Лиза Марич - Минута после полуночи
— Очень жаль, — сказал гость. — Мне хотелось видеть вас обоих.
Елизавета Прокофьевна насторожилась, устроилась поудобнее и приготовилась ждать, когда посетитель объяснит цель своего визита.
Тот не торопился. Поднялся с кресла, отошел к камину, оперся локтем на мраморную полку. Постоял несколько секунд в неудобной картинной позе, сморщился и снял руку с холодной опоры. Зачем-то отряхнул локоть и вернулся на прежнее место. Хозяйка следила за ним с возрастающим удивлением.
— Перейду сразу к делу, — наконец начал гость. Он снова встал: — Елизавета Прокофьевна, я прошу руки вашей воспитанницы, Екатерины Петровны.
Стук часов оглушил генеральшу.
— Что вы сказали?
— Прошу руки Екатерины Петровны! — повторил гость, повысив голос. Наверное, подумал, что женщины в возрасте Елизаветы Прокофьевны несколько туги на ухо.
Минуту она с недоумением рассматривала визитера, затем нахмурилась и тихо попросила:
— Сядьте, Дмитрий Данилович.
Посетитель опустился в кресло. Беспокойные белые руки немного поискали себе место и, наконец, улеглись на коленях.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — начала генеральша. — Но мне кажется, что вы виделись всего один раз?
— Год назад, в день рождения Екатерины Петровны, — договорил гость. — Вы совершенно правы.
— И хватило всего одного раза… — генеральша сбилась, не зная, как закончить предложение. — Прошу прощения за свою бесцеремонность, но я просто не могу в это поверить!
— Во что? — криво усмехнулся гость. — В любовь с первого взгляда? Согласен, это выглядит очень странно… и даже немного смешно. Никогда не думал, что окажусь в таком положении, но что поделаешь? — Дубов с раздражением и насмешкой развел руками. — Оказался!
— Это очень романтично, — заметила генеральша, собираясь с мыслями. — Александр Карлович знает?
— Я говорил с ним два дня назад.
— И что же?
Посетитель задумчиво качнул головой.
— Трудно сказать. У меня сложилось впечатление, будто мое предложение пришлось… несколько не ко двору.
— Не ко двору? — не поверила Елизавета Прокофьевна. — Дмитрий Данилович, дорогой мой, вы что-то перепутали! Не ко двору предложение солидного, богатого, знаменитого человека? Да разве это возможно? Особенно если учесть…
Она деликатно замолчала.
— Я знаю семейные обстоятельства Екатерины Петровны, — откликнулся гость, глядя себе под ноги. — Меня не интересует ее приданое.
Среди потенциальных московских женихов Дмитрий Дубов слыл самым придирчивым и неуловимым. Богатство, не подкрепленное красотой, его не интересовало. Так же не интересовали доктора красивые бесприданницы. Он требовал невозможного — сочетания красоты, ума, и денег. Словно не знал, что такого не бывает!
— Ничего не понимаю, — сказала генеральша совершено искренне.
— Сам не понимаю, — откликнулся гость со злостью. — Целый год не могу избавиться от мыслей о… о вашей воспитаннице. Похоже, я ею болен.
Генеральша строго поджала губы. Конечно, она не маленькая, прекрасно понимает, о чем речь, но говорить о таких вещах — верх неприличия. Это вам не французский роман, где интимные откровения в порядке вещей.
— Наверное, мне нужно поговорить с Екатериной Петровной, — неуверенно предложил Дубов. — Спросить, согласна ли она… Конечно, если вы позволите.
— Будет лучше, если сначала это сделаю я. Катя очень молода и неопытна. Я должна убедиться, что она понимает, какое ответственное решение ей предстоит принять.
— Полностью полагаюсь на вас, — согласился гость. — Когда вы позволите приехать за ответом?
Генеральша ответила не сразу.
— Дмитрий Данилович, — начала она, тщательно подбирая слова. — Мы с вами взрослые люди и прекрасно понимаем, что вступление в брак — шаг в высшей степени ответственный. Во всяком случае, для людей нашего круга. Не так ли? — Гость утвердительно склонил голову. — Именно поэтому я должна вас предупредить… — Генеральша замялась. — Я знаю, что вы человек порядочный, и то, что я скажу, останется между нами… Одним словом, Катя…
— Выступает на сцене, — снова договорил гость и тяжело вздохнул. — Я все знаю, Елизавета Прокофьевна.
— Знаете? — не поверила генеральша. — Бог мой, откуда?
— Я иногда бываю в Большом театре, — объяснил посетитель. — Кажется, сегодня у нее спектакль?
Елизавета Прокофьевна молча закрыла лицо руками. Она знала, чувствовала, что рано или поздно такое случится!
