Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова
— Ставни железные?
— Конечно! Тут ведь тканей не на одну тысячу рублей. Есть много привезенных из Парижа — причем прошлого месяца.
— А эта дверь во двор? — спросил я.
— Да.
— Она открыта?
— Ой! — Ламанова испуганно прижала руки к груди. — Какая я глупая.
Я вставил патроны в барабан и взвел курок.
— Отойдите подальше в коридор, — сказал я. — Спрячьтесь в тот закуток, где куб. На всякий случай. Убедившись, что Надежда Петровна выполнила сказанное, я осторожно приоткрыл скрипнувшую дверь. Хотя в коридоре ателье свет горел тускло, однако сам двор освещался всего несколькими окнами квартир домов, стоявших довольно тесно, образуя не колодец, а скорее изгибающееся ущелье. Для центра Москвы это была обычная картина — по улице шли нарядные фасады, но стоило проехать через любую арку для карет, ты попадал в настоящий лабиринт одинаковых серожелтых стен с прямоугольниками окон, осыпающейся по углам штукатуркой, чахлыми кустиками и кучами строительного и иного мусора, оставшегося после ремонта.
— Что там? — донесся голос Ламановой. — Темно. Никого не видно, — ответил я. — Оставайтесь на месте. Сейчас вернусь.
Взяв револьвер на изготовку, я сделал несколько шагов во двор, надеясь, что глаза скоро привыкнут к отсутствию освещения. Прошла минута или две — все было тихо. Вдруг справа послышался шорох. Я резко повернулся, поднимая револьвер. И снова — тишина. Слева сверху, вероятно, в какой-то квартире, мужской голос сказал:
— Люсенька, не надо тмина в тесто. Я не люблю. Ты же знаешь.
«Как странно, — подумал я, — стоишь тут с револьвером в руке, ожидая нападения, а в пяти метрах от тебя — спокойная семейная жизнь. И вопрос не о жизни и смерти, а о том, стоит ли класть тмин в тесто или нет».
Прямоугольник света, падающий из открытой двери ателье, заслонила чья-то фигура.
— Владимир Алексеевич! — тихо позвала меня Ламанова.
— Да? Зачем вы вышли сюда?
— Владимир Алексеевич, стучат!
— Кто? Где?
— В двери ателье стучат — с улицы.
— Кто там может стучать в такой час?
— Не знаю.
Я аккуратно впихнул Надежду Петровну внутрь коридора и закрыл дверь изнутри на щеколду. Конечно, выдержит она в случае чего недолго, но пока надо было разобраться со стуком в переднюю дверь.
— Держитесь за мной, — сказал я Ламановой и зашагал через коридор в гостиную.
Действительно, кто-то стучал в дверь. Витрина слева была, как я уже говорил, закрыта снаружи серым полотном. А справа манекен с пышным платьем не давал посмотреть — кто этот ночной гость. Ничего не оставалось, как открыть дверь и посмотреть самому.
— Надежда Петровна, — шепнул я за спину, — у вас, кстати, и эта дверь была открыта, когда я входил.
— Черт! Я снова взял на изготовку револьвер и открыл дверь.
Это была Маша. Она стояла с поднятой рукой — вероятно, собираясь снова постучать. Не опуская руку, Маша посмотрела на револьвер, потом подняла глаза.
— Гиляй! — изумленно произнесла моя жена. — Ты с ума сошел?
Я быстро осмотрелся по сторонам. Вроде никого.
— Ты чего тут делаешь? — строго спросил я. — Ты как сюда попала?
— На твоем же извозчике. Он долго не хотел меня везти, но так я его все же уговорила! — сказала Маша с вызовом. Понятно, что «уговор» состоял из более сильных выражений, чем простой наем пролетки. — А он где? — спросил я.
— Стоит за углом на Страстном. Я сказала, что, если через четверть часа я не вернусь, — пусть едет домой.
— Ага, — довольно глупо ответил я. — Так ты-то что здесь делаешь?
— А ты?
— Я?
Я взглянул на револьвер в собственной руке, аккуратно спустил «собачку» и сунул оружие в карман.
— Мы тут обсуждаем последние новости.
— Здравствуйте! — донеслось из-за моего плеча. — Вы супруга Владимира Алексеевича? Входите скорее! Я посторонился, пропуская жену. Ее появление, честно говоря, ввело меня в какой-то ступор. Маша обычно спокойно дожидалась меня дома, пока я искал журналистских приключений.
— Мария Ивановна! — сказал я строго. — Ты уж не взревновала ли? — А что? — спросила Маша. — Нельзя?
— Все правильно, — ласково улыбнулась Ламанова, помогая Маше снять пальто, — Владимир Алексеевич — мужчина видный, почему бы жене и не побеспокоиться, где он так поздно задерживается.
— Ха! — сказала Маша. — Владимир Алексеевич уже не в том возрасте, чтобы за него беспокоиться! Я нахмурился.
