Клод Изнер - Дракон из Трокадеро
Господин Шодре подмигнул.
– Понимаю, королеве-матери – ни звука. Удачи вам и держите меня в курсе перипетий этой запутанной интриги!
Когда Жозеф переступал порог лавки, мадам Шодре, погрузившись в чтение, вместо прощания издала лишь какое-то невнятное бормотание.
Фиакр покатил по набережной Жавель и остановился у дома 2 по улице Севенн перед воротами небольшой фабрики по изготовлению деревянных панелей для мостовых.
– Если так будет продолжаться и дальше, мне придется поселиться в этом квартале, – проворчал Жозеф, расплачиваясь с кучером.
Золотистое облако, за которым проглядывалась Эйфелева башня, свидетельствовало о близости Выставки – миража, который от него отделяло облезлое пространство с редкой растительностью.
Жозеф вошел в металлический ангар, в котором грудами были свалены доски. Первый мастер, к которому он обратился, совершенно проигнорировал его вопрос и разразился пространной обличительной речью, обвиняя владельцев предприятия в том, что они отказались удовлетворить требование рабочих сделать воскресенье выходным днем.
Поблуждав по лабиринту производственных и ремонтных мастерских, Жозеф набрел на механическую лесопилку, установленную на козлах. Польщенный интересом, который проявил к его труду сей господин, рабочий в рубахе с закатанными рукавами объяснил, что доски предназначались для машины, разрезавшей их на четыре-пять равных частей. С учетом того, что площадь деревянных мостовых в городе составляла свыше пятисот тысяч квадратных метров, этого было недостаточно, поэтому производительность поперечной пилы планировалось увеличить с тем, чтобы получать за один раз порядка пятнадцати плит.
– Представляете? Из этого цеха уже вышли сто миллионов плит! Держите, это вам на память.
Жозеф засунул дощечку в карман.
– После распиливания бревен плиты погружают в чан с креозотом, где они пропитываются антисептическим маслом, – продолжал рабочий. – А потом складируют – до тех пор, пока в них не возникнет необходимости. С целью экономии в качестве топлива для котлов используются старые деревянные плиты и опилки.
– Впечатляет. Я журналист, пишу статьи о поддержании жизнедеятельности нашего города, для которого Выставка отнюдь не является пупом земли. А где можно понаблюдать за тем, как перестилают мостовые?
С выражением сомнения на лице рабочий почесал подбородок.
– Видите ли, в связи с этим вселенским базаром все работы остановлены. Дороги стелят лишь в хорошую погоду, в конце весны, летом или в начале осени, после одобрения плана предстоящих работ. Но в этом году было решено дождаться сентября, а всему виной этот цирк, на который направлены все городские финансы и из-за которого бардака на улицах и без того хватает. Разве что… Эй, Родольф!
К ним подошел молодой человек с носом в виде рубильника, торчавшим из-под большой фуражки.
– Не знаешь какую улицу сейчас перестилают?
– Если не ошибаюсь, улицу Бога.
– Улицу Бога? А что, такая есть?
– Раз я говорю, что есть, значит есть, черт возьми! В десятом округе.
Жозеф рванул за молодым человеком, но рабочий в рубахе с закатанными рукавами его удержал.
– Обратите внимание на то, что я вам сейчас скажу, это очень важно: на боковой стороне каждой деревянной плиты есть два выступающих штифта, которые садятся в отверстия, высверленные в соседней плите, это как заниматься любовью, понимаете? К тому же, касательно этого покрытия кому-то пришла в голову умная мысль вырезать в плите поперечный желобок, чтобы лошади не шмякались на землю. Куда же вы? Это еще не все! – закричал он собеседнику, который поспешно смотал удочки и был уже далеко. – Плиты устанавливают на бетонном фундаменте из цемента и гальки, все это стоит… четырнадцать франков квадратный метр, – упавшим голосом закончил он. – Ох уж эти журналисты… Они даже не слушают, что люди отвечают на их вопросы. Неудивительно, что мир окончательно сошел с ума!
– Улица Бога? Вы просто не сможете пройти мимо нее, она находится недалеко от Таможенного ведомства, – заверил его продавец газет на площади Республики.
– Своим названием она обязана Великому архитектору Вселенной?
– Вовсе нет, одному генералу, погибшему в битве при Сольферино[90].
