Леонид Красовский - «В чужих погонах»
Обзор книги Леонид Красовский - «В чужих погонах»
Леонид Красовский
«В чужих погонах»
Рассказы о чекисте
Есть в городе Тайшете, что в Иркутской области, тихая улочка. Сюда, в дом, утопающий в зелени, часто приходят школьники. Летом в палисаднике, а зимой в жарко натопленной комнате усаживаются они в кружок, с благоговением рассматривают именной «маузер» и шашку.
Хозяин дома, Иван Платонович Сашин, высокий седой человек, говорит о себе неохотно. Но постепенно, разговорившись, мысленно переносится в далекие годы...
Соседи по койке
Очнувшись, он решил, что лежит навзничь на траве. Вспомнилась штыковая атака, перекошенные рты беляков... Но сколько же времени прошло с тех пор, как белогвардейский пулемет швырнул его на землю? И чье теперь поле, на котором он лежит?
Рядом послышались голоса. Иван затаил дыхание.
— Организм крепкий, жить будет.
— А эти как?
— Понемногу поправляются, товарищ комиссар...
Сердце Ивана радостно колотнулось от слов «товарищ комиссар». Он попытался приподняться, увидел спины уходящих — одну в белом халате, а другую — в кожаной куртке. Понял, что лежит вовсе не в поле, а на госпитальной койке. И снова погрузился в гудящий мрак.
Ночью услышал раздраженный голос:
— Боже мой, до чего все надоело!
— Тс-с-с, — произнес кто-то другой и добавил: — Не забывайте, что в палате тяжелораненый.
Через несколько дней Иван уже мог поворачиваться на бок.
— Где я? — спросил он, заметив на себе пристальный взгляд человека с перебинтованной головой.
Тот улыбнулся:
— В Петрограде. Остальное, надеюсь, понятно.
Виталий Сергеевич до войны работал механиком на заводе, его сосед по койке и приятель — узколицый блондин в пенсне — сельским фельдшером. Вместе воевали с немцами, дослужились до унтеров, а когда началась революция, вступили в Красную гвардию.
Томительно тянулись госпитальные дни. Еще томительнее — ночи. Частенько Иван не мог до утра сомкнуть глаз. Не раз замечал, что и его соседей одолевает бессонница. Попыхивая папиросами, они вполголоса о чем-то разговаривали. И вот однажды...
Под утро, чуть забрезжило, под окном грянул выстрел. Кто-то выругался, торопливые шаги прогремели по коридору. И тут произошло невероятное. Фельдшер проворно спрыгнул с кровати, выхватил из-под подушки пистолет и кинулся к окну.
— Куда? — остановил его властный окрик. — Назад!
Так же проворно фельдшер юркнул под одеяло.
— Нервы, — проговорил Виталий Сергеевич со злостью и добавил мягче: — Разве можно так рисковать? С вашей-то ногой... Вы видели, Ваня, что он вытворил?
Иван видел, но промолчал. Притворился спящим. Смутная догадка удержала от немедленного ответа. Ведь днем фельдшер сказал врачу, что не может вставать. А почему не сдал пистолет?
На следующий день Виталий Сергеевич весело рассказывал врачу, как фельдшер, услышав выстрелы, пытался вскочить с постели:
— Не выдержало сердце солдата. Заслышав звуки сечи, смело ринулся на врага...
Виталий Сергеевич смеялся, а глаза его пытливо буравили Ивана.
— Неужели ничего-таки не слышали?
— Я привык спать во время перестрелок, — ответил Иван. — А что произошло?
Врач, седой старик с холеной бородкой, махнул рукой:
— Ничего особенного. Один больной пытался бежать из госпиталя, а караульный поднял тревогу.
Еще через несколько дней Иван начал вставать с постели. Однажды вышел нетвердыми шагами из палаты. Врач заметил это слишком поздно, когда Иван дошел до скамейки во дворе и сел, пытаясь преодолеть головокружение.
— Кто вам разрешил? — накинулся на него старик.
— Никто, — отмахнулся Иван.
— Я доложу комиссару!
— Докладывайте.
Комиссар пришел, поскрипывая ремнями. Остановился перед скамейкой. Он был чуть постарше Ивана.
— Чего бузишь?
— Дело есть, — ответил Иван. — Ты знаешь тех, которые в моей палате лежат?
— Как и тебя.
— Не знаешь. Так вот: никакие они не раненые. Фельдшер недавно козлом скакал.
Комиссар присел на скамейку, положил ладонь Ивану на колено.
— Не врешь?
Иван покачал головой:
— У фельдшера под подушкой пистолет. У другого тоже, наверное, есть оружие.
Комиссар сдвинул фуражку на затылок.
— Проверим.
В тот же день обоих раненых перевели из палаты «в другой госпиталь». Врач-старичок тоже исчез. А потом как-то в палату к Ивану зашел незнакомый русоволосый человек и спросил:
— Ты большевик, товарищ?
— Да, — ответил Иван. — А вы кто?
Русоволосый улыбнулся:
— Че-ка. Нравится тебе это слово?
— Очень.
— Подлечишься — приходи на Гороховую. Нам нужны такие, как ты.
Иван Сашин запомнил адрес.
Чистые руки
Раны заживали медленно. С трудом Сашин добрался до станции Чернореченской, к новому месту работы.
Вечером, придя домой, в пустую, пропахшую сыростью комнату, Иван повесил шинель на гвоздик, вещмешок — в угол и, опустившись на грубую скамейку, задумался.
Неужели наступает мирная жизнь? Как-то не верилось. Слишком памятны были события последних месяцев. Разве забыть бой за Уфу, когда орудийным огнем с парохода поддерживали дивизию Чапаева? Или сражение под Архангельском, когда Иван командовал пешей разведкой и его ранило дважды? Потом, под Ямбургом, его рота попала в такой переплет... Не забыть и десятидневные бои под Курганом, где был разбит колчаковский «полк Иисуса Христа»...
А тут, говорят, председатель ревкома берет взятки. Со своих, с трудового народа...
Несмелый стук в дверь заставил его вздрогнуть.
— Входите! — крикнул Иван.
Порог переступила сухонькая пожилая женщина, повязанная цветным вылинявшим платком. Нерешительно остановилась посреди комнаты.
— Вы уж не сердитесь на дурную бабу, ежели я что не так... Вижу — приехали, начальник вроде...
— В чем дело? — спросил Иван, вставая.
— Я соседка ваша. Хозяйка избы, где живет этот... председатель ревкома. — Женщина подошла ближе, прижала руки к груди. — Помогите! Житья моего больше нету. Давеча сказал: ежели самогонки не принесу — застрелит. А где я ее возьму?..
Иван плотно надвинул на лоб фуражку.
— А ну, пойдем к твоему председателю.
Женщина испуганно заморгала.
— Нет, нет! Вы уж сами. Застрелит он меня!
— Ничего не будет, пойдем.
Дошли до ее избы. Еще со двора Иван услышал пьяную песню. Поднялся на крыльцо, распахнул дверь избы и остановился на пороге. В нос шибанул смешанный запах махорки, самогона, квашеной капусты. Посреди избы нетвердо стоял широкоплечий детина в расстегнутой гимнастерке. Всклокоченная шевелюра падала на мокрый лоб. Заметив хозяйку, которая пыталась спрятаться за спину соседа, детина гаркнул:
