Лиза Марич - Минута после полуночи
Алимов постучал в дверь. Хорошенькая практикантка, дежурившая за столом, приоткрыла створку. Под шапочкой, кокетливо надвинутой на лоб, пушистые завитушки волос, на лице знак вопроса.
— Да?
— Передайте Ирине Витальевне, что она мне нужна, — попросил Алимов. — Это срочно.
Девочка закрыла дверь, не уточняя, о ком речь. Никто, кроме примадонны, не пользовался привилегией находиться в реанимации.
Извольская появилась через несколько минут — уставшая, но по-прежнему собранная и непроницаемая. Бесшумно прикрыла за собой дверь и остановилась рядом с советником, вопросительно глядя на него.
— Как он? — спросил Алимов.
— Все будет хорошо. Вадим Александрович, давайте прямо к делу.
— Ирина Витальевна, мне необходимо осмотреть вашу квартиру, — бухнул Алимов без обиняков.
Извольская немного помолчала, обдумывая странную просьбу.
— Зачем?
— Я не могу вам этого сказать, но поверьте, очень нужно.
Она нерешительно оглянулась на закрытую дверь.
— Нет, ему лучше об этом не знать, — предупредил Алимов. — Никита Сергеевич просил не вмешивать вас в мои дела.
Извольская еще немного поколебалась, а потом глянула на маленькие золотые часики.
— Хорошо, я предупрежу домработницу. Адрес знаете?
— Знаю. Ирина Витальевна, еще один вопрос: когда вы заваривали чай?
Извольская пожала плечами.
— Как обычно, перед сном. Часов в десять вечера.
— И после этого к вам никто не приходил?
— Никто. Кто может прийти в такое время?
— Ну, например, родители…
— Мои родители погибли, когда мне было восемь лет, — сухо ответила Извольская.
— Извините. А ваша домработница?
— Она приходит днем, часов в двенадцать, и уходит в шесть. Я не люблю, когда дома посторонние.
— Значит, кроме вас с Никитой Сергеевичем, вечером дома никого не было?
— Никого… — Удивление в ее глазах сменилось растерянностью. — Вы с ума сошли! Вы думаете, это сделал кто-то из нас? Вы же сами сказали, что замок в моей гримерке был сломан! Значит, чай отравили во время репетиции!
— Кто? — тихо спросил Алимов. — У вас есть смертельные враги, Ирина Витальевна?
Извольская резко остановилась, словно натолкнувшись на стену.
— Вадим Александрович, если это все… Мне не хочется надолго оставлять Никиту одного.
И, не дожидаясь ответа, постучала в закрытую дверь. Уход выглядел торопливым, как бегство.
Алимов заметил, что на последний вопрос примадонна так и не ответила.
Москва, ноябрь 1884 года
ACCENTUATO[9]Генеральша взяла канделябр с тремя горящими свечами, вышла в холл и начала подниматься по парадной дубовой лестнице.
Из глубины зеркала впереди медленно выплыла тучная фигура, затянутая в темное шелковое платье. Елизавета Прокофьевна задержалась на площадке, повздыхала, разглядывая свое отражение. Как только она избавится от Кати, сразу же избавится и от старого гардероба. Отвезет темные старушечьи платья в ближайшую богадельню и сошьет себе новые — шелковые, разноцветные, радостные. А еще она, пожалуй, испробует новомодную штуку под названием «диета». Кто знает, может, еще и любовника заведет, красивого и опытного, как Дмитрий Данилович. Жаль, что она раньше до этого не додумалась.
Внизу хлопнула дверь. Послышались оживленные голоса — мужской и женский, — зазвучал короткий кудахчущий смех.
Удивленная Елизавета Прокофьевна вернулась назад, к перилам, взглянула вниз. Катя и Александр негромко переговаривались в холле, разматывая платки и шарфы. Рядом топталась полусонная горничная.
Елизавета Прокофьевна склонилась над лестничными перилами, вцепившись в полированное дерево холодными скрюченными пальцами.
Катя продолжала начатый рассказ, размахивала руками, меняла мимику и интонации — в общем, изображала персонажей в лицах. Александр смеялся глупым кудахчущим смехом, поразившим Елизавету Прокофьевну. Она никогда не слышала у генерала такого смеха.
Прошло еще несколько минут. Напряженное лицо генеральши постепенно разглаживалось, дыхание выравнивалось, бледность уступала место приливу крови.
Нет, любовники так себя не ведут. Никаких торопливых тайных ласк, никаких многозначительных пауз и вздохов, никаких перешептываний с испуганной оглядкой… Скорее, муж с воспитанницей напоминают двух мальчишек-гимназистов, удравших с уроков. Стоит одному громко рассмеяться, как второй тут же испуганно толкает его в бок.
