Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова
— Вот! — сказала Надежда Петровна. — Мы ее на половые тряпки рвем. Ее не жалко.
Арцаков схватил в охапку дерюгу и начал засовывать ее в таз под баком. Потом открутил все краны — и тот, что на стене, и на самом баке. Струя холодной воды ударила вниз.
Через несколько секунд ткань промокла. И Петр Петрович выхватил ее из таза.
— Алексеевич! Выбивай дверь! — закричал он.
— Чем? — растерялся я.
— Ногой! Времени нет! Отворачивая лицо от дыма, я подошел поближе к двери и ударил в нее ботинком. Дверь не поддалась.
— Сильней! — скомандовал Арцаков. Вода с промокшей насквозь дерюги залила ему брюки.
Я ударил сильнее, и дверь поддалась. Я собрался, задержал дыхание и врезал со всей силы. Дверь распахнулась, рассыпав целый сноп искр.
— Посторонись!
Арцаков промчался мимо меня, забежал с внешней стороны и начал сбивать мокрой дерюгой пламя с двери.
— А что если там бандиты? — спросила Ламанова. Позади нее стояла бледная Маша. — Где? — спросил я.
— Спрятались во дворе. И сейчас начнут стрелять по вашему другу.
— Черт! А ведь точно! — Я сунул руку в карман и тут же вспомнил, что оставил револьвер на кресле.
— Маша! Сбегай в гостиную — там револьвер. Принеси его.
Я выскочил на улицу, опасливо поглядывая по сторонам. Арцаков уже почти сбил все пламя.
— Петрович! А если они все еще тут? Пошли назад. «Ангел» остановился, тяжело дыша.
— Кто?
— Болдоха со своими.
Петр Петрович вытер свободной рукой пот со лба.
— Нет. Вряд ли. Они сразу ушли.
— Почему? Может, сейчас сидят, держат нас на мушке?
— Нет, — упрямо повторил Арцаков. — Это все пока что предупреждение. Мол, мы тут серьезно взялись.
— Вот! — Маша отважно выбежала во двор и протянула мне «Смит и Вессон». Я сунул его в карман.
— То есть ты хочешь сказать, что они?..
Арцаков только кивнул. На третьем этаже с шумом открылось окно и женский голос спросил:
— У вас все в порядке? Пожарных вызвали?
— Спасибо, сами справились! — ответил Арцаков.
— А что случилось? Арцаков посмотрел на меня.
— Что ответить-то? — спросил он. — Мне в голову как-то ничего не лезет. Лучше ты отвечай.
Я повернулся к окну с женской фигурой в нем.
— Керосиновую лампу уронили. Извините за беспокойство.
Женщина отвернулась от окна. Было слышно, как она сказала:
— Вот дурни! С керосинкой бродят по ночам. Что им, электричество дорого? А ведь считается приличный околоток! Самый центр Москвы!
Окно со скрежетом затворилось.
Под утро, уже почти засыпая на ходу, я посоветовал Ламановой на время уехать к мужу в Санкт-Петербург.
— Оставьте мне ключи от вашего ателье, объявите, что на время прекращаете работу. И поезжайте. И вам безопасней будет, и мне спокойней. А мы с Петром Петровичем быстро со всем разберемся. Но Ламанова только покачала головой и заперла за всеми нами дверь. Наступало утро. Мы с Машей добрели до Столешникова как два пьяницы — с заплетающимися ногами, качаясь. Но как только я опустил голову на восхитительно мягкую пуховую подушку, в дверь начали настойчиво стучать.
— Кого это черт принес в такую рань! — заругался я. Однако, взглянув на часы, понял: то, что мне показалось мгновением, на самом деле вмещало пять часов. День был уже в разгаре. Накинув халат, я добрел до двери и открыл ее. На пороге стоял отвратительно свежий и аккуратный Захар Борисович Архипов.
— Поздновато же вы встаете, Владимир Алексеевич, — бодро сказал он. — А я к вам с новостями! Пустите?
— Пущу и чаем напою, — ответил я, стараясь пригладить волосы — зеркало в прихожей показывало, что это мне совершенно не удается.
Архипов снял галоши, скинул пальто и прошел вслед за мной в гостиную, где я усадил его точно на тот же стул, что и давеча «ангела» Арцакова.
Я думал, что придется будить жену, но оказалось, она уже проснулась и кипятит чайник на плите. Попросив ее сделать чаю и закусок, я вернулся к Захару Борисовичу.
— Итак, я готов. Архипов закинул ногу на ногу и спросил:
— Знаком ли вам некий Павел Игнатьевич Лисицын?
— Нет, — автоматически ответил я, но тут же понял, что это не так. — Впрочем… Это не тот ли господин, который известен как модельер Поль Ренард? Черт! Ну и ищейка же этот Захар Борисович! Как же он так быстро откопал Ренарда?
