Татьяна Романова - Сизые зрачки зла
– Пойдем, посмотрим, как пойдет, – предложила Вера.
Марфа кивнула и прошла вперед, показывая дорогу.
– Я думаю, что нам одних жерновов хватит – тех, что для тонкого помола, – прикинула она, – зря вторые расставляли.
– Ты не спеши их убирать, может, в других местах соль тверже будет.
– Как скажете, можно и подождать.
Они пришли к большим жерновам, там работники уже выставили несколько бадей с солью. Мельник – кряжистый седой старик – ожидал приказа начинать.
– Давай, Никитич, отправим соль прямо в мелкий помол, – распорядилась Марфа.
– Да, я тоже так подумал, – кивнул мельник, – сразу должно получиться.
Соль полетела в отверстие верхнего жернова, тот сдвинулся, а потом, набирая обороты, закрутился. Девушки, затаив дыхание, ждали. Наконец из-под ноздреватого края камня показались тоненькие белые струйки, они разрастались, и вот уже белоснежное кольцо мельчайшей соли окружило жернов.
– Получилось! – обрадовалась Марфа, и тут же удивилась: – Да что с вами? Вы даже не рады!
Она ошибалась, Вера была счастлива, только вслед за острой вспышкой ослепительного восторга сразу пришло странное опустошение, как будто из нее ушли все силы. Хотелось сесть, прислонившись к стене, и закрыть глаза. Она вдруг осознала, что неподъемный камень, так долго лежавший на ее плечах, упал и рассыпался мелкой белоснежной солью вокруг мельничных жерновов. Она сквозь слезы улыбнулась Марфе и объяснила:
– Я рада как никогда в жизни, просто я еще не могу до конца поверить, что чудо все-таки случилось!..
Глава 14
Кто теперь верит в чудеса? Лишь малые дети. И все же…Капитан Щеглов отпустил вожжи, прикрыл глаза и дал лошади волю. В майском прогретом лесу пробивалась молодая трава, деревья выпустили листочки и сейчас стояли как будто подернутые зеленоватой дымкой, а цветущие медуницы застелили поляны розовыми коврами. Птицы заливались в макушках деревьев, сообщая миру, что в их края опять пришел май – вершина весны. В этом волшебном лесу исчезали заботы – прятались стыдливо в дальние уголки памяти. Весна несла надежды и обещание, что все получится, жизнь наладится и все-все будут счастливы, даже замшелый, как старый пень, уездный исправник.
Петр Петрович в свои сорок два года прекрасно знал, что весне верить нельзя – та не сдержит своих обещаний, но ему так хотелось хоть чуть-чуть поддаться на майские посулы.
«Май подарит и мне немного счастья», – как когда-то в юности размечтался он.
Прошло уже десять лет, как Щеглов оплакал жену и сына, и теперь он считал, что раз Бог оставил его здесь – наверное, он не все еще сделал, что был должен. Он сам понимал, что теория его – спорная, ведь если Бог забирает тех, кто уже сделал все, что мог на этом свете, то почему жестокая болезнь унесла его семилетнего сына и двадцатипятилетнюю жену. Мишенька даже не успел вырасти, а нежная и хрупкая жена Щеглова зачахла от горя и ушла вслед за своим единственным ребенком.
Капитан вспомнил старые липы, окружавшие деревянный дом с двумя толстыми белеными колоннами под широким балконом. После смерти жены он не смог больше в нем оставаться и, вызвав из города своего младшего брата, отписал имение ему. Бывший полковой командир Петра Петровича к тому времени возглавил одну из западных губерний, и Щеглов, набравшись храбрости, без предупреждения заявился к нему, прося снова взять на службу. Командир ему обрадовался: губерния оказалась большой и запущенной, еще не все было восстановлено после войны. Щеглов в тот же день получил на руки целый уезд и должность исправника. Служба получилась хлопотной, но это было как раз то, что ему и требовалось, к тому же исправнику полагалась казенная квартира и приличное жалование. Теперь, десять лет спустя, Щеглов знал в своем уезде абсолютно всех, его боялись, но и уважали. Здесь не стало краж, даже пьяные потасовки случались редко, тем более странными и необъяснимыми казались два случая с пропажами людей, да еще и с трупом.
Капитан наконец-то признал, что зря он успокоился, считая, что установил в своем уезде полный порядок. Вот и приходилось теперь мучиться с новой загадкой.
«Разберемся! – пообещал он себе, и тут же вернулся к своей последней версии: – Болота – единственное, что осталось, все остальное проверено и перепроверено».