Обострившийся слух генеральши уловил последние слова:
— Доброй ночи, Александр Карлович.
— Доброй ночи, Катюша, — откликнулся муж. — Спасибо, повеселила старика.
Елизавета Прокофьевна с облегчением перевела дух. Слава богу, отношения между генералом и воспитанницей держатся в строго очерченных рамках приличия. А что вернулись вместе — экая беда! Может, Александру просто захотелось побывать в театре?
Катя подошла к лестнице, взялась за перила и начала подниматься, придерживая длинный подол темной юбки. Елизавета Прокофьевна спохватилась, что встречи не миновать, подхватила канделябр и громко окликнула супруга:
— Александр!
Муж, направлявшийся в гостиную, остановился. Поднял голову, прищурился:
— Лиза, это ты?
Елизавета Прокофьевна сошла вниз, одарив воспитанницу приветливой улыбкой. Она в самом деле чувствовала большое облегчение и даже некоторую благодарность к опасной девчонке.
С появлением генеральши веселая приятельская атмосфера тут же исчезла. Лицо Александра приняло обычное суховато-чинное выражение, Катя нацепила вежливо-непроницаемую маску.
Муж счел нужным объясниться:
— Я сегодня заехал в театр.
— И как прошел спектакль? — дружелюбно откликнулась генеральша.
— Очень среднее представление. Ничего особенного.
Елизавета Прокофьевна оглянулась на Катю. «Поддержи беседу», — попросил ее взгляд, но Катя не захотела его понять.
— Доброй ночи, Елизавета Прокофьевна.
— Доброй ночи, — ответила она с бессильным отчаянием.
Лишняя! Она здесь лишняя!
Катя, не оглядываясь, пошла наверх. Генеральша повернулась к мужу.
— Александр, мне нужно с тобой поговорить, — решительно объявила она.
— Сейчас?
— Именно сейчас.
Александр пожал плечами.
— Ну, если это так срочно…
Он распахнул дверь в гостиную, посторонился, пропуская жену. Елизавета Прокофьевна вошла в большую комнату, и зыбкий свет трех свечей мгновенно утонул среди теней и смутных очертаний мебели.
Генерал уселся, терпеливо сложил руки на коленях и уставился на жену водянистыми, ничего не выражающими глазами.
— Слушаю, Лиза. Что произошло?
Больше всего Елизавете Прокофьевне хотелось стукнуть кулаком по столу так, чтобы опрокинулся горящий канделябр, и заорать что-нибудь неприличное из репертуара Прокофия Собянинова. Однако генеральша не позволила себе сорваться.
— Вечером приезжал Дмитрий Данилович.
Муж нахмурился.
— Ах, господи, совсем забыл тебя предупредить… Прости, пожалуйста.
— Ничего страшного, — не удержалась генеральша от легкого сарказма. — Дело-то пустяковое, легко забыть. Подумаешь, богатый холостяк хочет жениться на провинциальной бесприданнице! Такое в наши дни случается сплошь и рядом!
Александр пожал плечами, поскреб ногтем бархатную обивку кресла.
— Дело не в этом. Не сомневаюсь, что намерения у Дмитрия самые серьезные, но… — Генерал взглянул на жену. — Как можно доверить Катю человеку с такой репутацией?
Генеральша не ответила — сидела и хлопала глазами, как кукла. Первый раз в своей жизни дама, которая никогда не затруднялась в выборе выражений, не знала, что ответить собственному мужу.
Муж воспользовался наступившим молчанием и поднялся с кресла.
— Пожалуй, пора ложиться. Доброй ночи, Лиза…
— Сядь! — грубо оборвала генеральша.
Александр поморщился, однако распоряжение выполнил.
— Кто из нас сошел с ума, ты или я? — осведомилась генеральша с той же купеческой прямолинейностью. — Скажи, ради Бога, а то умру и не узнаю, с каких пор нищие барышни начали отвергать выгодных женихов?
Александр сморщил длинный нос.
— Лиза, уверяю тебя, ты ошибаешься. Катя не обычная девица на выданье. Все ее мечты связаны только с пением…
Елизавета Прокофьевна не выдержала.
— Очнись, глупец! — закричала она. — Она мечтает о том же, о чем мечтают все женщины! О красивых платьях и драгоценностях! О богатом муже! О собственном доме! О том, как выбраться из нищеты и избавиться от чуждой опеки! Если ты в этом сомневаешься, давай спросим ее саму! — Генеральша перевела дыхание: — В чем дело, Александр? Ты что, влюблен в эту девочку?
