Ирина Глебова - Кровная добыча
– Образованием Павел Иванович отца куда как превзошел, но семейную традицию благотворительности продолжал достойно. В нашем городе много чего на его деньги построено, народный дом, например…
– Это, дорогой, я и сама знаю. Разве только в Харькове? А памятник Богдану в Киеве, а музей изящных искусств в Москве! Профессору Цветаеву больше всего Павел Иванович помогал! Неужели все забудется? А Ванечка Христоненко, он ведь весь в отца! Образованный, интеллигентный, добросердечный!
– И, боюсь, болезнь от отца он тоже унаследовал… Но, знаешь, Люся, возможно, в этом сейчас его спасение. Пока что я велел перевести его в тюремную больницу, а завтра попрошу профессора Шатилова сходить и осмотреть больного. Если диагноз, увы, подтвердится, возможно, мне удастся освободить Ивана.
– Это ты хорошо придумал! – Людмила подлила мужу чай. – Петр Иванович не ошибется, он ведь специалист в этой области. И, конечно же, не откажет, не такой он человек!
– Не волнуйся, дорогая, – вдруг сказал Викентий Павлович. – Думаю, они уже подъезжают.
Людмила Илларионовна улыбнулась и легонько поцеловала мужа в щеку:
– По классическому сценарию я сейчас должна спросить: «Как ты догадался?» Но я и сама знаю.
– Да, ты третий раз взглянула на часы… Так вот, слышишь, карета остановилась. Это точно они.
В прихожей уже распахнулась дверь, раздавались смех, шаги.
– Пойду, – Людмила Илларионовна оживленно встала, – встречу детей. Эту молодую голодную компанию нужно сразу кормить.
Петрусенко с нежностью смотрел вслед жене. Для нее даже взрослые сыновья продолжали оставаться детьми, не говоря уже о дочери. Мите двадцать три года… Скажи кто-нибудь Людмиле, что он ей не сын, а племянник, да еще не родной, а со стороны мужа! Она только засмеется. В восемь лет Митенька остался сиротой, вырос в их доме. Они сами не хотели, чтобы он забывал родителей, потому Митя всегда звал их «дядя» и «тетя», но был в семье старшим сыном. Года полтора назад ему, уже студенту-юристу, захотелось пожить самостоятельно, и Викентий Павлович поддержал его. Митя стал жить отдельно, снял квартиру в доме Фраермана на центральной улице города. Но в начале этого года, когда по городу волнами покатились стачки, беспорядки, потом сменилось правительство и в воздухе просто ощущалось приближение дальнейших тяжелых перемен, Петрусенко попросил Дмитрия вернуться в их особняк на Епархиальной улице. Он считал, что в такое время вся семья должна держаться вместе. Да и Людмила сильно переживала. Митя снова стал жить с ними, но тревога, поселившаяся в сердце у Людмилы Илларионовны, не проходила. Теперь, когда произошло много событий, Викентий Павлович видел, как волнуется жена, когда детей нет дома. Ребята это тоже понимали, потому завели обычай как можно больше держаться вместе. Вот и сейчас Саша из гимназии забежал в университет к Мите, и уже вместе они заехали в Мариинку, встретили после занятий Катюшу.
Викентий Павлович вышел в гостиную. Ребята уже умылись, садились к столу. Дочь подбежала, обхватила руками шею, прижалась. Он погладил ее густые волнистые волосы, каштановые с медным отливом. В детстве Катюша была светленькая, белокурая, но теперь ее волосы стали почти такими же, как у Людмилы. Он подумал уже в который раз, как сильно Катюша похожа на мать, и с каждым годом это сходство сильнее. Люсенька Бородина – так звали девушку, в которую Викентий когда-то влюбился с первого взгляда. Вот и Катя такая же: стройненькая, голубоглазая, веселая и независимая – обо всем свое мнение имеет, братьями командует только так!
Невольно Викентий Павлович перевел взгляд на Сашу. Что ж, так и положено быть: дочь похожа на мать, а сын на отца. Семнадцатилетний сын был невысок, по-спортивному крепок, крутолоб и сероглаз. Его русые волосы можно было не причесывать – они сами по себе красиво обрамляли лоб и щеки юноши. Когда Саша улыбался, на его щеках, так же, как и у отца, появлялись ямочки.
– Что нового на нивах науки? – спросил Викентий Павлович, подсаживаясь к столу.
– Юридическая нива уже скошена! – ответил Митя, расстегнул студенческую тужурку, достал небольшую книжечку и протянул дяде. – Все, я уже дипломированный юрист!
– Как же так? – Людмила Илларионовна даже остановилась, перестав разливать в тарелки суп. – А экзамены?
– Сегодня наше руководство нам заявило, что курс нами, выпускниками, успешно окончен, а экзамены отменены. Время такое, неопределенное, кто знает, что будет завтра… И выдали нам дипломы, они их, оказывается, приготовили заранее.
