Николай Свечин - Мертвый остров
– Позвольте представиться: смотритель Рыковской тюрьмы титулярный советник Ливин Федор Никифорович.
Смотрителя Кононович тоже хвалил, но с оговорками. Деятелен и опытен. Тюрьма его самая образцовая на всем острове. Но при этом чрезмерно, болезненно жесток. Телесные наказания назначает за любой пустяк. Суровый уже до самодурства. Каторга приговорила его к смерти. Определенный для этого арестант сумел только ранить Ливина в бок. С тех пор в тюрьме уверены, что смотритель «носит под низом железную рубашку». А покушавшегося застрелили на месте…
– Надеюсь, новый батальонный командир снимет наконец этого пьяницу! Нам с Арсением Михайловичем трудно держать каторгу в узде. Эти гадины совсем распоясались! А караул? Солдаты разнузданны, офицеры ленивы, ротный вечно пьян. Вот, надо погоню снарядить, а распорядиться некому! Слава Богу, Сергей Иванович вернулся, этот наведет порядок!
Словно на заказ, послышался топот сапог, и в комнату ввалились Таубе с Бисиркиным. Штабс-капитан радостно пожал Алексею руку:
– Вот и свиделись!
Таубе с Ливиным представились друг другу, после чего барон объявил:
– Господа! Капитан Мевиус от командования ротой мною отрешен. Его сейчас даже добудиться не сумели – лежит без чувств. Небритый, в исподнем – тьфу! На место ротного командира мною поставлен штабс-капитан Бисиркин.
– Ура! – закричали тымовцы. – Сейчас дело по-другому пойдет!
Стало ясно, что они нарочно подвели Мевиуса под монастырь… Ну и пусть: для службы польза.
Совещание началось. Сыщик первым делом задал главный для себя вопрос: куда направятся беглецы? Тымовцы хором сказали: конечно, к Татарскому проливу.
– А почему не к Охотскому морю?
Ответил на правах старшего Бутаков:
– До Татарского пролива два дня пути. А то и меньше. Думаю, они уже там. Залегли где-то на побережье и ждут погоды.
– То, что ребята могли уйти на восток, вы исключаете совершенно?
– Да. Они же не умалишенные. Вы не были на берегу Охотского моря, а я бывал. Там либо с голоду подыхать, либо гиляцкую пулю ловить. Зачем, скажите, беглым идти в обратную сторону от своего спасения? Материк-то на западе!
– А в Японию?
– Какую еще Японию? Скажете тоже…
Лыков обратился к Бисиркину:
– Стало быть, никакой погони от вас не требуется?
– Так точно! – ответил Сергей Иванович. – В Александровском округе воинская команда вдвое больше нашей. Сами управятся.
– А здесь Шурки Аспида и след простыл?
– Наверняка.
– Тогда мне остается лишь расследовать обстоятельства побега. Федор Никифорович, как все произошло?
Ливин фыркнул от возмущения:
– А что я мог? По всему выходит, что им помогал часовой!
– Часовой? – вскричал Таубе. – Доказательства этому есть?
– Извольте. Пятеро кандальных перелезли через ограду аккурат за отхожим местом. А там снаружи пост!
– Как же они избавились от кандалов?
Местные хмыкнули, а Лыков пояснил другу:
– Это просто. Любой каторжник умеет снимать кандалы.
– Хорошо, пусть так. Но ведь часовой погиб. Разве вы не допускаете, что на него могли напасть сверху, неожиданно?
– Не допускаю, – с достоинством ответил смотритель. – Тело лежало в ста саженях от тюрьмы, повозле торговых бань. Если бы каторжные зарезали его на посту, стали бы они волочь за собой тело? Нет, конечно. Солдат шел сам. И винтовку нес, стервец. Его купили, а потом кончили, чтобы не платить.
– Вот это да… – только и сказал барон.
– А что вы хотите? – продолжил разговор Бутаков. – При таком-то ротном командире… Солдаты распустились. Ведут себя по отношению к ссыльнокаторжным нагло, зная их бесправие. Бьют ни за что, женщин отымают. А фельдфебель с унтер-офицерами торгуют водкой. Скажу больше: фельдфебель и есть главное зло. Он заправляет всем в роте!
Таубе посмотрел на Бисиркина. Тот встал, одернул мундирный кафтан.
– Пресеку, господин подполковник! Теперь пресеку. Все правда, что сказал Арсений Михалыч. Фельдфебель Тарасюк и унтер-офицеры второй полуроты Щекатурин и Точилкин торгуют спиртом. Продают его в тюрьму большими партиями.
– Командира полуроты под суд!
– Изволите ли знать, Тарасюк с сообщниками носили спирт также и ротному командиру. И делились с ним барышами.
– Что?!
