Клод Изнер - Дракон из Трокадеро
«Как связать воедино песенку английских моряков, корабль под названием “Эсмеральда„и другое судно, “Комодо„?.. Может, в словах “Не забывай старого корабельного друга„скрывается какой-то тайный смысл?.. Кто такая Мария Селеста?.. И где раздобыть сведения об этом “Комодо»?„
Нет, в том, что он сегодня оказался ни на что не годен, не повинны ни зной, ни безразличие, всему виной расследования, отнимавшие у него все силы.
Что до Таша, то она, немного разочарованная, прильнула к его груди. В ее затуманенном мозгу, совершенно непрошеный, возник образ Фредерика Даглана. Она постаралась его прогнать, открыв глаза и теснее прижавшись к Виктору, но все было бесполезно. Мимолетное, но в то же время навязчивое видение напрочь отказывалось уходить. Уступив чувству вины, Таша свернулась клубочком на краю матраса.
Злясь на самого себя, Виктор встал и оделся. Если Таша от него отстранилась, значит, он ее огорчил. В эти дни близость между ними в послеобеденные часы случалась редко, и он корил себя за то, что упустил такую возможность. Когда он застегивал жилет, в голове неожиданно промелькнула мысль, устанавливающая взаимосвязь между Сен-Луи, портом, из которого вышел в море «Комодо», и Альфонсом Баллю. Виктор даже хохотнул, вспомнив слова старьевщицы, с которой когда-то водил знакомство:
«Кузен вашей консьержки мне все уши прожужжал своим сенегальским портом Сен-Луи! Альфонс Баллю – искатель приключений? Канцелярская крыса он, вот кто! Причем лоснящаяся, как винтовочный приклад, и угловатая, как план укрепленного редута!»
Немедленно повидаться с Альфонсом! Может, он что-нибудь слышал о «Комодо»? Освободившись от гнета, его тело тут же испытало внезапное влечение к Таша – свернувшейся на боку, обнаженной, розовой и нежной. Но Виктор соблазну не поддался.
– Пойду заберу у Бодуэнов Алису, а затем поведу ее в Люксембургский сад поесть мороженого.
– А мне можно с вами? – спросила Таша, не глядя на мужа.
– Нет, я тебе запрещаю, это слишком сытная еда!
Она возмущенно повернулась, схватила подушку и швырнула в него. Он поймал ее на лету и засмеялся.
– Конечно, можно, какие вопросы! Ты имеешь право на три порции мороженого со сливками в виде репараций и возмещения нанесенного ущерба! Только оденься, в противном случае мне самому придется раздеться.
Вырядиться в редингот со стоячим воротником и натянуть по самые брови берет в такую жару было настоящим подвигом. Перед тем как облачиться в несуразный наряд, привлекающий к себе внимание, Уолтер немного поколебался, но одеться легко означало подвергнуть себя большому риску и, к тому же, лишиться возможности спрятать то, в чем он так нуждался. Мэтью вполне мог обойтись без этой встречи и не выполнять, как покорная собачонка, условий, выдвинутых в подсунутой под дверь записке, но она была составлена так, что он просто не мог противиться охватившему его любопытству. Как тот, другой, умудрился его найти?
Съехав из «Отеля Трокадеро», Мэтью Уолтер сделал все, чтобы слиться с окружающей обстановкой. Тот, другой, по-видимому, за ним следил. Почему он назначил встречу в общественном месте? Решил поиздеваться? Стоя на авеню Эйлау, Уолтер любовался дворцом Трокадеро, огромным аккордеоном, построенным к Всемирной выставке 1878 года, посередине которого возвышались две квадратные башни, придающие ему сходство с огромной фабрикой. Мэтью пересек площадь и решил устроить небольшую передышку. С холма открывался грандиозный вид. На первом плане выделялись каменные джунгли, в которых бок о бок высились минареты, купола, колокольни, хижины, южные города и северные дворцы. Затем, по мере привыкания, глаза обнаруживали во всем этом хаосе определенный порядок. Между Сеной и центральным фонтаном выстроились павильоны Алжира, а по бокам от него – французская и иностранная колониальная экспозиции. В последней были представлены английские и португальские владения, голландская Индия, дальше шли Япония, Китай, Россия и Трансвааль.
Мэтью достал носовой платок и вытер с шеи пот. Мысль о том, что все козыри у него, и что тому, другому, никогда не подняться до его уровня, принесла успокоение. Если бы его попросили вспомнить все драки с его участием в тавернах портов всего мира, он быстро сбился бы со счета. Разве не он всегда выходил в них победителем? А эта лживая козявка собиралась заманить его в ловушку с помощью хитросплетенной лжи? Он, идиот, даже не понимает, с кем имеет дело.
