В Маклаков - Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года)
Обзор книги В Маклаков - Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года)
Маклаков В А
Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года)
В. А. Маклаков
Убийство А. Ющинского
Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 г.
(по стенографическому отчету)
{Х} - Номера страниц соответствуют началу страницы в книге.
Старая орфография изменена.
I. Единственный вопрос этого дела.
Нам говорят, что на этот процесс глядит весь мир, а мне хотелось бы забыть про это и говорить только с вами, господа присяжные заседатели. Вам говорил прокурор, - и это правда - что в этот процесс, с разных сторон, внесли много страстности, а я был и надеюсь остаться совершенно спокойным. Ведь те главные вопросы, которые всех волнуют сейчас, - это не Андрюша Ющинский и даже не Бейлис; миру нет дела до них, а если действительно волнуется мир, то только потому, что, как правильно говорит обвинитель, здесь в этом зале, решается мировой, вековой, общий вопрос: - правда-ли, будто в еврейских книгах, в еврейском учении, в самом ли старом, или в более новом, подстрекают или поощряют к потреблению человеческой крови?
Что, этот слух, эта молва - заветная ли тайна крови, которую евреи искусно скрыли от всех, или лживая сказка? И даже не старый спор двух ученых школ, как это думает обвинитель, а просто сказка про белого бычка, которую давно отвергли, но которую все-таки время от времени вновь повторяют?
Гг. присяжные заседатели, я не хочу идти в эту область, и оставлю без ответа все то, {4} на что бы хотелось ответить, потому что не сомневаюсь, что такого вопроса вы сами по совести решить не взялись бы. Вы можете иметь о нем свое мнение, как каждый имеет, но разве по тем материалам, которые вам на суде сообщили, по этим экспертам, которые сами друг с другом не соглашались, по книгам, которых вам так и не показали, и которых ни вы, ни мы, стороны, не смогли бы прочесть, по тем разговорам, которые то и дело здесь прекращали, разве по таким данным вы бы могли с спокойной совестью взяться, как судьи, окончательно и безошибочно разрешить этот вопрос? А вот и другой вопрос, - не менее важный, - были-ли или нет отдельные изуверы и даже целые секты, которые теперь и раньше, много веков тому назад, употребляли христианскую кровь? Вам говорила экспертиза, что бывали процессы о подобных злодействах, что они иногда оканчивались осуждением, но все-таки правда-ли это?
Ведь вы и этого вопроса тоже по совести решить не возьметесь. Дай Бог вам справедливо разрешить одно дело об убийстве Ющинского, а не решать эти старые дела, о которых мы с вами почти ничего и не знаем, которые могли быть ошибкой, как признавал сам гражданский истец.
Ведь в старину осуждали и сжигали за колдовство, в средние века на суде пытали людей. И если бы Бейлиса судили в средние века, его бы, пытали, подняли бы на дыбу, жгли бы ему пятки, добились бы сознания, потом бы казнили и был бы судебный приговор - осуждение. Но разве таким путем правду узнали бы? Наконец, может быть, изуверы действительно и были, они могли быть везде, могли быть и у евреев. Но разве вы это должны решать в этом процессе? Что нам за дело до прошлого? Ведь если были тогда невинно осужденные, вы их не воскресите; если были виноватые, которых не нашли, {5} вы их теперь не найдете. Об этом не стоит и говорить!
Вопрос, который стоит перед нами, из за которого мы здесь сидим целый месяц, гораздо более простой. Совершилось преступление зверское, отвратительное, а виноватый не найден. Виноватого мы ищем теперь. Прокурор и гражданские истцы думают, что они нашли виноватого. Они говорят, что убеждены в виновности Бейлиса. Если они говорят, что действительно убеждены, я должен им в этом верить, как это мне ни кажется удивительным, но ведь другие в этом совсем не убеждены. (Бейлис рыдает. Ему дают воду. Он успокаивается). Я говорю, гг. присяжные заседатели, одни убеждены, что Бейлис - убийца, другие убеждены, что это не Бейлис. Только этот вопрос вам и нужно решить, и мы, стороны, должны вам в этом помочь, не сбивая вас, не терзая вас, должны помочь вам разобраться в этом вопросе; а разберется только тот, кто сумеет быть внимательным и спокойным. Вот почему я с таким интересом ждал, какой тон возьмет обвинитель, как и о чем будет он говорить. Прокурор сам понимал, что помочь вам он может только тогда, если будет спокоен; он и обещал быть спокойным, но вы видели сами, что обещания своего он не сдержал. Он говорил, что в нем весь процесс вызывает одно возмущение и негодование; негодование было и в его тоне, и в его жестах, и в содержании речи.