– Так точно. С них он и был целый день пьяный. Поручик Григорьев при подобных обстоятельствах ничего поделать не мог. Впрочем, как и я…
Таубе выглядел одновременно и смущенным, и злым. Вскрывшиеся безобразия были возмутительными. С другой стороны, Сахалин… Чего еще тут ожидать?
– Сергей Иванович, вы теперь в роте хозяин. Что будете делать с Григорьевым? Вам решать. Да и второй поручик, сказывают, ленив и службой не интересуется.
– Оба они правда лодыри… и маленько подраспустились. Но я их подтяну. Ребята не безнадежные, просто охоту служить у них Мевиус проклятый отбил. Дозвольте оставить!
– Разрешаю под вашу ответственность. А фельдфебель и эти?
– Тарасюк – шкура и негодяй. Его только под суд. Из четырех унтер-офицеров один, Песковацков, приличный. Его двинуть на фельдфебеля. Еще одного, Васина, перевести в наказание на отдаленный пост на полгода. Но в роте оставить. Прихвостней под суд.
– Готовьте приказ, я подпишу.
– Господин подполковник! Прошу прислать из батальона двух порядочных унтеров. Иначе трудно.
– Будут.
Когда офицеры решили свои вопросы, Лыков возобновил совещание.
– Федор Никифорович, – обратился он к Ливину, – подумайте хорошенько, прежде чем ответить… Побеги таких серьезных людей, как Шурка Аспид, готовятся очень тщательно. Было ли в поведении тюрьмы за последнее время что-то необычное?
– Было! – без раздумий воскликнул смотритель. – Не знаю, какая тут связь, но… «иваны» вдруг разом вышли на работы.
– Их у вас сколько всего?
– Восемь… было. Теперь три.
– Вышли вдруг на работу… Получается, что раньше не выходили?
Ливин почувствовал, куда гнет приезжий сыщик, и вспыхнул:
– И здесь скажу: а что я мог? Если доктор этим гадинам месяц за месяцем продлевает освобождение от работ. На них пахать можно, а он все пишет «слабосильные и неспособные»! Вот «иваны» и распоясались: целыми днями в карты дуются да каторгу обирают.
– Кто у вас тюремный доктор?
– За него состоит классный фельдшер Ремешков. Все гуманности разводит! А я отвечать?
Лыков обратился к Бутакову:
– Арсений Михайлович, делались ли попытки переосвидетельствования таких мнимых больных? В окружном лазарете ведь два доктора по штату.
– Делались, Алексей Николаич. Того же Аспида водили к заведующему лазаретом доктору Сцепенскому. Тот кон… кос… тьфу! показал у каторжного Виттов пляс. Что мы с Федором Никифорычем могли поделать? По Уставу о ссыльных решение доктора для нас приказ.
– А прочие «иваны»?
– С Аспидом утекли Васька Карым, Степка Корноухий, Ероха и Шелапутин. Все убийцы, бессрочные. А по справкам у одного грыжа, у второго грудная жаба… Каждому доктора болезни придумали!
– Ясно. Федор Никифорович, вы сказали, что накануне побега все больные вдруг выздоровели и попросились на работы. Это вас не насторожило?
– Насторожило! Я решил, что они задумали побег. Из работ легче чесануть, чем из тюрьмы.
– А что были за работы?
– Мы строим телеграфную просеку в ваш округ. Сейчас дошли до реки Онор. Вот туда партию на неделю и водили. А они, вишь, там не убежали, а сюда пришли, в тюрьму. И уже отсюда, гадины! Не понимаю. Почему отсюда?
– Итак, вы заподозрили, что «иваны» задумали побег. Что предприняли?
– Обратился к капитану Мевиусу с просьбой усилить конвой.
– А он?
– Он сперва отмахнулся. Успел уже намулынзиться… Тогда я пошел к Арсению Михалычу, и он заставил этого пьяницу выделить дополнительно отделение линейцев. Работы прошли без происшествий, все вернулись. Я и успокоился. А через сутки – побег!
– Для чего же «иваны» выходили на работы?
– Я же объяснил: хотели бежать. Но я им не дал – тем, что усилил конвой.
– И тогда они смылись отсюда.
– Да, но только из-за измены караула!
Алексей закрыл совещание. Он решил: расследовать в Рыковском нечего, нужно возвращаться. Договорились, что гости уедут завтра. Таубе с Бисиркиным по своим делам ушли в роту. Лыкова хозяева повели осматривать селение.
Первым делом по просьбе Алексея наведались в церковь. Там он помолился, подошел под благословение отца Александра и полюбовался иконостасом. Тот был вырезан из ильма и инкрустирован вставками из разных пород дерева. Зрелище получилось очень красивое. Вставки сделал Бутаков собственными руками, и Алексей искренне похвалил его работу. Сотник сощурился, скрывая удовольствие…
