Лора Роулэнд - Дворец вожделений
Янагисава с ужасом понял, что правитель Кии вовсе не простил смерти своего сына и помнит о вине Хосины. Невольное оскорбление разожгло огонь горечи в душе даймё. Канцлер был ошеломлен, увидев, как ошибался в человеке, которого считал прирученным и послушным. Выдвинутое обвинение стало для правителя Кии последней каплей, переполнившей чашу со злом, причиненным ему Янагисавой, и его терпение лопнуло.
Старый даймё ударил себя кулаками в грудь, коря за собственные прегрешения.
— Как трусливо я склонился перед вашей волей! Как ошибся, связав свою судьбу с человеком, готовым меня уничтожить!
— Единственно, чего я хочу, это снять с вас подозрения и защитить от сёсакана-самы. — Янагисава изо всех сил старался вернуть расположение Кии. — Прошу вас, успокойтесь, чтобы понять, где правда.
Правитель Кии скрестил на груди руки.
— Теперь-то я знаю, где правда! — От гнева его лицо побагровело. — Вы одним глазом смотрите на моих солдат, другим — на казну. Вы использовали меня, унижали. А теперь, когда вы осмелились оскорбить мою честь, я понял, какую допустил ошибку, поверив вам.
Душа Янагисавы содрогнулась от страха.
— Я не буду более ни глупцом, ни трусом и не потерплю позора! — объявил правитель Кии. — Наш союз разорван!
Янагисава потрясенно замер, осознав, что неожиданно утратил основного союзника. На тренировочном поле разгорелось новое сражение. На этот раз верх брали солдаты с синими флажками. Под их клинками красные флаги падали в пыль. Земля словно заколебалась под его ногами, и Янагисаву охватила ярость. Его верный пес сорвался с поводка и нанес ему такой удар! Если правитель Кии не поверил его словам, то, возможно, испугается угрозы.
— Не торопитесь порывать со мной, — произнес Янагисава тихим злым голосом, который приводил в чувство людей и похрабрее правителя Кии. — Вы в опасном положении. У вас есть причина желать смерти Хосине-сан. У вас было время подготовить засаду. Ваши люди выезжали на Токайдо в тот же день, что и госпожа Кэйсо-ин. Все это делает вас главным подозреваемым в похищении. Одно мое слово сёгуну, и вы будете арестованы и лишены титула, земель и денег.
Хриплое дыхание правителя Кии и внезапно проступивший на его лице испуг воодушевили Янагисаву.
— Но если наш союз сохранится, я вас прикрою. Я не позволю сёсакану-саме вас преследовать, а сёгун даже мысли не допустит, что вы могли украсть его мать. — Янагисава вложил в свои слова всю силу убеждения. — Только скажите, с какой целью отправили своих людей на Токайдо. Докажите мне, что невиновны, и все останется по-прежнему.
Правитель Кии молчал в нерешительности, его взгляд метался в страхе перед гневом Янагисавы. Канцлер ждал, уверенный в своем превосходстве. Но правитель Кии, хоть и дрогнул, словно дерево, подрубленное под корень и готовое упасть, твердо стоял на своем.
— Мне нет нужды доказывать вам, что я не похититель! — Его голос дрожал от злости, страха и уязвленного самолюбия. — Моего слова должно быть достаточно, поскольку я никогда не обманывал вас, и вам следует знать, что я честный человек. Если вы не верите мне после всего, что я ради вас перенес, любые мои заверения прозвучат неубедительно. Можете клеветать на меня сёгуну, но сначала я кое-что вам скажу.
Туша даймё, облаченная в доспехи, дышала ненавистью. На поле битвы солдаты с синими флагами рассеяли и преследовали противника с ликующими криками.
— Вчера меня навестил правитель Мацудаира и предложил брак между своим вторым сыном и моей внучкой. — Правитель Кии торжествующе усмехнулся. — Я хочу, чтобы вы первым узнали, что я решил принять его предложение.
Душа Янагисавы сжалась от ужаса. Согласие правителя Кии на этот брак означает, что он переметнулся в стан Мацудаиры. Баланс сил изменится не в пользу канцлера. Когда его остальные союзники узнают, что правитель Кии перешел в лагерь противника, последуют другие измены. Шансы сделать своего сына следующим сёгуном мгновенно уменьшились. Как и возможность устоять при смене режима. Янагисава понял, что его положение отчаянно, и решил прибегнуть к крайним мерам.
— Правитель Кии, — сказал он, — прежде чем вы осуществите свои намерения, прошу вас принять мои извинения за то, что я оскорбил вас.
Слова буквально вязли в зубах! Он редко перед кем-нибудь извинялся — должность явно не располагала к умиротворению. Правитель Кии посмотрел на Янагисаву, удивленный его унижением, но промолчал.
