Дочь палача и Совет двенадцати - Пётч Оливер
– Верно, он весьма сообразителен, – Симон ухватился за этот шанс. – Вот мы и подумали пристроить его в другую…
Но курфюрстина жестом заставила его замолчать.
– К сожалению, придется нам отложить этот разговор, – сказала она, пожав плечами. – Сейчас в парке начнется погон овец, нам с мужем нельзя его пропускать. Все-таки он – главный пастух, а я – богиня охоты Диана. Уверена, вы меня поймете. Au revoir. [16]
Она протянула ему правую руку, унизанную перстнями. Симон поцеловал один из них и склонил голову. При этом в голове у него по-прежнему звучали последние слова принца.
Он уже напал на его след…
Быть может, поэтому Петер с Паулем где-то пропадали до ночи? Выходит, они разыскивали эту чертову псину? Так или иначе, сейчас у него не было времени раздумывать над этим. Прежде всего следовало разыскать Пфунднера! И куда подевались Якоб с Георгом?
Музыканты в главном зале заиграли сельский мотив, и мавры, турки, пастухи и крестьяне в напудренных париках захихикали и пустились в пляс. Симон между тем принялся обходить коридоры и залы Нимфенбурга.
Но, куда бы ни заглянул, Куизлей нигде не было.
Как, собственно, и Магдалены.
– Черт, от этого воя и впрямь мороз продирает! – прошептал Зеппи.
Они стояли в зловонном туннеле под мануфактурой и прислушивались. Вой то стихал, то снова нарастал. Казалось, он доносится откуда-то издалека и в то же время звучал совсем рядом. Ясно было одно: вой разносился над ними, где-то в подвалах мануфактуры. Ребята молчали и опасливо переглядывались.
Петер подумал, не лучше ли было предупредить маму. Но она ни за что не отпустила бы его с друзьями на поиски собаки. Но он должен был разыскать Артура! Ради Макса и ради возможности учиться в мюнхенской школе. Кроме того, ему хотелось произвести впечатление на других ребят и показать, что перед ними не просто книжный червь.
Вновь раздался вой. Петер почувствовал, как в душе нарастает страх. Страх и сомнение.
– Хочешь не хочешь, а посмотреть придется. Иначе мы не узнаем, что там, – прервал молчание Шорш и ухватился за края отверстия.
– Эй, постой! Ты что, собираешься лезть туда? – просипел Луки, бледный как полотно. – А что, если… если там и вправду какой-нибудь призрак? Все знают, от драки я не бегу, но призрак…
– Так оставайся тут со своими ребятами, – перебил его Шорш. Он уже стоял наверху и высвечивал в темноту своим факелом. – Ангерские Волки хвосты поджимать не станут. И штаны не испачкают.
Подонки Ау в ожидании смотрели на своего главаря. Тот явно колебался.
– Дьявол! – прошипел в конце концов Луки. – Никто не посмеет сказать, что Подонки наложили в штаны!
Он подпрыгнул, подтянулся и в одно мгновение оказался рядом с Шоршем. Остальные неуверенно последовали за ним. При этом им пришлось помогать низкому Паулю и Петеру.
Оказавшись наверху, Петер огляделся. Они стояли в темном коридоре, по обеим сторонам которого тянулись двери. Воздух был затхлый, но не такой скверный, как внизу. Вой на какое-то время стих, но теперь раздался вновь. Казалось, он доносится откуда-то из глубины коридора, из самой тьмы.
– Господи, это не человек! – простонал кто-то из Подонков. – Ни один смертный не может издавать таких звуков!
– Да брось! – возразил Пауль. Казалось, он единственный не испытывал страха. Или хорошо скрывал это. – Иной раз, когда дед пытает кого-то на дыбе, вопли похожи на эти, – продолжал он бодро. – Часто крики слышны на улице, иногда до самого Кожевенного квартала…
– Тсс! – прервал его Петер. – Помолчите!
Они стали прислушиваться к вою, который разносился по коридору. Высокий, жалобный плач. Потом вдруг послышался шорох и стук, словно кто-то пытался пролезть через стену.
Вой, шорох, стук…
У Петера перехватило дыхание. Еще внизу, в тоннеле, в душе у него зародилось подозрение, и теперь оно переросло в уверенность. До сих пор страх и напряжение мешали думать, но сейчас, когда в голове прояснилось, Петер был почти уверен. Мальчишка был прав.
