Джон Робертс - Заговор в Древнем Риме
— А тебе, Деций, к лицу эти повязки. Ты сейчас весьма походишь на воина, вернувшегося с войны.
Она протянула ко мне руки, и мы обнялись.
— Во время сегодняшнего состязания я больше всего опасался, что в результате не смогу провести с тобой эту ночь.
— Знала, что ты придешь. Разве я не говорила тебе, что ты станешь героем?
Она прильнула ко мне всем телом, ее губы тотчас нашли мои, и наши языки слились в сладострастном танце. Хотя я ставил под большое сомнение свой героизм, но в тот миг обнаружил в себе нечто общее с тем бронзовым сатиром, что стоял на столе.
Наш поцелуй на мгновение прервался, и я руками, которые внезапно стали неловкими, стал шарить по застежкам на плечах Аврелии. Она злорадно усмехнулась, не делая ни малейших попыток мне помочь, лишь пробежала руками по моему телу и, обнаружив знак мужского достоинства, выдававший всю силу моего возбуждения, широко улыбнулась. Наконец стола соскользнула вниз столь характерным для чистого шелка чувственным образом. Однако вскоре его движение приостановилось: достигнув пышных возвышенностей груди, он не сразу преодолел это препятствие. Задержавшись на миг на затвердевших сосках, он двинулся дальше, миновав выпуклость живота, округлость бедер, и соскользнул по икрам к ее ногам. На мгновение Аврелия отпрянула назад, давая возможность полюбоваться собой.
Мне неоднократно случалось видеть статуэтки прислужниц богов, так называемых якши. Эти вещицы привозили к нам моряки из Индии. У фигурок были огромные полусферы грудей, нисколько не провисавших, в отличие от смертной плоти. А талии этих красоток были так стройны, что их можно было обхватить двумя ладонями. Идеально круглые бедра и ягодицы и сравнимая разве что с газелью грация неестественно преувеличивали их женственность. В своей чувственной красоте они превосходили даже прислужниц Венеры. Я всегда считал, что в жизни подобных красавиц не существует, пока воочию не узрел живое воплощение одной из них.
Свет лампы играл на коже оттенка светлого янтаря, не касаясь лишь нежных коричневых сосков, которые украшали ее груди лучше любых драгоценностей. Следуя бытующей среди женщин благородного происхождения моде, она выщипывала волоски на теле и разглаживала кожу пемзой, и я невольно проникся завистью к служанке, помогавшей ей в этом занятии. Слегка выпуклый живот ниже впадинки пупка скрывался в зарослях холмика, разделенного в своей нижней части вертикальной расселиной, которой греческие скульпторы всегда стыдливо пренебрегали, меж тем как индийские и этрусские мастера находили в ней источник восхищения.
Опустившись на кровать, я привлек Аврелию к себе и обнял ее невообразимо тонкую талию. Потом коснулся языком пупка, вкусив мускусный запах ее тела и ощутив, как дрожь пробегает по ее позвоночнику. Ее руки, только что нежно ласкавшие мой затылок, стали срывать с меня одежду. Я встал, чтобы стащить с себя тунику, и она отступила, безучастно взирая на меня со стороны. Жемчуг остался ее единственным облачением: восхитительной красоты нить, спускаясь между грудей, троекратно обвивала талию, придавая ее наготе необычайную соблазнительность.
Когда набедренная повязка наконец упала к моим ногам, она начала сладострастно целовать меня. Вдруг ее брови нахмурились.
— Деций, ты пострадал гораздо сильней, чем я себе представляла! Как тебе удается терпеть такую боль?
Мое тело было сплошь покрыто синяками и порезами, хотя самые серьезные раны были забинтованы. Невозможно было скрыть лишь след от кнута, разделявший мою спину по диагонали.
— Боль — самое незначительное из моих нынешних ощущений.
— И все же нужно оградить тебя от излишних страданий, — сказала она. — Предоставь это мне.
Мы медленно опустились на широкую кровать. С величайшей осторожностью Аврелия помогла мне расположиться, словно окутав меня своей роскошной плотью, почти не касаясь моих многочисленных ран, чтобы не причинить мне боли. Ее руки ласкали меня с такой сноровкой, какая присуща разве что рукам художника. Когда мы оба ощутили, что близка вершина страсти, она слегка отвела мои плечи назад, прижав их к подушкам, и легким, как облачко, движением опустилась на меня сверху, исторгнув низкий крик, точно вырвавшийся из груди менады. Ритм ее движений становился все чаще и чаще: она скакала на мне подобно тому, как я утром мчался на Октябрьской лошади.
ГЛАВА 9
— Асклепиод, ты должен позволить мне тебя убить, — произнес я.
