Ирина Глебова - Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко
… Викентий Павлович с самого начала предполагал, что Брысь заберёт к себе «Бориса Аристарховича». Если поведётся на идею фальшивых денег – не оставит такого ценного специалиста в отдалённом легкодоступном домике. Очень рассчитывал на это Петрусенко, и потому строго-настрого запретил следить за перевозкой «Аптекаря».
– Если повезут машиной, следить придётся тоже на машине. А это могут легко заметить. Провалим операцию сразу, – говорил он на совещании в УГРО. И Троянец, и Кандауров с ним согласились. Тогда и разработали план с аптечным складом. Старший кладовщик Агапов был проинструктирован, ему даже приготовили пакет с химикатами, которые будут в принесённом списке. Пока гонец будет ждать, Агапов зайдёт в кабинет на втором этаже, там установлен телефонный аппарат. Звонок примут оперативники, дежурящие в доме напротив…
Старший кладовщик недоверчиво встретил посыльного Витька. Когда тот назвал имя Бориса Аристарховича, пробормотал:
– Ну да, припоминаю… А сам чего не пришёл?
– Приболел старик, – пожал плечами Витёк. – Вот записочку вам написал и список чего надо.
Агапов развернул записку, повеселел:
– Да, да, узнаю его почерк. Очень красивый, каллиграфический, так теперь не пишут… А ещё что не передавал?
– А вот бабки в газетке, развернёшь-почитаешь, – ухмыльнулся Витёк. – Если сразу отоваришь, будет тебе навар.
– Сразу… – засомневался кладовщик, вглядываясь в список. – Может, завтра? Я бы всё собрал в лучшем виде.
– Завтра навару не будет, – отрезал Витёк. – У меня тоже ноги болят туда-сюда шастать.
– Тогда подождите, – согласился Агапов. – Вот здесь, у меня в кабинетике.
– А если я с тобой?
– Вам нужно, чтоб я людям объяснял: кто вы, зачем?
– Ладно, – махнул рукой Витёк, разваливаясь на стуле. – Валяй, только побыстрее.
После телефонного звонка Агапов минут двадцать выждал, потом взял заготовленный пакет, вернулся.
– Можете не проверять, – заверил. – Здесь всё по списку.
Вожделенно схватил из рук посыльного ещё один газетный свёрток, развернул, быстро глянул и сунул в карман. Довольный, провёл Витька через двор к воротам. Так было договорено: оперативники должны были увидеть их вместе, чтоб не ошибиться в объекте слежки.
Теперь в УГРО было известно, где обитает Барысьев. А вместе с ним – и Викентий Павлович.
– Хороший дом раздобыл себе Брысь, – сказал Гриша Зарудный. Он как раз вернулся после нескольких часов дежурства в наблюдательном пункте. – Двухэтажный, большой двор, высоченный забор.
– Мы уже проверили адрес, – кивнул Кандауров. – Район «Дача Рашке», улица Люсинская. Там вообще все дома добротные. А этот владелец получил в наследство от родителей. Сам всю жизнь работал на железной дороге, машинистом, теперь вышел на пенсию.
Зарудный понимающе кивнул: работники железной дороги пользовались привилегиями, их жилплощадь не уплотнялась, не урезалась.
– Хозяин там какое-то время уже не живёт. Как будто уехал, оставив дом племяннику.
– Это Брысю, что ли?
– Да, ему. На этой улице, дальше, одни жильцы очень удачно вызвали электрика, проводку исправить. Вот лейтенант ходил по вызову.
Зарудный оглянулся на Виктора Качуру, спросил весело:
– И что, исправил?
– Сказал, что работа сложная, завтра приду с напарником, принесём инструменты… Но зато люди там разговорчивые оказались. Слово за слово, и рассказали мне, что племянник в том доме живёт. Спокойный, вежливый, хотя и собирается, бывает, в доме компания, но не шумят, не хулиганят.
– Интересно, каким образом «племянник» избавился от хозяина? – протянул Гриша.
– Способ у них один, – жёстко ответил Дмитрий. – Вспомни Краузе. Думаю, скоро узнаем и об этом. Викентий Павлович тянуть не станет, так что с дома – глаз не спускать. Ждём в гости всю банду.
Глава 22
Викентий Павлович сам выбрал комнату на втором этаже, расставил на столе и подоконнике свою лабораторию, порадовался, что есть шкаф для одежды. На железную сетку кровати ему положили матрас, а бельё он застелил своё – привёз с собой. И занавеску свою повесил на окно – голубую, в фиолетовый цветочек. Брысь хмыкнул, но, по правде говоря, эта занавеска его умилила. «Чувствительный старик» – подумал. Нравился ему Борис Аристархович.
Занавеска должна была служить сигналом. В том, что представится возможность ею воспользоваться, уверенности не было. Но на всякий случай договорились: отодвинутая влево, она оповестит, что сбор всей банды назначен назавтра. Окно выходило в сад и, через забор, на улицу. Значит, не сомневался Петрусенко, сигнал будет принят.
На второй день, когда Витёк уже принёс с аптечного склада нужные препараты, Брысь поднялся в лабораторию к Химику, какое-то время наблюдал, как тот колдует над колбами и баночками, потом спросил:
– А можно вот этим сделать сильнее взрыв?
– Нужно знать взрывчатое вещество.