Человек не мог издавать таких звуков.
Петер выхватил у Мозера факел и, не дожидаясь остальных, побежал по коридору. Вой и шорох становились громче.
– Эй, ты куда? – закричал ему вслед Шорш. – Постой! Неизвестно, что там скрывается! Подожди хотя бы нас!
Но Петер не отозвался. Он миновал несколько дверей и оказался в конце коридора. Перед ним была последняя массивная дверь, запертая лишь на засов. За ней словно тысячи фурий царапались, завывали и плакали. Петер, ни секунды не колеблясь, налег на засов, и тот со скрипом поддался. Дверь отворилась.
И на него прыгнула черная тень.
В парке Нимфенбурга при свете факелов палач и Арлекин следили за лысым легионером и мужчиной в маске.
Куизль прищурился, чтобы лучше ориентироваться в полумраке. Когда кронпринц Макс Эмануэль разоблачил Симона, они с Георгом поспешили убраться. Якоб и сам понимал, что разыскать Магдалену они смогут лишь в том случае, если и впредь останутся неузнанными. Поэтому они смешались с гостями в зале. Затем Куизль увидел, как Даниель Пфунднер и его лысый подельник поспешили к выходу. Якоб с Георгом последовали за ними и вновь оказались в парке, с задней стороны замка. В парк между тем пригнали целое стадо баранов. Напуганные животные блеяли и пытались разбежаться, но стражники то и дело сгоняли их в кучу. На всех были повязаны разноцветные ленточки, у некоторых на рогах висели цветочные гирлянды. Несколько гостей обступили их, смеясь. По всей видимости, они чего-то ждали.
Куизль уже не пытался понять причудливые обычаи мюнхенских придворных. Очевидно, странности достигли своего апогея.
«Чертовы шуты!» – подумал палач.
Единственное, чего он хотел, это разыскать свою дочь – или, на худой конец, выяснить, что с ней случилось. А этот пучеглазый Пфунднер был их единственной зацепкой.
Вскоре Куизль разглядел по другую сторону стада Пфунднера и лысого легионера. Они, судя по всему, вознамерились скрыться в прилегающем лесу. Куизль нахмурился. Что бы ни задумали эти двое, ничего хорошего это не предвещало. Иначе с чего бы двум мужчинам тайком покидать праздник? И уходить не в сторону Мюнхена, а через парк, на запад… Похоже, Симон был прав: эти двое действительно что-то замышляли.
Якоб попытался обойти стадо, но глупые животные бросались то в одну сторону, то в другую. После нескольких неудачных попыток палач выругался и просто зашагал сквозь стадо. Бараны заголосили и заметались в панике. Георг последовал за ним и перепугал животных еще больше. Под изумленные возгласы гостей бараны бросились врассыпную. Некоторые из них взбежали по лестнице в зал. Там поднялся переполох, музыка оборвалась, завизжали женщины. Какой-то баран промчался мимо Куизля и, выставив вперед рога, погнался за пожилой дамой.
Якоб, ничуть не смутившись, точно косарь через пастбище, шагал сквозь ревущее стадо, раздавая при этом пинки попадавшим под ноги баранам. Оказавшись на другой стороне, он взял факел, воткнутый в землю рядом с жаровней, и двинулся в лес, где скрылись двое мужчин.
Как только они углубились в лес, шум и крики позади них стали заметно тише. Сквозь деревья некоторое время еще проглядывал свет от жаровен, но ощущение было такое, словно они попали в другой мир. Мир, в котором, в отличие от придворного безумия, действительно водились нимфы, феи и лесные духи. Хрусткий снег тонким слоем лежал на деревьях и кустах. Совсем рядом пробежала косуля, взвихрив белое облако. Все звуки казались приглушенными, будто доносились сквозь толстое одеяло.
Отец и сын прошли мимо колодца. Лунный свет отражался в его обледенелой поверхности. По краям колодца стояли три статуи, увешанные сосульками, и, казалось, следили за каждым их шагом. Эти фигуры, вероятно, олицетворяли каких-то древних богов, чья сила давно угасла.
«А может, и нет», – подумал Куизль и осторожно огляделся. Казалось, разгневанный бог мог в любой момент выскочить из кустов. Но уже в следующий миг палач выругал себя за подобные мысли. Чертов карнавал вконец заморочил ему голову!
