Светлана Белова - Визитатор
Пьер нехотя полез за пазуху и достал оттуда полотняный мешочек, туго набитый монетами.
— Я ведь с вами поделиться хотел, — жалобно заскулил он.
— Ты меня-то сюда не приплетай, бесовское отродье! Ишь чего удумал. Замарать меня хочешь, — Дидье в сердцах отвесил новую оплеуху.
— Довольно, м викарий подошёл вплотную к сторожам. — Извольте, Дидье, изложить события сегодняшней ночи по порядку. И поторопитесь у нас мало времени.
Сторож недовольно засопел, покосившись, на чесавшего затылок, Пьера.
— Мой рассказ много времени не займёт, святой отец. Значит, вышел я, как заведено, обойти хозяйственный двор. Дохожу до этого места и вижу — дверь амбара неплотно прикрыта. Странно, думаю, такого не бывало. Подкрался я тихонько и ухо приложил, а внутри слышу шорох, а потом, вдруг, побежал кто-то. Я ещё сообразить ничего не успел, как вестиарий прямо на меня выскочил. Я, значит, сразу Пьера звать, а вестиария повалил на землю, а он, возьми, и лишись чувств. Я думал поначалу, от страха, что его поймали. Но когда Пьер подоспел и мы вошли в амбар, то сразу поняли, что от страха за своё злодейство.
— Как вам показался вестиарий?
— Чего? — не понял Дидье.
— Ну, каким он выскочил из амбара: испуганным, злым или…
— Да на нём лица не было, хрипел, глазищи выпучил, да все ртом воздух хватал. В общем, не краше висельника был.
— Понятно. Всё это говорит о том, что вестиария гнал из амбара только что пережитый ужас, — заключил викарий.
— Ну, теперь-то, когда вы письмо это прочитали, то ясно, что ужас. А тогда я подумал, что это он брата Гийома повесил.
— А самого брата Гийома вы этой ночью не видели? Должен же он был как-то попасть в амбар.
— Нет, наверное, он пришёл в то время, когда я обходил фруктовый сад, а это с другой стороны.
Викарий посмотрел на висевший труп. Келарь брезгливо отвернулся, камерарий же изо всех сил старался сохранять невозмутимость.
— Хотелось бы мне знать, что здесь на самом деле произошло, — пробормотал викарий. — Снимите его, — велел он сторожам.
Дидье деловито обошёл висельника, примеряясь.
— Пьер, дай-ка мне вон тот табурет. Так не достать, больно высоко висит.
— Что будем делать с покойником? — спросил келарь. — Его ведь невозможно приготовить к погребению, как обычно — самоубийцам нет места на монастырском кладбище. Какой, однако, скандал!
— Да, молвы не избежать, — согласился камерарий. — Прославимся на весь диоцез.
— В амбаре тоже не позволю оставить, — стал горячиться келарь. — Странно, что отец-настоятель не сделал никаких распоряжений на этот счёт. Может вы, господин викарий, знаете что делать?
— Пусть аббат позаботиться о похоронах, — пожал плечами Матье де Нель. — Почему бы вам не обратиться к нему за указаниями? Кстати, вы можете сделать это прямо сейчас, пока брата Гийома снимут. Я не хочу вас больше задерживать, да и капитул вот-вот начнётся.
— Слышали, он не хочет нас больше задерживать, — возмутился келарь, когда они вместе с камерарием покинули амбар. — Какая предупредительность! Вот взял бы, да сам у аббата и спросил, что с удавленником делать, а то нас послал. Ох, не хочется попадать отцу-настоятелю под горячую руку. Вы видели его лицо, когда он выходил из амбара?
Камерарий усмехнулся.
— Его можно понять. За короткий срок без всякой эпидемии в обители скончалось двое монахов, причём один из них самоубийца.
— Верно, — уже более спокойно согласился келарь. — Аббату не позавидуешь. Не пойму только, с чего это Гийом решил повеситься — на него не похоже.
— Он ведь написал: совесть заела.
Келарь насмешливо хрюкнул.
— Она не могла его заесть и даже слегка покусать не могла. Знаете, брат Жильбер, почему? Потому что у него её отродясь не было, — келарь затрясся в беззвучном смехе. — Уж вы мне поверьте, Гийом был лентяй и пройдоха, но не самоубийца. Да вот только вчера я его распекал за нерадивость, а он лишь скалился. Нет, такие как он, не вешаются.
— А почему вы викарию этого не сказали, когда он спрашивал? — поинтересовался камерарий.
— Не его ума это дело, — сердито отрезал келарь. — Я так считаю, хватит ему тут вынюхивать, загостился визитатор у нас, пора ему и честь знать.
— Но тогда получается, что Гийома…, — камерарий осёкся.
