Сумерки Эдинбурга - Лоуренс Кэрол

— Коль так говорите, я сейчас растворюсь в ночи и больше никогда не омрачу ваш порог своим явлением.

Иэн остановился:

— Не омрачишь мой порог? Ты где такого набрался?

— В книгах, босс, — ответил Дерек, вытаскивая потрепанный томик из недр болтающейся на нем куртки.

— Ты и читать умеешь? — сказал Иэн, потрясенно глядя на обложку, где было написано «Чарльз Диккенс. Записки Пиквикского клуба». — Ты что же, эту книгу читаешь?

— Она ничего так, про таких же ребят, как я, — сказал Дерек, пряча книгу обратно за пазуху.

— Да, я знаком с произведениями мистера Диккенса.

— А вы, поди, еще и в школу какую-нибудь шикарную ходили — а, мистер? — спросил Фредди.

— Не такую уж и шикарную, — сказал Иэн. — Но читать я любил.

— Разлюбили, что ли?

— Я спешу, — сказал Иэн, хватаясь за шляпу, которую чуть было не сорвал с головы очередной порыв ветра.

— Так будете новости слушать или нет? — спросил Дерек.

— Только если не будешь отставать, — ответил Иэн на ходу.

— Миссис Сазерленд вам кое-что передать велела.

Иэн резко остановился:

— Хозяйка Стивена Вайчерли?

— Она самая.

— Ты как вообще ее нашел?

— Знать, куда вы ходите, — это теперь моя работа.

Иэн нахмурился:

— Не припомню, чтобы я разрешал тебе за мной следить.

— Да подождите вы! В общем, я заглянул к ней — подумал, может, забыла что-нибудь вам рассказать, а она и правда забыла. Но сказала, что не иначе как вам лично это расскажет. Ну, я и пообещал вам это передать.

— Она не сказала, о чем речь идет?

— Вроде как нашла что-то и показать хочет.

— Сбегай к ней и скажи, что я завтра утром к ней зайду.

— Есть, босс, — сказал Дерек, но не сдвинулся с места.

— И? Чего встал?

— От этой беготни здорово есть хочется. И Фредди тоже проголодался — правда же?

Фредди яростно закивал.

— Ладно, — Иэн выудил из кармана полкроны, — держи.

Дерек засунул монету в карман:

— Спасибо, босс!

— Иди уже. И хватит называть меня боссом.

— Как скажете, босс!

Мальчишки с хохотом побежки прочь. Иэн поглубже натянул шляпу, поднял воротник и продолжил свой путь сквозь холодную ночь к дому тетушки.

Он поднимался на холм, сгибаясь под порывами северо-восточного ветра, приносившего от Ферт-оф-Форта запах соли и водорослей. Этот залив, детище холодных вод Северного моря, некогда глубоко рассек восточное побережье Шотландии, отхватив изрядный кусок перешейка, соединяющего два величайших города страны — Эдинбург и Глазго. Лежащие практически на одной широте, они были последними оплотами британской метрополии, за которыми расстилалась глушь нагорий да внешние острова, рассыпанные вдоль побережья, как упавшие с блюда куски именинного пирога.

То тут, то там Иэну попадались нагруженные свертками пешеходы, которые, как и он, шли в гору, таща за собой усталых детей. На всех лицах лежала печать какого-то мрачного раздумья — люди молча брели в гору в ранней февральской темноте.

Свет ярко горящих в окнах тетушкиного дома газовых рожков Иэн встретил с облегчением. Он вновь порадовался, что принял ее приглашение (скорее, впрочем, напоминавшее приказ) заглянуть на чашечку чая. Хотя в их обычай и не входило встречаться посреди недели, это свидание после переживаний последних дней было Иэну попросту необходимо. А когда входная дверь тетушкиного дома распахнулась, явив радушно улыбающуюся хозяйку, ему стало еще радостнее. В воздетой руке тетушка держала бутыль крем-хереса:

— Аккурат к рюмашке поспел!

Иэн поцеловал тетю в щеку — сухую и морщинистую, как оберточная бумага.

— Здравствуй, тетушка.

— Заходи, да дверь закрыть не забудь — нечего улицу отапливать, — сказала она и, развернувшись, пошла в гостиную.

Иэн шагал по пятам.

— Ну, — сказала Лиллиан, когда они уселись в кресло у камина, — как там твое дело?