В его уезде болота занимали, самое малое, треть всех земель. Они начинались с узкой полосы между самыми крупными имениями – Солитой и Хвастовичами – и, постепенно расширяясь, тянулись на многие версты. Болота слыли такими коварными, что местные крестьяне запрещали женщинам и детям заглядывать туда, да и сами мужики, если и решались податься в трясину, то ходили всегда по двое и вглубь не забирались. Зато от болот оказалось много пользы местным помещикам: на осушенных участках выкапывали торф, а у Бунича в его Дыховичах прямо на границе с болотом стояла солеварня.
«Надо бы проверить его солеварню», – вспомнил Щеглов. Он не бывал там с тех пор, как Бунич переехал обратно в свой восстановленный после войны дом.
Когда капитан приезжал в Дыховичи, его всегда поражало, что всеобщий любимец душка Бунич дома ведет себя как капризная девица, а рослый и суровый управляющий Поляков, заискивая, прыгает перед ним, как собачка на задних лапках. Но что поделать, у всех есть свои маленькие слабости, и капризы Бунича казались вполне невинными. Дело было в самом Щеглове: он не любил мужчин с бабьими повадками и визитов в Дыховичи избегал. То ли дело ездить в Хвастовичи или Солиту. Петр Петрович вспомнил свой последний визит к двум милым дамам и улыбнулся. С приездом в дом графини Веры дочка управляющего просто расцвела. Видать, боязнь лишиться места и крыши над головой изводила бедняжку, а когда новая хозяйка по достоинству ее оценила, Марфа успокоилась, стала веселой, открытой и, понятное дело, очень красивой.
«Марфа такая высокая и сильная, наверное, она смогла бы родить с десяток здоровых детей, – задумался Щеглов. – Хотя какое мне до этого дело? Я ей не муж».
Мужа у Марфы не было. За кого в этом уезде могла выйти замуж дочка управляющего Сорина? Помещик не женился бы на ней: хоть и дворянка, да бедна. Купцы в уезде, в основном, принадлежали к старой вере и жен сыновьям выбирали среди своих. Так что не было у Марфы Васильевны Сориной никаких шансов выйти здесь замуж, если только не приедет кто-нибудь из женихов-богатеев в пустующее имение. Может, он и не посмотрит на отсутствие приданого, а обратит внимание на яркие голубые глаза, румянец на круглых щеках и пышные каштановые кудри настоящей русской красавицы.
«Дай ей бог, – пожелал Щеглов, – я порадуюсь за нее. Может, Горчаков захочет взять ее в жены? Он ведь еще не женат. Хотя шансов мало, тот, поди, на графиню Веру смотреть будет».
Подумав о хозяйке Солиты, капитан вспомнил и о ее госте.
Печерский ему сильно не понравился – говорил тот все как будто правильно, вот только выглядел неубедительно: избегал взглядов собеседника, покашливал между фразами и нервно перебирал пальцами темные деревянные четки. Щеглов впервые в жизни видел человека в военной форме, перебирающего четки. Это смотрелось так чудно, не по-русски! Впрочем, граф Печерский и сам напоминал перса или турка, какими капитан их запомнил по кампании девятого года. Пленные турки так же косо поглядывали на русских из-под тяжелых век и так же перебирали четки с кисточками на концах.
– Стоп! Кисточка!.. – поразился капитан, – на православных четках висит крест. Неужели Печерский – мусульманин?..
У приезжего улана были русская фамилия и графский титул, может, его мать – мусульманка? Тогда это объясняет его восточную внешность. Но это казалось странным, обычно ребенка определяют по вере отца. Щеглов знал, что сейчас в северной столице стало модным переходить в католичество, но не в мусульманство же. Пожалуй, ему следовало доехать до Солиты и побеседовать с графиней о ее странном визитере, а потом уже отправляться к Буничу.
– Сначала приятное, а противное – на потом. Верно? – поинтересовался Щеглов, то ли у себя самого, то ли у лошади, тихо бредущей по лесной дороге.
Теперь посещение Дыховичей можно отложить по уважительной причине. Исправник обрадовался, подобрал поводья и свернул на дорогу, ведущую к Солите. Скоро он выехал из леса, теперь дорога вилась вдоль зарослей черемухи и ольхи, за ними прятались мелкие, похожие на большие ямы озерца, а с другой стороны к ней подступали бесконечные поля.
«Да, хороший подарок получила графиня Вера, – оценил Щеглов, – никто от такого не отказался бы. Земли много, ну и дом почти восстановлен».
Он щелкнул вожжами, лошадь побежала быстрее, и вскоре за поворотом показался купол барского дома. Двуколка поднялась на горку, и перед капитаном, как на ладони, открылись сверкающий свежей побелкой главный дом, колоннада и оба флигеля. Во дворе, к его удивлению, сгрудилось больше двух десятков подвод, а у хозяйского крыльца стоял запряженный тройкой экипаж.