— В каком это смысле? — спросил я. — Разве я стар?
— В таком, — ответила за Машу Надежда Петровна, — что вы уже мудры. И прекрасно знаете, что жена в доме — намного лучше вертихвостки в какой-нибудь гостинице. Не так ли?
— Да если Маша будет теперь каждую ночь меня преследовать, так мне никакой работы не будет, — буркнул я. — Ты что же, Маша, и на Хитровку со мной теперь ходить будешь как нянька?
Супруга всплеснула руками:
— Гиляй! Да я с утра себе места не нахожу! После того рассказа про парня, которому уши отрезали! Как я буду дома сидеть, думая, что ты в опасности! — Какие уши? — тревожно спросила Ламанова.
— Это так… — сказал я, делая глазами Маше знак, чтобы она не встревала. — По другому поводу. — Простите, нас не представили друг другу, — произнесла Ламанова, укоризненно посмотрев на меня.
— Надежда Петровна, это моя жена Маша. Мария Ивановна. Маша — это Надежда Петровна Ламанова, о которой мы с тобой говорили. — Мария Ивановна! — подхватила Ламанова. — Мы тут с вашим Владимиром Алексеевичем осматривали мое ателье на предмет его безопасности от воров. И честно вам скажу, это действительно так, хотя звучит, признаюсь, довольно сомнительно. Если бы я своего мужа встретила ночью в обществе дамы…
— Надежда Петровна, — отрезала Маша, — я в Гиляе нисколько не сомневаюсь. Человек он буйный, но честный. Кроме того, он сам дал мне ваш адрес, так что с него взятки гладки. Я сюда приехала, потому что боялась за жизнь моего мужа, а не за его невинность.
— Вот как?.. — рассеянно произнесла Надежда Петровна. Вероятно, ее несколько покоробило, что жена не считает хозяйку ателье хоть сколько-нибудь привлекательной для меня. — Ну, хорошо. Мы почти закончили.
— Не стоит торопиться, — сказал я. — Давайте посидим тут еще часик. Мало ли что. Ламанова перевела взгляд с Маши на меня, потом обратно.
— Кстати! — улыбнулась она той улыбкой, которой встречала своих клиенток. — Мы тут обсуждали с вашим мужем одно дело. В благодарность за его действительно серьезную помощь в одном очень неприятном для меня деле я подрядилась сшить для вас выходной туалет. И я готова сделать это от всей души.
— Не знаю, удобно ли это… — с сомнением произнесла Маша, но по ее глазам я понял, что «это» будет не только удобно, но и очень правильно.
— Пока Владимир Алексеевич тут разбирается, пойдемте ко мне в кабинет, — предложила Надежда Петровна. — Мы посмотрим последние журналы и, может быть, найдем там что-то интересное для вас. Маша взглянула на меня.
— Конечно, — кивнул я. — Только сначала дайте мне ключи, чтобы я запер все двери.
Ламанова вынула из кармана юбки небольшую связку ключей и указала два — один от этой двери, а второй от задней. Маша с Надеждой Петровной ушли, а я сходил к задней двери, запер ее, еще раз осмотрел швейный цех и вернулся в гостиную — подремать в том кресле, где я уже проспал несколько дней назад визит великой княгини.
Сев в кресло, я долго не мог нормально устроиться — револьвер в кармане впивался в бедро. Наконец, я вытащил его и положил на колени. Потом прикрыл глаза и постарался ни о чем не думать.
Я уже начал задремывать, как вдруг в дверь снаружи снова постучали — на этот раз тихо.
Кого опять черт принес? Я не турецкий султан, гарема у меня нет, а единственная моя жена уже пришла.
Я подошел к двери, повернул ключ и, выставив револьвер у живота, приоткрыл.
— Ну, ты, Гиляровский, ствол-то опусти, — сказал Арцаков.
— Петр Петрович, ты-то что здесь делаешь? — удивился я, увидев напротив Арцакова.
— Пусти. И дверь затвори. Я впустил хозяина «ангелов».
— Ты тут один? — спросил он, засовывая руки в карманы.
— Нет. Тут еще Ламанова и моя жена.
— Жена? Зачем?
— Не знаю. Приехала. Беспокоилась, говорит.
— Правильно говорит, — кивнул Арцаков. — Сядем? Поговорим?
Я снова сунул револьвер в карман и придвинул к своему креслу второе. Арцаков достал из кармана сигарку, но потом осмотрел обитые драпировкой стены и сунул ее обратно.
— Ладно, — сказал он, — воздержусь. Я чего пришел? Новости у меня про Ренарда. — Какие новости?
— Мой человек следил за его квартирой. Он, кстати, на Татарке живет — если ты не знал. Так вот — гости у него были. Ты Болдоху знаешь?
— Знал, — уточнил я. — Помер Болдоха два года назад.