– Что ж, – Викентий Павлович пожал плечами. – В этом есть резон. Какое время, такие и песни.
– Я тоже выпускник, можно было бы и у нас отменить экзамены! – с сожалением протянул Саша. – Так нет же!
– И у нас будут испытания, – вставила Катюша. – Но я не боюсь. И даже не волнуюсь!
– Итак, Дмитрий, поздравляю тебя! – Дядя и племянник поднялись и через стол пожали друг другу руки – полушутя, полусерьезно. – Чем намерен заняться?
– Хочу работать с тобой. Это возможно?
– Дело-то я тебе найду, дел как раз много. Только надолго ли?.. Чувствую, наши революционные приключения лишь начинаются, впереди – непредсказуемое…
3
В прежние времена Петрусенко пришел бы со своей просьбой к профессору Шатилову на медицинский факультет императорского университета. Этим он и уважение к известному человеку проявил, и подчеркнул бы официальность своей просьбы. К тому же они хоть и были хорошо знакомы, но все-таки не приятели… Обстоятельства жизни, однако, настолько изменились, что Викентий Павлович рискнул отправиться к профессору прямо домой и без предварительной договоренности – телефонные аппараты уже месяца два как не работали. А жил Шатилов совсем недалеко, на соседней Мироносицкой улице.
Он оказался дома, нисколько не удивился, увидев бывшего начальника полицейского управления. А кто сейчас чему-нибудь удивлялся?
– Пойдемте, Викентий Павлович, ко мне в лабораторию, – ни о чем не спрашивая, сразу предложил Шатилов. – Я хоть и один в этом большом доме, да оттуда почти не выхожу, и работаю, и сплю там.
Он повел гостя на второй этаж. Высокий, немного сутулый, с лицом, породистость которого подчеркивала борода в русском стиле, с густыми волосами над высоким лбом, профессор выглядел уставшим и очень немолодым. «А ведь ему нет пятидесяти, – вспомнил Петрусенко. – Всего на четыре года старше меня».
«Лабораторией» Шатилов называл свой рабочий кабинет. Огромная комната, с одной стороны – шкафы, полки и столы с самыми различными приборами, с другой – широкий диван, стеллажи с книгами, буфет, кресла. Шатилов указал гостю на одно, сам опустился в другое, отодвинул на край стола кипу журналов: Викентий Павлович обратил внимание – медицинские, на русском, немецком и английском языках, но не новые, за минувшие годы.
– Помнится, вы курите трубку? Не стесняйтесь. – Профессор подвинул гостю малахитовую пепельницу. – Я составлю вам компанию. И по рюмочке коньяку, еще из старых запасов. Не откажетесь?
– Вовсе нет.
Они выпили одну рюмку хорошего коньяка, потом вторую. Петрусенко раскурил свою трубку, Шатилов задымил папиросой, глубоко затягиваясь.
«Заядлый курильщик», – подумал Викентий Павлович. Еще только зайдя в кабинет, он отметил, что комната пропитана табачным дымом настолько, что не проветривается даже при открытом балконе. Теперь же, в эту небольшую паузу перед разговором, он разглядывал колбы, реторты, какие-то стеклянные и металлические аппараты на дальнем столе и думал о профессоре Шатилове.
Еще студентом Харьковского императорского университета Петр Шатилов добровольно пошел волонтером-медиком в районы, где свирепствовала эпидемия холеры. И совсем еще молодым человеком определил свою судьбу – борьба с заразными болезнями. А поскольку эта напасть была в основном уделом бедняков, он бесплатно лечил этих людей, нередко сам посещал трущобы. Его, светило медицины, профессора, называли «доктором бедняков». А Петр Иванович Шатилов и в самом деле имел мировую известность. Он первым в России применил вакцинацию брюшного тифа, и его доклад на эту тему произвел сенсацию в Париже, на международном медицинском конгрессе. И все новые препараты этот человек сначала всегда испытывал на себе. Он преподавал в том университете, который сам окончил, и студенты никогда не пропускали его блестящих лекций.
– Преподаете? – спросил Петрусенко. – Не распустили вашу кафедру терапии?
Шатилов покачал головой:
– Нет, знаете ли, даже наоборот. Приходила к нам комиссия от новой власти. У нас сейчас идут исследования в области туберкулеза, палочки Коха очень их заинтересовали. Обещали даже помочь с субсидированием. И просили обратить внимание на сыпной тиф, свирепствует он нынче во фронтовых окопах.
– Значит, туберкулезом занимаетесь особо?
– Большая это проблема, Викентий Павлович. Да ведь связь давно известна: если в стране потрясения, значит, и чахотка свирепствует. Уже и сейчас наблюдается всплеск, а дальше, предвижу, больше будет.