— Кто-то пристукнул, — закончил келарь.
Дидье встал на табурет, но из-за малого роста не смог дотянуться до петли.
— Давай-ка, Пьер, залезай ты и обрежь верёвку, а я подержу покойника за ноги.
— Ага, больно охота мне на его рожу смотреть, — проворчал Пьер. Ему подобная смена ролей была явно не по нутру.
— Лезь, лезь, да помалкивай.
Дидье ухватился за ноги покойника.
— Стойте! — вдруг закричал викарий. — Вставай, Пьер!
— Чего вставай? То залезай, то вставай. Сами не знаете, чего хотите. Вам бы только над человеком измываться.
— Молчи, язва, зашипел на него Дидье.
Но викарий, не обращая внимания на недовольство Пьера, взобрался на табурет.
— Ну, Жакоб, ты видишь?
Жакоб подошёл ближе, почесал нос и задумался.
— Вы хотите сказать, что Гийом повесился, встав на этот табурет?
— Это само собой, разумеется. Но не кажется ли тебе, что петля высоковато закреплена для такого малорослого человека, каким был покойник? Вот, если бы я решил повеситься, мне она была бы в самый раз.
— Фу, придёт же вам в голову такое! — суеверно перекрестился Жакоб, но в следующее мгновение лицо его озарила догадка. — Стойте, я, кажется, понимаю, что вы хотите сказать, святой отец — это не брат Гийом привязал к перекладине верёвку.
Викарий спрыгнул на землю и не удержался от иронии:
— Браво, Жакоб, твои способности меня порой приятно удивляют.
— Да? — в свою очередь едко осведомился Жакоб. — Но им, конечно, не сравниться с вашими способностями, которые уж верно нашли объяснение тому, как это покойник оказался в высоковатой для него петле?
Подобные пикировки случались у них нередко: Матье де Нель любил иронизировать, а Жакоб оставлять последнее слово за собой.
— Могу высказать всего лишь предположение, — стал объяснять викарий, — хранитель амбаров был либо без чувств, либо мёртв, в тот момент, когда на его шее затянулась петля. Одно бесспорно — он не самоубийца, следовательно, ничто не мешает похоронить брата Гийома по христианскому обряду.
— Всё это хорошо, святой отец, но нам-то что делать? — нетерпеливо спросил Дидье. — Уже светает.
— Снимайте покойника, затем отнесёте его к санитарному брату, который позаботится о должном погребении. Скажите, викарий так распорядился.
Пьер проворно вскочил на табурет и одним махом перерезал верёвку. Дидье не смог сам удержать тяжёлое тело и рухнул вместе с ним на земляной пол.
— Ну, вот и ответ на твой вопрос, Жакоб, — тихо проговорил викарий, указывая на огромную, налитую кровью, шишку на затылке мертвеца. — Трудно сказать, привел ли удар к смерти или только оглушил несчастного. Но для убийцы это не имело значения, ибо участь брата Гийома была предрешена заранее. Дайте-ка, дорогой Дидье, мне эту верёвку, — попросил викарий сторожа, как только тот снял её с шеи брата Гийома. — Смотри, Жакоб, убийца продумал всё. Видишь, это та самая, что исчезла из рук мёртвого пономаря. Вот на ней грязь в том месте, где пономарь брался за неё по несколько раз в день.
— Но почему убили брата Гийома?
— Вероятно из-за страха перед разоблачением. Сейчас нам лучше поторопиться, Жакоб, — капитул уже начался, а мы ещё не имели удовольствия побеседовать с вестиарием.
***
Брат Тома уже успел оправиться от шока, но был совершенно обессилен. По этой причине санитарный брат оставил его под своей опекой до следующего дня.
Вестиарий лежал с закрытыми глазами, с тоской размышляя над мрачными перспективами. Ясно было одно: расспросов не избежать, следовательно, необходимо придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своего ночного появления в амбаре. Смерть брата Гийома, как это ни ужасно звучит, даёт ему шанс выкрутиться из щекотливой ситуации. Главное, правильно себя повести.
При появлении викария птичье личико брата Тома жалобно скривилось. Викарий склонился над постелью и участливо поинтересовался его самочувствием.
— Мне уже лучше, — ответил брат Тома, тоном голоса и всем свои разнесчастным видом давая понять, что это далеко не так.
— События этой ночи, безусловно, стали для вас нелёгким испытанием, — начал разговор викарий. — Я знаю, вы были дружны с братом Гийомом, поэтому уверен, желаете поскорее найти его убийцу.
Брат Тома наморщил лоб.
Либо он, либо викарий бредит, говоря об убийце. Сторожа хоть и тихо шептались с санитарным братом, но всё же он разобрал — брат Гийом сам наложил на себя руки.