— Именно, — кивнул Архипов. — Именно Поль Ренард. Если помните, Владимир Алексеевич, давеча я заходил к вам и предлагал сотрудничество в деле Фигуркина и Брома. Тогда вы вполне вежливо дали мне понять, что не пойдете на это. Что если я вам расскажу о новых фактах, про которые узнал?
Мне, конечно, очень не хотелось расширять круг тех, кто уже оказался вовлечен в мою историю с Надеждой Петровной, однако я не мог не признать, что помощь такого профессионального сыщика, как Архипов, могла быть очень полезна.
— Простите, Захар Борисович, если вы так меня поняли в прошлый раз, — сказал я. — Все же дела приняли такой оборот, что я совершенно готов сотрудничать. И, думаю, не только вы мне расскажете что-то, чего я не знаю, но и я вам также расскажу интересные новости. Но только попрошу сохранить их в тайне. Я бы не хотел вмешательства полиции. Впрочем, сейчас вы в отпуске и проводите личное расследование… — Да.
— Вы можете мне пообещать, что по возвращении из отпуска не дадите хода официальному делу?
Архипов подумал немного и отрицательно покачал головой.
— Боюсь, что нет. Если дело касается закона.
— Но дело также касается дамы! — воскликнул я. — И моего обещания ей, что ни ее честь, ни ее интересы не будут преданы общественному мнению.
— Кхммм, — кашлянул Архипов. — Странно слышать такое от журналиста. Вошла Маша, поставила на стол чашки с чаем, закуски и, стараясь не зевать, вышла.
Если в прошлый раз Архипов был страшно напряжен известием о своем отстранении от дел и от расстройства все время крошил печенье, то теперь он бодро взялся за чашку. Мне нравилось, что Архипов наконец начал возвращаться к своей привычной форме — деловой, уверенной.
— Хорошо, — сказал я. — Раз вы уже сыграли свою увертюру, то вступайте с первым актом. А я появлюсь во втором и выложу вам свою историю.
— До того как меня… — Архипов смущенно кашлянул в кулак, — отправили в отпуск, я все же успел подробно изучить дело о так называемом самоубийстве студента Юрия Фигуркина. Следствие было очень небрежно. Опрос жителей дома почти не проводился. Впрочем, понятно почему — в этом районе, как вы знаете, живут и работают в основном проститутки. Да и сам следователь решил твердо придерживаться своей версии о самоубийстве. Я полагаю, из простой лени. Что тут было возразить!
— Поэтому, — продолжил Захар Борисович, — я решил съездить на Палашевку сам, благо свободного времени у меня теперь достаточно. Я провел в этом доме почти целый день и опросил всех, кого только мог.
Он замолчал.
— Не томите! — взмолился я. — Получился какой-нибудь результат? Архипов кивнул.
— Да. Я описывал жильцам внешность Аркадия Брома. И выяснил, что его видели двое человек. Он действительно приходил в тот день к Юрию Фигуркину.
— Но это мы и так уже знаем, — нетерпеливо сказал я.
— Нет, — сухо ответил Архипов, — вы этого совершенно не знаете. Вы предположили, что Бром пришел и убил юношу. Потому что при теле сутенера нашли кистень.
— Которым убили и Ковалевского, — напомнил я. — Брому-старшему были нужны деньги, и он пытался их заполучить, шантажируя Ковалевского.
— И опять-таки это только предположения, — сказал Архипов. — Дело об убийстве Ковалевского я вел лично. И вел со всем тщанием. Так вот. Аркадия Брома там никто не видел. Впрочем, сразу оговорюсь, если он шел от стороны дворов и поднялся по черной лестнице, то мог остаться незамеченным.
— Вот видите!
— Как и любой другой. Но вернемся к смерти Юрия. Так вот, Бром действительно там был. Но он там был не один. С ним было еще двое человек. — Вот как!
— Да. Напротив есть еще один дом в том же дворе, где на первом этаже живет сапожник с семьей. Его жена — калека и большую часть времени проводит, сидя у окна — вяжет чулки на продажу. Так вот она описала тех двух человек, что пришли с Бромом. Мужчины средних лет. Один из них выглядел довольно примечательно — у него была очень маленькая голова…
— Змеюка! — воскликнул я. Архипов подался ко мне.
— Вы и его знаете? — спросил он быстро. — Если это тот, о ком я подумал, то да.
— Очень хорошо. Я сейчас докончу рассказ, а вы потом мне поясните, кого имеете в виду. Так вот, женщина описала события так: сначала двое неизвестных вошли в дом, а Бром остался при дверях. Через некоторое время они вышли — взволнованные. Между ними и Бромом состоялся разговор, который жена сапожника не слышала, конечно, но утверждала, что они спорили. Далее этот самый, с маленькой головой, и его товарищ ушли, а потом Бром зашел внутрь. Но вот когда он ушел, женщина не знает — ее отвлекли дети.