Какой-то тщедушный тип тихонько подошел к нему и предложил пачку фривольных фото египтянок, исполняющих танец живота. Уолтер грубо его оттолкнул, немало позабавившись безразличным отношением к происходящему «блюстителя нравственности», которого можно было без труда узнать по темному костюму и котелку, а сам размеренным шагом направился в левое крыло здания, приютившее выставку товаров из Гренландии, Исландии и с Фарерских островов.
Место, которое выбрал другой, во всем соответствовало поставленной цели. Оно привлекало лишь немногих ротозеев, питающих страсть к лишайникам и изделиям из льна. Уолтеру пришлось немного подождать, пока два семейства, блуждавших среди шкур лисы, оленя и белого медведя, не ринулись к запасному выходу. Остался только один человек, задержавшийся у витрин с гагачьим пухом. Мэтью видел его только со спины. Кем он был – другим или заурядным любителем перин? В случае сомнений противника нужно было застать врасплох – этот вариант напрашивался сам по себе. Уолтер незаметно приподнял полы своего редингота, но в этот момент человек тоже двинулся к выходу. Мэтью сделал вид, что разглядывает шкуру тюленя и китовый ус. Упитанный служитель Выставки, с усиками щеточкой, ушел, даже не подозревая, что только в самый последний момент разминулся со смертью.
Без особого энтузиазма Уолтер направился в исландский зал, уставленный копиями кузниц, мастерских плотников, ювелиров и корабельных дел мастеров. Не испытывая особой тяги к сушеной треске и варежкам на меху, он принялся изучать коллекцию кварца. И в этот момент услышал шаги. Мэтью спрятался за холстом с изображением скалистого берега Фарерских островов, над которым вихрем взмыла в воздух стая морских птиц, застыл и затаил дыхание. Тихо. Он осторожно вышел из убежища. И в последний раз в жизни встретился лицом к лицу с тем, другим.
Стрела ударила его прямо в грудь. Не в состоянии произнести ни слова, он лишь раскинул руки, на несколько мгновений замер, будто размышляя о том, как лучше упасть, и рухнул навзничь. Редингот его распахнулся, из него на пол выпали два кинжала, которые тут же были подобраны. Чьи-то руки схватили Уолтера за лодыжки и потащили к пироге, снабженной небольшим палубным настилом. Мэтью задыхался, боль терзала все его естество, он показал пальцем на предмет, который ритмично поднимался и опускался у него перед глазами. Йо-йо! Бессмыслица какая-то! На его тело, в котором еще теплилась жизнь, опрокинули пирогу, и йо-йо исчезло. По пустынным залам гулко зазвучали шаги. Но Мэтью Уолтер их уже не слышал. Он только что отправился в свое последнее дальнее странствование и уже плыл по волнам океана загробной жизни.
Глава четырнадцатая
Понедельник, 30 июля, восемь часов утра
Чтобы пустая книжная лавка не казалась такой унылой и мрачной, Виктор когда-то придумал игру. Стоя перед книжными полками, заполонившими собой все стены, он отсчитывал каждый пятый сафьяновый переплет и записывал названия книг в блокнот. В итоге у него получалось девять названий, которые он соединял воедино, чтобы получить связную фразу:
«Госпожа Бовари» поручила «Отверженным», «Робинзону Крузо», «Кузену Понсу» и «Маленькой Фадетте» отвезти «Цветы зла» «Принцессе Клевской» в «Пармскую обитель», где процветает «Дамское счастье»[95].
Над дверью зазвенел колокольчик, и на пороге с насмешливым видом встал Фредерик Даглан.
– Проводите инвентаризацию?
– Любуюсь нашим собранием книг, ведь их все равно больше никто не читает. Вы принесли мне новости?
– Только одну, зато первостепенной важности. Этой ночью хранитель экспозиции Фарерских островов обнаружил экспонат, не заявленный ни в одном каталоге: труп лежавшего под пирогой мужчины.
– Его убили?
– Стрелой с красным оперением.
– В спину?
– В грудь.
– Откуда вам это известно?
– Газеты публикуют этот материал аршинными заголовками. И вот что любопытно – злодей не берет на себя труд избавляться от орудия убийства, оставляя его в теле жертвы, будто подпись внизу манускрипта. По-видимому, считает себя вне подозрений.
– Или же его поджимает время.
– Да нет, вряд ли бы он стал торопиться!
– Ваши суждения слишком категоричны.
– Даже дилетант понимает – чтобы выдернуть стрелу, достаточно одного короткого мгновения.