Врачеватель сидел за письменным столом и работал над одним из своих многочисленных медицинских трудов, черновые наброски которых он никогда не доверял писцам.
— Пожалуй, это случай особый. Даже для твоего лекаря. Поэтому растолкуй, что все это значит.
— Это только на время.
— Временная смерть, говоришь? Относительно частое явление в мифологии и весьма редкое в жизни земной.
Он отложил в сторону тростниковое перо и, нахмурившись, взглянул на меня.
— Так что же ты предлагаешь?
Мы находились на острове в храме Эскулапа. В задней его части располагались жилые помещения, библиотеки и кабинеты священнослужителей и врачевателей, а также лекционные залы и сады для выращивания лечебных растений.
— Я должен убить тебя не по-настоящему. Мы просто инсценируем твою смерть. Всего на несколько дней.
— Послушай, Деций, — мягким тоном начал Асклепиод. — Я сейчас тебе кое-что скажу, но ты только не пугайся. Зачастую такие ранения, как у тебя, вызывают расстройство сознания.
— Нет у меня никакого расстройства сознания. И чувствую я себя отлично. Если меня что и мучает, то страдания совсем другого рода.
— Тогда настало время все объяснить. Однако прежде я хотел бы взглянуть на твои раны и перебинтовать их. Раздевайся. Мои помощники снимут с тебя повязки.
Я повиновался, и Асклепиод стал меня осматривать. Он делал это так тщательно, что со стороны можно было подумать, будто он разглядывает меня как свою будущую покупку.
— У тебя все хорошо, — заключил он, завершив обследование.
Раб принялся меня бинтовать.
— Раны чистые. Без признаков заражения. Кожа и мышцы в здоровом состоянии. Правда, на них есть некоторые следы любовных утех. Это говорит о том, что свой трудный день ты завершил в постели с женщиной. Причем, судя по всему, порезвился с большим усердием.
— Да, это был самый длинный день в моей жизни, — опускаясь на стул, сказал я, уже облаченный в одежды. — Начался он со скачек. Потом было сражение. А закончился в постели с самой красивой женщиной Рима. Но между этими событиями я успел побывать в обществе злоумышленников, которые затеяли убийство, предательство и поджог.
Глаза Асклепиода заблестели.
— Преступная деятельность! Наконец ты дошел до самого интересного. Давай выкладывай.
Он был из той породы людей, которые расцветали от удовольствия, когда речь заходила о каком-нибудь преступлении.
Я поведал ему почти все, что знал, поделился даже своими подозрениями, ибо счел неразумным что-либо утаивать от своего врача. Асклепиод кивал и усмехался всякий раз, когда слышал какое-нибудь ужасное откровение. Впрочем, в том не было ничего удивительного: ведь он был грек.
— Да, новости, прямо скажем, потрясающие! — воскликнул он, выслушав мой рассказ. — Не могу передать, как мне наскучило заниматься лечением здешних больных. Теперь, по крайней мере, у меня появилась возможность проявить некую изобретательность. Что бы нам с тобой предпринять? Дай-ка подумать. Может, сбросить меня с Тарпейской скалы? Пусть найдут мое разбитое тело в крови и ушибах. Нет, — ответил он сам себе. — При таких падениях осколки костей прорываются сквозь кожу. Для меня будет трудно это воспроизвести. Думаю, будет лучше меня задушить. Раскрасим лицо, из синих губ будет торчать распухший восковой язык. Изобразим так правдоподобно, что комар носа не подточит.
— Меня все знают как человека прямолинейного, — произнеся. — Человека, которому свойственна обыкновенная римская драчливость. Мои приятели-заговорщики ждут от меня традиционных действий. Чтобы не обмануть их ожиданий, я должен проткнуть свою жертву ножом или перерезать ей горло.
— Что ж, придется состряпать убедительные рваные раны и принять облик самого правдоподобного трупа. Когда меня надлежит убить? Завтра утром?
— Это было бы лучше всего. Ты уверен, что сможешь сыграть эту роль?
— Уверяю, никто ничего не заподозрит. Мой талант вкупе с римским страхом прикасаться к мертвым телам создадут совершенную иллюзию убийства. Мой патрон, Статилий Тавр, сейчас в Капуе, поэтому похороны будут отложены на несколько дней, пока за ним не съездят мои помощники. — Он с удовлетворением огляделся вокруг. — Несколько дней буду скрываться здесь. Это станет для меня сущим отдохновением. Смогу целиком предаться писанине. Моя прислуга весьма осмотрительна. А ты уверен, что наше предприятие не противозаконно? — с некоторым волнением в голосе осведомился Асклепиод.