— Не очень. А вдобавок ко всему сегодня сержант Дикерсон выставил себя полным дураком из-за хорошенькой мордашки.

— Не может быть! И что же случилось?

Рассказывая о произошедшем в участке, он заметил, что тетя не без труда сдерживает улыбку.

— Просто твой сержант здоровый молодой мужчина, — сказал она, накрывая руку племянника своей, — не будь с ним слишком уж строг, это всего лишь безумства юности.

— Нельзя безумствовать, когда речь идет о жизни и смерти.

— Ты всего лишь беседовал с девушкой, брату которой не повезло.

— Следователь должен учиться быть объективным.

— Но, милый, это же жестоко.

— Сидящая напротив красавица вполне может оказаться убийцей.

— Ты поэтому не хочешь впускать в свою жизнь женщин?

— Мы тут не о моей личной жизни говорим, — сухо заметил Иэн.

— Думаешь, она менее важна, чем служебная?

— Вообще-то так и есть.

Лиллиан грустно покачала головой:

— Какая жалость. Из-за этой своей объективности ты проходишь мимо лучших цветов нашего Эдинбурга.

— «Любовь глядит не взором, а душой; крылатый Купидон — божок слепой» [19].

Тетушка только отмахнулась:

— Вот только не надо давить на меня своим интеллектом, Иэн.

— Я знаю, что у тебя с дядей Альфредом был идеальный брак, и я за вас искренне рад. Но цветы Эдинбурга обойдутся как-нибудь без меня.

— Это из-за твоего плеча? — мягко спросила Лиллиан.

— Я не хочу это обсуждать, — ответил Иэн, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

Она вздохнула и встала, оттолкнувшись от подлокотников кресла своими тонкими руками. Иэн увидел на лице тетушки боль, которую та тщательно старалась скрыть, — опять все те же непослушные суставы. Охваченный раскаянием, он бережно положил ладонь на ее руку.

— Прости меня, тетушка, — та еще неделька выдалась.

— Тебе не за что извиняться, мой милый, — сказала Лиллиан, доставая из бара новую бутылку хереса. — Я просто очень хочу, чтобы ты познал все прелести любви.

— Может, еще и познаю, — сказал он, — не ставь на мне крест.

Вот только он и сам не верил в сказанное.

— Так что там с твоим делом? — нетерпеливо спросила тетушка, наливая по второму стакану.

— Я не могу найти между жертвами никакой связи. Они абсолютно не похожи друг на друга, но связи этой попросту не может не быть.

— А это не могло быть делом рук двух разных убийц?

— Нет.

— Почему ты так уверен?

— Я скажу тебе, если это останется между нами. Мне запрещено раскрывать подробности дела.

— Я могила.

Иэн рассказал ей о странных игральных картах, найденных на обоих телах. Лиллиан допила свой херес.

— Бог ты мой, — сказала она, постукивая пальцем по пустому стакану, — а может, они оба были игроками?

— У меня нет улик, которые на это указывали бы.

— Или же их связывало только то, что оба были знакомы с убийцей.

— Ив этом я тоже не уверен.

— Но кто станет убивать совершенно незнакомого человека?

— В этом наверняка есть своя логика, но мне покуда не хватает деталей общего пазла. Как только я их отыщу, все в этой истории станет так же очевидно, как…

— Как в греческих мифах, которые ты обожал в детстве? — мягко спросила Лиллиан.

— Я разные сказки любил, а особенно те, что мне читала мама.

— А мне больше всего нравились те, которые ты писал сам, — со всеми этими героями, сказочными существами и удивительными приключениями. Я ведь всегда была уверена, что ты станешь писателем. Мы все так думали.

У Иэна мелькнула мысль рассказать тете о своих стихах, но он отогнал ее. Вместо этого он уставился в камин, глядя на желтые, будто языки дракона, сполохи пламени, жадно лижущие воздух. Он понял, что тоскует по определенности и безопасности художественной выдумки, — в настоящей жизни далеко не всегда чудовища погибали, а герои — одерживали победы.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Когда Иэн вышел из дома Лиллиан, на улицах уже почти никого не было. Он зашагал домой, отмахиваясь от извозчиков, сбавлявших ход рядом с одиноким пешеходом. Идти было всего ничего, и вскоре он уже был у своего дома на Виктория-террас.