– Тротил.
– Он сам по себе мощный, – пожал плечами Петрусенко.
– Знаю. Только я хочу взорвать конюшню в одном колхозе. А, может, и само правление.
Викентий Павлович сразу понял: Барысьев хочет отомстить за отобранный конный завод. А тот и не скрывал, сам рассказал коротко о раскулачивании.
– Не жалко коней своих будет? – поинтересовался бесстрастно Петрусенко.
– Они уже не мои, – зло ответил Брысь. – Пусть и не их будут.
– Усилить взрывную силу возможно, – немного подумав, ответил Химик. – Вот только дело наше тихое, внимание к себе не должно привлекать… Впрочем, заняться этим интересно. Но не сразу. – Поднял ладонь, словно останавливая Брыся. – Запустим первую партию денег, вторую. Тогда можно будет, и даже хорошо. Отвлечёт внимание сыскных псов.
Брысь хохотнул: впервые он услыхал от старика крепкое выражение, да ещё сказанное с чувством.
Они вдвоём сидели в комнате первого этажа, за столом. Через незакрытый проём была видна кухня, там на плите шипела сковорода – маленький ловкий Гроб жарил картошку. Притащил её прямо к столу, разложил в две тарелки пахнущую салом и луком стряпню, оставив на сковороде порцию себе. Брысь кивнул ему вслед:
– Он у нас знатный хмырь. Повар, чтоб вам понятно. При мне давно, с дальних краёв. Всегда готовил, говорит, в тюрьме научился.
– Его надо оставить, – сказал Викентий Павлович. – Не потому, что готовит хорошо… и правда, вкусная картошка. Вижу, что он человек сообразительный и бывалый. Но одного будет мало.
– Есть и другие.
– Не все подойдут для дела. Хорошо бы мне и на других посмотреть.
Брысь и Химик обсуждали важный вопрос: кто должен войти в новую компанию. Немного подумав, Брысь сказал:
– Эту хазу знают ещё только три человека, проверенные кенты. Остальные – так шалупонь, привлекаю, если надо. Они тут не бывают.
– И не надо, – поддержал Химик. – В нашем деле многолюдность ни к чему. Хотя, по мелочи использовать можно. И всё же, на тех троих я бы глянул.
Брысь поверил: старик сможет оценить – годятся кореша или нет. Они волки бывалые, но ведь только убивали, грабили… И через два дня поднялся в лабораторию к Химику, сказал:
– Завтра подвалят кореша, о которых я говорил. Если дадите им добро, то с ними, Гробом и Витьком пятеро будет. Ну и мы с вами.
– Это самая оптимальная группа, – кивнул Химик.
Он как раз сортировал бумагу – два дня Витёк понемногу приносил. Показал на самую маленькую стопку:
– Вот эта почти соответствует. За неимением лучшей.
– И что? – Брысь подставил к столу табурет, уселся, стал мять в пальцах лист. – Будут как настоящие? А какие цифры рисовать будем?
– Будем делать новые банкноты, по пять и десять червонцев. К ним уже все пригляделись, но не так хорошо, как к старым.
Брысь кивнул. Год назад старые рубли были частично заменены на новые деньги – червонцы. И они уже больше всего были в ходу.
Викентий Павлович наблюдал за бандитом. Хорош собой был Дементий Барысьев, даже красив. Среднего роста, подтянутый, мускулистый, с сильной грудью и плечами. Волнистые тёмные волосы, белозубая улыбка на смуглом лице. Перехватив взгляд, Петрусенко сказал:
– Вы – тот тип мужчины, который нравится женщинам. Женаты не были?
Он знал: Борису Аристарховичу было позволено то, что Брысь не позволил бы другому. И правда, тот усмехнулся в ответ.
– Зачем? Баб и так хватает.
– Я не о марухах ваших. О другом. Сильное чувство, оно каждого человека посещает. И я когда-то… – Вздохнул. – Неужели никто сильно не нравился?
И вдруг Брысь вспомнил – сам не ожидал от себя… Длинный барак, холодные порывы ветра, хрупкая фигура девочки, обессилено сидящая на крыльце с охапкой хвороста. Он шёл мимо, когда она подняла голову. Нет, не девочка, это была девушка лет восемнадцати, огромные глаза глянули на него беспомощно, пушистая русая прядь выбилась из-под платка. «Я помогу», – сказал он, поднимая вязанку, и она улыбнулась: «Собрала там, у валунов. Папаша печку сделал из железной бочки, затопим, согреемся, а то мама и сестра кашляют». Это было в первый день их размещения в бараках для ссыльных. Девушку звали Настя, её семья этапировалась из Воронежской губернии, из какого-то небольшого городка, он уже не помнил названия. Помнил, что имели они мельницу и при ней пекарню – хлеб, булки выпекали. Отец Насти сказал ему тогда: «Заявили, что я эксплуататор и мироед, потому что у меня четыре работника. А как бы я один справился? Хотя бы сыны были, а то ведь девчонки». Дочерей было трое, Настя старшая. Красивая, голосок нежный, движения гибкие, плавные. Когда поднимала на него взгляд и улыбалась, на сердце становилось горячо. Очень она ему понравилась, и он ей – это Дементий сразу почувствовал. Но через два дня умер его отец, и он сразу же ушёл из поселения.
