорогой…
– Изольда, послушай. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю…
– Да уж. Мне ли не знать…
– Конечно, тебе это зверски надоело, ты ведь меня не любишь.
– Милый, я уже говорила тебе: я тебя люблю. Но, в конце концов, мне же надо думать еще и о карьере…
– Джейн! – вдруг раздался голос Роберта с переднего ряда. – Позови-ка Изольду, будь так добра, дорогая. Хочу с ней быстренько просмотреть ее песню.
– Не нужно, дорогой, я уже здесь, – сказала Изольда и двинулась вперед по проходу.
Маленькая группа на сцене разошлась в разные стороны.
– Друзья, не уходите, – попросил Роберт. – Просто освободите сцену. Это не займет много времени, а после начнем, с Клайвом или без. Кто-нибудь может читать за него. Ты отрепетировала танцевальную часть? – обратился он к Изольде.
– Да. Но я не знала, какие будут декорации. Все будет как сейчас?
– Ричард, можно ли для первого акта оставить все как есть? – спросил Роберт у сценографа.
– Задники в «Оксфорд плейхаус»[34] будут стоять дальше, – ответил Ричард. – И там нет стола. Джейн, Джейн, дорогая!
Помощник режиссера выскочила из своего закутка, как кролик из шляпы.
– Джейн, этот стол должен быть гораздо дальше.
– Извини, Ричард, но сам вспомни – он же закреплен. Мы не можем его передвинуть – и так с ним довольно промучились.
– Что ж, ладно, не важно, – сказал Роберт. – Сделай пока то, что можно. Брюс, дружище, – добавил он, обращаясь к молодому человеку в оркестровой яме, – сыграешь нам этот номер сейчас, ладно? Все сразу, оба куплета.
Молодой человек в оркестровой яме мрачно кивнул.
– «Сердце зачем живет и бьется?» – уточнил он.
– Именно. Это старая песенка[35], но довольно забавная. – Он повернулся к Изольде. – Готова, дорогая? Так, какая там у нас последняя реплика? Ах да, Клайв говорит: «Ну, давай пой, если тебе так хочется».
– Тише, пожалуйста! – Приглушенное бормотание за кулисами резко прекратилось.
– «НУ, ДАВАЙ, ПОЙ, ЕСЛИ ТЕБЕ ТАК ХОЧЕТСЯ!» – рявкнул Роберт.
Пианист сыграл пару вводных аккордов, и Изольда запела.
Сердце зачем
живет и бьется?
– Извини, извини, минутку! – сказал вдруг Роберт. Музыка прекратилась. – Изольда, дорогая, сначала ты стоишь в середине сцены. Потом разберемся с движениями во время песни, а пока делай, как хочешь. Ну, вот: «Давай, и как-там-бишь-дальше, и – та-ра-ра-ра…»
Роберт сделал пару шагов назад по проходу, и музыка снова заиграла.
Найджел подошел к Дональду и сказал:
– Привет!
Дональд, чей взгляд был прикован к сцене, вздрогнул от неожиданности.
– О, привет, – ответил он. – Не сразу понял, кто это. Пойдемте сядем, а?
Когда они уселись, внимание Найджела снова вернулось к сцене. Неожиданно для себя, он невольно восхищался пением Изольды, которая переняла для этого случая легкий американский акцент и слегка шепелявила. У нее отлично получалось; выходило вызывающе сексуально.
Сердце зачем
живет и бьется?
Что я дарю,
что мне дается?
Ах, почему я желаю чего-то,
на что и надежды нет?
На что мне надеяться?
Как мне узнать ответ?
Зачем маню я
тебя к себе поближе?
Зачем я плачу —
ведь ты меня не слышишь?
Ах, как все это глупо,
но что мне поделать с собой!
Ведь сердце бьется
затем лишь, чтоб быть с тобой!
Песня кончилась, молодой человек за пианино со скучающим видом сыграл еще куплет, и Изольда станцевала. Она танцевала хорошо, с какой-то наивной соблазнительностью, но Дональду это как будто не доставляло удовольствия.