— Я уважаю ваш ясный ум, смелость и честность, — поспешил закрепить успех Янагисава. — Ваша дружба для меня ценнее вашей армии и богатства.
Льстивая ложь, обычно легко слетавшая с его языка, сейчас застревала в горле, поскольку он ненавидел метать бисер перед подчиненными. Правитель Кии молча ждал, как низко готов пасть канцлер. Проглатывая мучительное унижение, Янагисава опустился перед ним на колени. Он никогда не стоял на коленях ни перед кем, кроме сёгуна, его гордость была уязвлена, пальцы нервно подрагивали.
— Прошу вас, давайте останемся союзниками, — заискивающе произнес Янагисава, не узнавая своего голоса. Пылая от стыда и злости, дрожа от страха, он смотрел снизу вверх на правителя Кии. — Прошу вас, не покидайте меня.
Даймё высокомерно взглянул на него и усмехнулся, всем своим видом выражая презрение к мольбам Янагисавы и наслаждение от перемены их позиций.
— Немедленно оставьте мое имение. И больше никогда здесь не появляйтесь.
Прежде чем Янагисава оправился от потрясения, даймё подозвал своих солдат. Те подскакали, готовые к бою.
— Учение закончено. Сопроводите досточтимого канцлера до ворот, — приказал правитель Кии.
Янагисаве осталось только подчиниться. Он шел по тренировочному полю, словно побитая собака, а правитель Кии злорадно смотрел ему вслед. Солдаты следовали за канцлером и его свитой до самых ворот. Когда те захлопнулись за ними, на улице показалась похоронная процессия, состоявшая из распевавших молитвы монахов, носильщиков, несших гроб, и скорбящих плакальщиц. Звенели колокольчики, бухали барабаны. Янагисава стоял, одинокий и оглушенный, переживая, что судьба сыграла с ним столь злую шутку.
Он потерял союзника, поддержкой которого хотел заручиться. Хуже того, он ни на шаг не продвинулся в поисках похитителя. Не получил доказательств невиновности правителя Кии и не вычеркнул его из списков подозреваемых. Кроме того, этот неприятный инцидент показал Янагисаве, насколько серьезно он обманывался в характере даймё.
ГЛАВА 21
Зонтики, переливающиеся красными, розовыми, желтыми, оранжевыми, голубыми и зелеными оттенками, походили на огромные круглые цветы, выставленные перед лавками вдоль узенькой улицы в торговом районе Нихонбаси. В лавках мастера вырезали бамбуковые ручки, наклеивали бумагу на спицы и наносили на нее рисунки. Посетители торговались с продавцами и покупали зонты, чтобы защититься от послеполуденного солнца, заливавшего город зноем. Сано и его детективы спешились возле ворот у въезда в район и пошли по улице производителей зонтов, спугнув бродячего продавца чая. Сано остановил служку, тащившего вязанку бамбуковых жердей.
— Где я могу найти Юку? — спросил он.
Служка махнул рукой вдоль квартала. Сано посмотрел в указанном направлении и увидел девочку, хлипкой метлой выметавшую из лавки мусор. При ближайшем рассмотрении она оказалась миниатюрной женщиной в выцветшем халате цвета индиго и белом платке. Когда Сано ее окликнул, она прекратила работу и обернулась круглым симпатичным лицом. Коричневые пятна и едва заметные морщинки на загорелой коже свидетельствовали, что ей лет тридцать пять. Сано отметил, что женщина выглядит вполне здоровой и смертным одром, о котором ее дочь, Марико, говорила госпоже Шизуру, здесь и не пахнет.
— Да? — Она быстро кивнула в знак приветствия. Ее ясные глаза смотрели на Сано со стеснительным любопытством.
Сано представился.
— Я приехал, чтобы поговорить о вашей дочери, — сказал он.
— О моей дочери? — Взгляд Юки потускнел.
— Вы ведь мать Марико, не так ли?
— Марико?
Женщина прижала метлу к своему по-детски хрупкому телу. Сано не мог понять, испуг или слабоумие заставляют ее эхом повторять его слова, явно не постигая их смысла. Потом она неуверенно кивнула.
— Я должен задать вам несколько вопросов о Марико, — сказал Сано. — Она приезжала проведать вас семь дней назад?
— Проведать меня? Нет, господин, — потупилась женщина.
Сано решил, что Юка вовсе не слабоумная, просто она боялась представителей власти, как многие простолюдины, и нервничала. И хотя Сано понимал, что беседа будет непростая и ему придется расспрашивать несчастную мать о ее погибшей дочери, он испытывал совсем иные чувства, нежели при допросе торговца Нараи.