Это была их постыдная семейная тайна. Несколько месяцев назад Катя заявила, что ей нужна сценическая практика. Сначала генеральша не поняла, о чем идет речь. А когда поняла, чуть первый раз в жизни не упала в обморок. Девушка, живущая под одной крышей с ее дочерью, собирается выступать на сцене!
Елизавета Прокофьевна опустила руки:
— Если бы вы знали, Дмитрий Данилович, каким кошмаром стала моя жизнь! — устало сказала она. — Я живу в непрерывном страхе: что, если эту упрямую барышню увидят наши знакомые? Что, если они ее узнают? Что будет тогда со всеми нами? С Лили?…
Дубов наклонился к ней.
— Не волнуйтесь, — сказал он, понизив голос. — Узнать Екатерину Петровну на сцене невозможно.
— Но вы же узнали!
— Я узнал не лицо, а ее голос.
— Голос? — переспросила генеральша. — Разве вы его слышали?…Ах, да! — спохватилась она. — На дне рождения!
Этот проклятый день!.. Год назад Александр настоял на скромном празднике в семейном кругу. Приглашать, разумеется, никого не стали, зато стол был роскошный. Александр подарил имениннице изумительное бальное платье.
В этот день генеральша открыла три пренеприятные вещи. Во-первых, Катя в бальном платье выглядит настоящей красавицей. Во-вторых, у нее действительно удивительный голос. В-третьих, это оружие огромной разрушительной силы.
Елизавета Прокофьевна вспомнила глаза доктора, застывшего в дверях музыкальной комнаты, и невольно вздохнула. Никогда ни один мужчина не смотрел на нее с таким… вожделением. Ужасное, греховное слово, но есть в нем тайная сладость запретного плода.
Помнится, тогда она постаралась сбить впечатление, произведенное на мужчин чудным пением новоявленной сирены. Нежно пригладила пушистые волосы воспитанницы, собранные в узел с античной простотой, и обратилась к гостю:
— Хороша, не правда ли? — Дубов ничего не ответил, только бросил на Катю быстрый взгляд из-под ресниц. — Кто бы мог подумать, что из гадкого утенка вырастет такая принцесса? — продолжала Елизавета Прокофьевна, усаживаясь на диван рядом с мужем. — Представьте, Дмитрий Данилович, босоногое существо с растрепанными волосами, длиннющей ссадиной на щеке и черными-пречерными от грязи пятками! А руки, боже мой, ее руки!.. Я чуть не приняла ее за негритенка! — Генеральша рассмеялась, но никто ее не поддержал.
Александр смотрел в сторону, гость себе под ноги.
Катя сидела очень прямо, сложив руки на пышной юбке. И хотя по ее спине можно было проверять линейку, поза казалась естественной и изящной, не то что у бедняжки Лили, которая вечно выглядит так, словно аршин проглотила.
Воспитанница смотрела благодетельнице прямо в глаза, на ее губах порхала легкая, едва уловимая усмешка.
У генеральши упало сердце. Она поняла: эта битва проиграна.
Машина летит навстречу…
Машина летит навстречу, как в замедленной съемке. Синий «Фиат», хрупкая иноземная птица, распластавшая крылья над серой дорогой. Солнце отсвечивает в лобовом стекле и слепит глаза. Справа автобус, который нельзя было обгонять. Слева — огромные камни, сваленные вдоль серой дорожной полосы.
Удар, ослепительная беззвучная вспышка. Из белого свечения вынырнул альбинос. Редкие светлые волосы, зачесанные назад, пятнистые руки, поросшие рыжими волосами.
— Как у тебя со здоровьем, парень?
— Нормально. Только хромаю, и все.
— Учти, страховку на тебя оформлять никто не будет!
— Я понимаю.
Хмыканье. Лоснящаяся розовая кожа с бледными пятнами, черные очки, прикрывающие красные кроличьи глаза. Пачка таблеток в плотной пластиковой упаковке.
— Вот. Принимай каждый день, особенно летом, а то загнешься.
Солевые пилюли — продолговатые, белые, отвратительные на вкус. Гул десяти стиральных машин в больничной прачечной. Хромоногий стол, на котором лежат учебники английского и маленький плеер. Гора узлов с грязным бельем.
Откуда черви?..
Из скатертей ближайшего ресторанчика. Летом туристы всегда просят принести устриц и омаров. Когда скатерти доходят до прачечной, они кишат червями и ужасно воняют. Почему люди едят так неаккуратно? Почему, черт побери, они такие свиньи?!
Город выплывает из-за туманной островной дымки — громадный корабль, несущийся сквозь время и пространство. Место, где нет изгоев и каждый может осуществить свою мечту. Место, где урод может чувствовать себя нормальным человеком. (Человек, который смеется?..)