Когда Жозеф добрался до улицы Бога, вход на нее с улицы Антрепо1,[91]увы, оказался закрыт. Ему пришлось обогнуть целый квартал и выйти на улицу Вальми, в аккурат напротив разводного моста. По безмятежной глади канала Сен-Мартен к шлюзу сплошным потоком двигались баржи. Взвалив на шеи веревки, бурлаки тащили нормандские «безони**»,[92]огромные «марнуа***»[93]и плоскодонные «лавандьеры****»,[94]груженные цементом, песком, известью и так низко сидевшие в воде, что она чуть не переливалась через их борта. Нагнувшись вперед, крепкие парни тянули пеньковые лямки, перекинутые через грудь. Кумушки, стоявшие у руля, переговаривались с зеваками, собравшимися на берегах, или бранили ребятишек в лохмотьях, которые тут же прятались в набитых углем трюмах. Девушка в розовой кофте затеяла стирку, не обращая внимания на шуточки державшегося за снасти матроса с пенковой трубкой в зубах.
Игнорируя злобно лающую шавку, Жозеф подошел к помосту, рядом с которым прачки ритмично били колотушками грязное белье.
– Эй, красавчик, не поможешь? – предложила одна из них.
Когда Жозеф приблизился к каналу, чтобы выбросить оттопыривавшую карман дощечку, шавка залаяла еще громче.
Рука Пиньо замерла в воздухе. За мгновение до этого он заметил лежавший в пыли силуэт, покрытый черным брезентом, из-под которого виднелись только грязные грубые ботинки.
К Жозефу подошел пацан лет двенадцати с сигаретой в зубах.
– Видели его башмаки? Похожи на губки, которые Проспер Бадо продает на улице Борепер!
– Что с ним случилось? – спросил Жозеф.
Мальчишка пожал плечами.
– Да ничего особенного, просто утонул. Спасатели их каждый день вылавливают – то пьянчужек, то самоубийц, уставших от жизни, а то и типов, которые, кому-то мешая, оказались в воде не по своей воле!
Какой-то кот подошел к трупу, обнюхал его, сел и стал созерцать желтый дым фабрик, меблированные дома с облупившимися фасадами, черные лебедки и темно-зеленую воду.
– Сигаретки, случаем, не найдется?
Жозефа бросило в дрожь, он поспешно отошел от пацана. К причалу была пришвартована баржа. Грузчики, балансируя на сходнях, выносили из нее мешки с гипсом и сваливали их рядом с распряженной повозкой, стоявшей среди груд отделочного камня. Обернувшись, Пиньо увидел рядом с неподвижным телом мальчишку. Тот смеялся над ним и крутил у виска указательным пальцем.
– Вот чудила, жмуриков никогда не видел!
«А вот тут ты ошибаешься, щенок», – подумал Жозеф и перевел взгляд на смазливую мордашку в окне капитанской рубки разгружаемого судна. Белокурые волосы, клетка, в которой разорялись попугайчики, синие ставенки – этого с лихвой хватило, чтобы ощутить в душе прилив радости.
Избавившись от мрачного видения трупа, навеянного прогулкой по берегу канала, Пиньо отправился на улицу Бога.
Дорога, на отрезке в сто метров лишенная покрытия, напоминала собой траншею. Тротуары лежали в руинах, все лавки были закрыты.
От первоначального намерения Жозеф отказался, но, прежде чем уйти, оставил на улице дощечку, по-прежнему оттопыривавшую карман.
«Здесь она хотя бы на что-нибудь сгодится!»
Теперь оставалось лишь найти кафе с телефоном, чтобы поведать Виктору об истории с фуражкой и дедуктивными умозаключениями Шодре, о походе на набережную Жавель и улицу Бога, а также о том, что на данный момент все эти демарши к успеху не привели.
– Не страшно, дорогой, – сказала Таша, поглаживая Виктора по затылку. – Я и сама не в лучшей форме.
Он заверил ее, что причиной его нынешней мужской несостоятельности стала жара, и попытался убедить в этом и себя, но легкие сомнения в душе все же остались. Неужели это отсутствие желания – признак того, что их любовь стала увядать? Легри, как его когда-то учил Кэндзи, исследовал закоулки своей памяти, воскресил самые нежные эпизоды супружеской жизни и успокоился. Все было по-прежнему. Просто его мысли отвлекала нераскрытая тайна:
«Как связать воедино песенку английских моряков, корабль под названием “Эсмеральда„и другое судно, “Комодо„?.. Может, в словах “Не забывай старого корабельного друга„скрывается какой-то тайный смысл?.. Кто такая Мария Селеста?.. И где раздобыть сведения об этом “Комодо»?„
Нет, в том, что он сегодня оказался ни на что не годен, не повинны ни зной, ни безразличие, всему виной расследования, отнимавшие у него все силы.
Что до Таша, то она, немного разочарованная, прильнула к его груди. В ее затуманенном мозгу, совершенно непрошеный, возник образ Фредерика Даглана. Она постаралась его прогнать, открыв глаза и теснее прижавшись к Виктору, но все было бесполезно. Мимолетное, но в то же время навязчивое видение напрочь отказывалось уходить. Уступив чувству вины, Таша свернулась клубочком на краю матраса.