Я на это скажу, что негодование в этом процессе - вещь опасная и ненужная. Ведь если бы в самом деле нашли виноватых, если бы вы действительно знали, кто совершил это убийство, то негодование со стороны прокурора было бы совсем бесполезно; ведь для убийцы Андрея Ющинского от {6} вас пощады не будет, и дело прокурора в этом случае было бы очень легко. Я не знаю защитников, я не знаю доводов, которые сумели бы защитить такого убийцу. Ему пощады бы не было. Незачем было бы возбуждать наше негодование, нечего просить строгой кары; сам суд присяжных и без этого вынесет убийце Ющинского строгий приговор, он его не простит!
Но зато, если убийца не найден, его нужно искать. А в этом негодование не поможет; оно никому глаз не раскроет, оно тайны не разъяснит. Если вместо того, чтобы спокойно и внимательно следить за всеми уликами, распутывать запутанный след, в вас будут стараться вызвать одно чувство злобы и возмущения, вам не помогут разрешить это дело правдиво, вас только собьют. А смотрите, что делали обвинители? Чтобы добиться обвинения Бейлиса, они не только старались возбудить ваше негодование, они направляли его против целого народа, против еврейства в его совокупности. Вам говорили, что всего еврейства не обвиняют, а в то же время г. прокурор вам рассказывал про каких то неведомых еврейских заправил, про власть еврейских денег, про еврейские общества, которые инспирировали этот процесс, про еврейскую прессу, которая раздувала его, про еврейское могущество и гордыню? О, конечно, все эти слова вас не могли не задеть, добрых чувств к евреям не пробудили, но если вы из-за этого с предубеждением глядите на Бейлиса, если вы склонны осудить его не потому, что он виновен, а чтобы за себя постоять, чтобы не поддаваться евреям - будет ли правда в таком приговоре? А гражданский истец? Он сваливал в одну кучу и исторические предписания Талмуда, от которых отрекаются сами евреи, и то, во что они верят сейчас, то, что было до Рождества {7} Христова и после, и в своих уверениях, что все евреи ненавидят христианский народ, он дошел до того, что не пощадил даже детей.
Он говорил вам сейчас, что дети Бейлиса смеялись, когда Андрюшу тащили в печь. Я напомню г. истцу, что память ему изменила. Тот, на кого он ссылается, - Василий Чеберяков, - говорил не о том; он говорил со слов покойного Жени, будто, когда Бейлис погнался за ребенком, Ющинский вырвался и побежал, а в это время дети Бейлиса стояли и улыбались. О том, чтобы Андрюшу тащили в печь, Чеберяков тогда не показывал, об этом говорить стали позже. А в том, что говорил Чеберяков, что же особенного? Знакомая обычная картина нашей детворы, им, конечно, смех! Ребенок бежит с мяла, взрослый за ним гонится, смешно и весело не только смотреть, но и бежать. Ведь ребенку и в голову не приходит, что готовится злодеяние, что здесь что то страшное, что их отец, наконец, - они дети Бейлиса, - страшный убийца. Картина очень понятна. А что из нее вывел гражданский истец? Он вас уверял, что эти малыши, которые едва ли вообще понимают, что такое христианин, что они смеялись только потому, что были полны еврейской гордыни, что они в этом возрасте уже думали, что христиане - не люди.
Но тот, кто сам способен дойти до такого ослепления, тот, кто такую простую вещь может так толковать, тот в этом деле и сам ничего не поймет и вам не поможет. Есть люди, которые ненавидят евреев по многим причинам, ненавидят всей душой и всех без различия, ненавидят богатых и бедняков, счастливых и жалких, - я с ними спорить не буду, но такие люди не могут быть судьями над евреями; если они хотят быть справедливыми, они от суда над евреями сами должны {8} уклониться. Бывают другие моменты, когда, даже у людей, вообще справедливых, злоба темнит сознание, когда из-за злобы мутится разум и совесть людей. В такие минуты никто не сумеет быть справедливым, поэтому никто и не смеет судить. О еврейских погромах здесь несколько раз говорили: разве в эти моменты правых и виноватых разбирают? Если бы был погром, то, конечно, семья Бейлиса была бы разгромлена, его уничтожили бы. Но ведь это был бы погром; погром момент, о котором потом жалеет русский народ. А здесь ведь не погром, здесь суд, здесь присяга не осудить невиновного, здесь крест Спасителя, здесь портрет Государя. В нашем деле все сводится к одному: сумейте быть справедливыми. Ведь одно из двух: либо здесь правды не ищут, она не нужна, все заранее известно, - Бейлис все равно должен понести наказание, и тогда нет другого дела у обвинителя, как заражать и вас своим негодованием.
